После антиоранжевого митинга на Поклонной горе, 4 февраля 1011 года, чаши весов склонились не в пользу людей, планировавших государственный переворот. Поклонная показала, что расчеты Холмогорова на то, что Россия находится в состоянии «демобилизации общества на сигналы о внешней угрозе», в корне неверны. Потенциал ответа «арабскому сценарию с утратой суверенитета» в российском обществе оказался как минимум в 5 раз больше потенциала болотного «демократического балагана», если сравнивать реальную численность митингов на Болотной и на Поклонной.

Политологи в Кремле на встрече с Путиным 6 февраля 2012 г.

6 февраля Холмогоров вместе с рядом других общественных деятелей и политологов был приглашен в Кремль для беседы с Путиным. В своем блоге Холмогоров описал ее ход и в конце сделал прогноз на будущее: «Силы Болотные будут жестко нацелены на то, чтобы заставить Путина уйти. <…> После 4 марта обе стороны никуда друг от друга не денутся. Гражданское общество мощная, очень мощная сила. Но устранить Путина от власти оно весной этого года не в состоянии. Путин тоже мощный игрок, но надежды на то, что Болотная куда-то схлынет и растворится — они беспочвенны. «Они придут еще». Скорее всего, этим силам придется как-то сосуществовать вместе в одном пространстве какое-то время. И тут важно, чтобы «Болотная» не осталась миражом и не превратилась в Тяньаньмэнь. Важно, чтобы она стала системой гражданских, политических и частично правовых институтов»[223].

В этих словах так и слышится последний отчаянный вопль разгромленной Болотной с просьбой таки считаться с ней. Газете «Взгляд» Холмогоров дал интервью об этой встрече с Путиным, откуда мы также можем почерпнуть ряд важных позиций Холмогорова. О болотниках: «Для них демократия, права гражданина, солидарность по горизонтали — часть их жизни, а не управленческая помеха»[224]. Вот читаю и прямо-таки представляю себе Алексееву, Гозмана, Сванидзе… и верю, верю, верю.

«Говорить, что Путин никогда не поймет Болотную, я бы тоже не торопился. В конечном счете, для меня самого, <..> открытие демократии состоялось сравнительно недавно. И было настоящим шоком, в том числе и для тех, кто привык видеть во мне знамя просвещенного авторитаризма»[225].

Лично меня уже никакие пертурбации в убеждениях Холмогорова не удивляют. Даже если завтра он наденет чалму и объявит джихад неверным — глазом не моргну: значит, так кому-то очень надо.

Что касается принятия Путиным ультиматума Болотной по сдаче власти (то есть по «открытию демократии»), то Холмогоров после Поклонной уже советует не торопиться: «Если мне потребовался немалый умственный и нравственный труд и в каком-то смысле опыт самоотречения, чтобы понять эти вещи, то почему мы думаем, что Путин «врубится» быстрее. В конечном счете, для него это более новая идея, чем для нас». Это «нас» — тоже очень ценное замечание. Холмогоров считает себя частью единой болотной оппозиции. Оппозиции, которую «Путин не сможет, даже если захочет, уничтожить — без кровавой бойни а-ля Тяньаньмэнь». На вопрос журналиста, что надо Путину делать с болотным протестом, Холмогоров отвечает: «Ему надо дать расти, развиваться, институционализироваться, принимать долгосрочные политические формы. Фактически, это зародыш нормальной демократической и гражданской политики, которая всёрав-но рано или поздно придет на смену нынешней модели». Все помнят судьбу Координационного совета оппозиции?

«А как же «оранжевая» угроза?», — интересуется журналист. «По-моему, это некий политологически-управленческий миф, основанный на опыте давно уже провалившейся «оранжевой революции» на Украине»[226], — ответил Холмогоров.

Кстати, вдохновитель Холмогорова на написание трудов о национализме Глеб Павловский также очевидным образом играл за болотную часть Кремля. Так, памятны его заявления, в которых он утверждал, что антиоранжевый протест Поклонной, во главе которого стоял Кургинян, — это «избирательная кампания штаба Путина»[227]. Причем в отличие от собственной кампании Путина «по-своему выдержанной, стройной, неплохой» «истерично-патриотичная» кампания Кургиняна — «это кампания страха, им не удается изобразить кампанию страха, ее можно проводить, когда есть причина для страха, или вы можете хотя бы убедительно обмануть избирателя. Обмануть, в общем, не удается штабу». Павловский даже предупреждает Путина и его группы поддержки: «Очень опасно в финале кампании менять концепцию, менять имидж, потому что можно напугать колеблющихся сторонников и не привлечь никого дополнительно»[228].

В этих заявлениях «болотного аналитика» прекрасно видна попытка вбить антиоранжевый протест во власть, в проект Кремля, тем самым лишить его главной силы — потенциала альтернативного болотному центра гражданской активности. Вспомните, что и все другие болотники занимались именно этим — пытались найти кремлевские деньги у Кургиняна и других лидеров Поклонной. Второй заход Павловского не менее опасен. Он пытается убедить Путина в том, что антиоранжевый центр гражданской активности вреден избирательной кампании Путина, а значит, его следует если не подавить, то хотя бы попытаться парализовать самой же власти.

Как мы убедились, Холмогоров и его кремлевский друг Павловский активно действовали на стороне Болотной. Но вот когда болотники окончательно выдохлись, и на очередной митинг 10 марта вышло уже всего несколько тысяч человек, Холмогоров вдруг прозрел. Оказалось, что движения Рыжкова, Немцова и Касьянова — это «парад либеральных маргиналов», а «лидеры несистемной оппозиции, по большей части, нерусские. И эта космополитическая, либеральная, антиправославная, антитрадиционная, антинародная составляющая протестного движения одержала безусловную победу внутри его рядов. <…> Дальше поддерживать либеральное протестное движение националистам — значит, просто подпирать собою фигуры Рыжкова, Немцова, Собчак»[229]. Как будто националисты вместе с Холмогоровым занимались чем-то другим, кроме как подпирали собой этих «нерусских» «либеральных маргиналов», в т. ч. и «истинно русского националиста» Павловского. И куда вдруг подевалась общая для «нас» идея неизбежной «демократизации» пусть даже и «балаганной»?

Итак, на основании вышеизложенных фактов, собранных только из открытых источников, мы вполне имеем право утверждать, что Егор Холмогоров — участник большой игры вокруг антифашистского сопротивления Новороссии, целью которой, я напомню, была организация государственного переворота с помощью «патриотического майдана». Переворота, который бы обосновывался «предательским сливом Новороссии» и необходимостью замены Путина на кого-то более раскрученного и легендарного. Причем Холмогоров, как мы убедились, — весьма несамостоятельная фигура, управляемая теми властными группами, которые уже пытались организовать оранжевый переворот зимой 1011 года. Управляемая настолько, что он готов говорить сегодня одно, а завтра — прямо противоположное, сначала объявлять человека святым, а потом — проклинать его последними словами, называть людей «сумасшедшими», враждебными русской национальной идее, но вскоре стоять с ними сцене и кидаться на тех, для кого идеи власовства, как и для самого Холмогорова годичной давности, абсолютно неприемлемы. Великолепная иллюстрация проекта «Постмодерн» в политике!

Это — одутловатость прикованного к постели больного… В этом состоянии можно громко возмущаться, заламывать руки, лить слезы, браниться, молиться и призывать громы небесные, но невозможно воспарить — брюхо не пустит