Еще на столе лежал листок, безжалостно выдранный из моей записной книжки, а на нем был обещанный домовым список.
Ого! Обои на мой вкус, клей, побелка, доски… ну точно, маленький хозяин не вынес ужаса местного существования и замахнулся на полноценный ремонт. Только… Я не уверена, что мы тут надолго задержимся. Пока что деревянный свисток лежит у меня под подушкой, но, мне кажется, очень скоро он снова окажется в чемодане.
* * *
До позднего вечера я разбирала и ставила на стеллаж книги, заодно делая пометки и закладки. Даже если готовить новый курс для студентов я начну только завтра, думать о нем уже сегодня мне никто не запретит. В общем, так увлеклась, что пропустила ужин.
Я не привыкла ложиться спать голодной и решила поужинать остатками обеда, благо порции были рассчитаны не на девушку — малоежку, а на здоровых мужиков вроде того же ректора или Конрада. Заметив такое дело, Пин снова вылез и заявил, что не стоит есть эту отраву. Есть хлеб, сахар и чай, хватит на сегодня. Спорить с домовым я не стала. Ему лучше знать.
Когда же я стала стелить постель, вздыхая по оставшемуся в Элидиане одеялу, он вылез и спросил:
— Хозяйка, тебя обидели?
— Нет, с чего ты взял?
— Мет сказал, домовой госпожи Лауры.
Не знаю, кто такая госпожа Лаура, но скорее всего ведьма. Это их домовые считают не хозяйками, а госпожами.
Оказалось, я угадала. Госпожа Лаура оказалась главной целительницей и, естественно, ведьмой. Как она могла узнать, что эти придурки пьяные меня обидели, я так и не поняла. Предположим, в окно видела, как я из административного корпуса выбегала… ну и что? Может вспомнила, что дома горячий утюг оставила.
Задала этот вопрос Пину. Он как‑то весь скрючился, а затем робко спросил:
— Хозяйка, ты никому не скажешь?
— Никому, чем хочешь поклянусь…
Кому я что могу сказать, если никого тут не знаю и никому не доверяю? Мой домовой успокоился и сообщил:
— Это наш самый большой секрет. Вообще‑то ведьма может велеть своему домовому узнать, что происходило в доме…. А домовые могут спросить у вещей.
Спросить у вещей? Здорово. Маги так сделать не способны. У домовых какая‑то своя, особая магия.
— Но административный корпус…
Пин посмотрел на меня своими глазками — бусинками как на тупую корову.
— Хозяйка, вся школа — один дом. Если ты хочешь узнать, что те, кто тебя обидел, сказали, когда ты ушла, я могу тебе показать… Но… Ведьма может мне приказать, а ты…
— Дай угадаю. Вежливо попросить?
Пин радостно закивал, так, что, казалось, у него сейчас голова оторвется.
— И чем‑нибудь вкусненьким угостить.
Ага, а у меня пустой хлеб и чай. Есть, правда, баночка варенья, Соль с собой положила… Но мне оно самой нужно.
— Тогда давай до завтра. Завтра я съезжу в город и привезу всяких припасов. А чего бы ты хотел в качестве вкусненького?
Пин запрыгал на месте и весело захлопал в ладошки.
— Сливочную тянучку. Обожаю сливочные тянучки. И леденец на палочке.
* * *
С закупками пришлось повременить.
Утром я открыла глаза и сразу же в ужасе их закрыла. Решила, что спятила на нервной почве или в связи с отсутствием личной жизни у меня эротические видения начались…
Посудите сами: прямо в спальне напротив моей постели на табуретке устроился ректор. Не такой, как вчера: элегантный, подтянутый, чисто выбритый и, как я и полагала, восхитительно красивый. Сидел и глазел на меня спящую.
Он заметил, что я уже не сплю, потому что сказал:
— Дорогая, хватит прикидываться спящей. Я тут уже полчаса жду твоего пробуждения.
Значит все‑таки не сон и не галлюцинация. Я натянула одеяло повыше и раскрыла глаза пошире. Он только того и ждал.
— Отлично. Как тебя там, Марта? Я пришел извиниться и поговорить.
Сидит, зараза, и пялится на меня в постели и улыбается. Хорошо, что я ночную рубашку надеть догадалась, а под утро стало прохладно и я натянула одеяло на себя. Не хватало еще, чтобы он на мою голую задницу любовался с той же наглой улыбочкой.
Он меня что, смутит вздумал? Знаю я этот фокус. Вопрется такой и будет на тебя глазеть, а ты будешь бояться из‑под одеяла вылезти. Будь я чуть помоложе или невинной девушкой, сейчас уже дала бы слабину и согласилась на что угодно, лишь бы этот тип ушел и дал мне привести себя в надлежащий вид. Но если он на это рассчитывал, то просчитался. Если сразу не уйдет, встану и вытолкаю за дверь. Но пока попробую убедить по — хорошему.
— Господин ар Арвиль, вам никто никогда не говорил, что врываться в спальню к малознакомым девушкам неприлично? Если хотите поговорить, выйдите из моей спальни и подождите меня в гостиной.
Гад не тронулся с места, только нахально усмехнулся.
— Конрад говорил, что в тебя, детка, отсутствует инстинкт самосохранения, но я не верил. А теперь убедился, что он прав. Ты меня совсем не боишься?
Я распахнула глаза пошире и выдала самую ядовитую улыбку, на какую была способна.
— А должна?
Тут уже он смутился.
— Я все же ректор, значит, твой начальник. Если этого мало, я еще и маг неслабый. В прошлом боевой. Ну как?
Я села на кровати и пожала плечами.
— Не очень. Убивать вы меня не будете, самому дороже встанет. А начальник… Когда я выйду на работу, тогда это будет верное высказывание. А пока… В моей спальне я главная.
— Вот как! Ну что же, госпожа Марта, не припомню фамилии, я, пожалуй, подожду в гостиной. Только собирайтесь поскорее, не заставляйте ждать.
Он поднялся и вышел. Из‑под кровати показался Пин и зашептал:
— Хозяйка, хозяйка, иди в ванную. Я тебе там все приготовил.
Действительно, в ванной меня ждало белье и платье. Пин не только выгладил и разложил мою одежду, но и ванну налил. Я быстро ополоснулась, оделась, разобрала руками ставшие влажными волосы (с моими бешеными кудрями их расческой только в облако и превратишь), но скручивать их на затылке не стала, пусть хоть просохнут немного. Нелепо буду выглядеть перед ректором? Плевать. Мне так и так здесь не рады, так зачем стараться?
В гостиной меня ждал ректор. Сидел на стуле и болтал ногой, одновременно выстукивая пальцами на столе какой‑то замысловатый ритм. Увидел меня и оживился:
— Марта…э — эээ…?
— Аспен. Марта Аспен. Хотите, я вам на бумажке напишу?
— Не надо, я запомню. Просто не расслышал в первый раз. А мое имя тебе, как я понимаю, известно.
— Конечно, в контракте черным по белому написано: Рихард ар Арвиль.
— Хотел уточнить. Ты сказала Конраду, что не имешь и грана магии. Это верно?
— Абсолютно.
Он картинным жестом воздел руки к потолку и завел глаза туда же:
— Так это правда, что ты не ведьма? Боги, за что мне это?
— Может, за все хорошее? — поинтересовалась я.
Два года преподавательской деятельности даже из робкой девочки сделают бойкую особу, способную отбрить в любой момент. А я была нудной, упертой, какой угодно, но не робкой. Так что за словом в карман не лезла никогда. Мой вопрос пришелся к месту, ректор тут же перестал ломать комедию и воззрился на меня.
— Где вас, таких язв, делают?
— Наверное, там же, где и великих магов: мамы родят. И давайте уже прекращать балаган. Вы пришли ко мне поговорить, господин ар Арвиль, так говорите, я вас слушаю. Извините, угостить пока ничем не могу, так что придется беседовать без чая с ватрушками.
Он, видно, спланировал наш разговор заранее, а я ему все поломала. Не дала разыграть выгодную для него пьесу. Заготовок на такой случай он не делал, понадеялся на авось, и теперь лихорадочно думал, как со мной себя вести. Надо сказать, внешность ректор имел в высшей степени выразительную. Сейчас все его мысли можно было прочитать на лбу крупными буквами. Как обвести эту несносную девку вокруг пальца? Что ей соврать? Или лучше сказать правду и гори оно синим огнем? Так сидел он минуты две, продолжая постукивать по столу костяшками пальцев.