Великий князь приезжал позже. Коли он встречал лодку жены, то отправлялся вместе с ней охотиться, коли нет, то каждый из них ездил и охотился порознь. Обычно к десяти часам Екатерина возвращалась и одевалась к обеду. После обеда она отдыхала, а вечером надобно было присутствовать на концерте Великого князя. Изредка катались верхом. Конечно же, основным занятием Великой княгини было чтение. Сей весной в Ораниенбауме она успела прочитать весьма заинтересовавшие ее повествования под названием «Жизнь Генриха IV» Перефикса и «Записки» Брантома, которые очень ее позабавили. С увлечением прочла она и богатую любовными приключениями историю жизни королевы Иоанны Неаполитанской, которая жила почти четыреста лет назад, и по чьему приказу был задушен ее муж, носивший русское имя Андрей, Андрей Венгерский.

Осенью двор вернулся в Санкт-Петербург. К зиме же императрица пожелала ехать в Москву. Камер-фрау Крузе решила, что Екатерине Алексеевне необходимо прибавить белья для сей поездки. Она полагала, оное занятие будет интересно Великой княгине. Распорядившись кроить белье в ее комнате, она намеревалась вместе с ней выяснить, колико может выйти рубашек из куска полотна. За раскроем ткани застала их гофмейстерина и, судя по всему, оное ей не понравилось. Чоглокова, пребывавшая в самом дурном расположении духа с тех пор, как открылась измена мужа, рвала и метала, все ее раздражало, все было ей не по душе. Неизвестно, что она поведала императрице, токмо на следующий же день государыня Елизавета Петровна сообщила Великой княгине об увольнении камер-фрау Крузе и назначении на ее место некой Владиславовой Прасковьи Никитичны. Екатерина поинтересовалась у своего камердинера Тимофея Евреинова о новой камер-фрау. Он отозвался о ней вполне положительно, но советовал ей не очень-то доверяться.

Владиславова оказалась женщиной высокого роста, с умным приятным лицом и хорошими манерами.

В начале зимы при императорском дворе неожиданно объявилась принцесса Курляндская. Великий князь Петр Федорович рассказал жене, что та – дочь знаменитого фаворита покойной императрицы Анны Иоанновны, опального герцога Эрнста Бирона. Через некоторое время Екатерина заметила какую-то особливую привязанность своего супруга к горбатенькой принцессе. Она решила узнать подробнее о семействе Биронов у своей всезнающей камер-фрау Владиславововой.

– А что, Никитична, помнишь барона Бирона? – вопрошала Екатерина Алексеевна.

– Как такого не помнить? – ответствовала Никитична. – Мне было лет семь-восемь, и все плевались в сторону его имени.

– Говорят, он был влюблен в нашу государыню Елизавету…

– Так и было. Недаром же она его пожалела, вызволив из Сибири, куда отправила его Анна Леопольдовна. Сослали-то его не куда-нибудь, а в Березово. Туда еще раньше сам Светлейший князь Меньшиков с семьей был сослан. Теперь же Бирон живет рядом со столицей.

– В самом деле? Я проведала, что дочь Бирона на днях прибыла из Ярославля, где теперь живет их семья. Она сбежала от них.

– Сбежала? – Владиславова удивленно расширила глаза. – Что, так плохо ей жилось?

– Сказывает, мол, ее отец и мать и два брата не очень ее любили и постоянно дурно с ней обращались.

– Видела ее намедни. Удивилась, что такая маленькая – видать, из-за того, что горбатенькая.

– Да… Но, надобно сказать, глаза у нее очень красивые, – отметила Екатерина.

– Уж не красивше ваших, – сказала, выразительно взглянув на нее, Никитична. – Как она сумела сюда добраться? Одна?

– Привезла ее жена ярославского воеводы, которая представила ее Шуваловой Марии Егоровне.

– А та уж, надобно полагать, сообщила о ней самой государыне Елизавете Петровне.

Екатерина сделала насмешливую гримасу.

– И бегство принцессы Курляндской из родительского дома та объяснила преследованиями, которые она терпела от родителей за то, что выразила желание перейти в православие.

– Вот как! Да, она же не православная, я и забыла…

– Представь себе, сказывают, будто императрица сама хочет стать ее крестной матерью.

Владиславова перестала складывать вещи Екатерины. Широко распахнув глаза, она с интересом посмотрела на свою хозяйку.

– Вот так чудеса! Сама императрица, надо же! Как так она смогла завоевать сердце государыни?

– Не знаю. Но, кажется, намедни, пятого декабря государыня сделала ее своей фрейлиной, она уже получила шифр. Да и Великий князь, я замечаю, подпадает под ее влияние.

Владиславова, принявшаяся было снова за дело, паки остановилась.

– Так-так-так, – сказала она задумчиво. – Ну, неудивительно: чем безобразнее предмет, тем ему он более притягателен. Все здесь, матушка, заметили, что Великий князь Петр Федорович предпочитает некрасивых девиц.

– Сия принцесса Курляндская, – заметила Екатерина, – должно быть, вовсе неглупа в свои двадцать пять лет. Я, Никитична, проследила за ее поведением. Она на удивление вкрадчива, и ум ее заставляет забыть, что у нее есть что-то неприятное в наружности – особенно когда она сидит. Принцесса говорит каждому токмо то, что тому приятно. Кроме того, я думаю, она имеет в глазах Великого князя немаловажное достоинство: она своего рода иностранная принцесса, следовательно, они разговаривают токмо по-немецки. Сие придает ей прелести в его глазах.

– Ах ты, Боже мой, прелестница! – съехидничала Никитична и положила руки в боки.

– Кстати, – вспомнила Екатерина, – в городе говорят, что она уже получила предложение от Петра Салтыкова.

Владиславова осуждающе покачала головой.

– Смотрите, какая скорая!

Екатерина, весело глянув на Никитичну, с долей иронии дополнила:

– Пусть Петр Салтыков и происходит из старинного рода, но сам дурен собой, я видела его: курнос, с вечно открытым ртом.

Великая княгиня пожала плечами.

– Но ведь и она не без изъяна. Между прочим, представь себе, какую картину видела я намедни… – начала Екатерина Алексеевна таким наигранно-трагическим тоном, что Никитична развела руками.

– Не пугайте меня, матушка. Чаю, ничего страшного?

Великая княгиня грустно рассмеялась.

– Обычное дело. Представь, во время обеда мой дорогой муж послал ей со своего стола свои любимые блюда.

– Да… Не было печали, да черти накачали, – покачала головой Никитична. – Чем же все закончится? – встревоженно посмотрела она на Екатерину.

Екатерина Алексеевна намеренно безразлично махнула рукой.

– Подобное увлечение у моего супруга не первое и не последнее. Посмотрим.

Посланник Фридриха, друг и советник матери Великой княгини, барон Аксель Мардефельд, прослуживши четверть века при русском дворе, был принужден уехать из России еще три года назад. Екатерине нравился сей умный и обходительный немец-дипломат. Сказанные им на прощанье слова о том, что она обязательно будет царствовать и вернет расположение России к Пруссии, прочно засели у нее в голове. Что ж, жизнь покажет… А пока из всей плеяды немцев, имевших доступ к императрице Елизавете, остался на своем месте токмо небезызвестный доктор Иван Иванович Лесток, коему императрица безусловно доверяла. Медикус Лесток в свое время оказался чуть ли не наипервейшим лицом в возведении дочери Петра Великого на престол: через него велись переговоры с французом Жаком де ла Шетарди и шведским посланником Эриком Нольккеном, он руководил действиями Елизаветы и влиял на приближенных цесаревны. По восшествии Елизаветы на престол Лесток стал одним из самых близких к ней лиц и пользовался большим влиянием на государственные дела. Вице-канцлер Бестужев, зная, какую роль удалось сыграть оному человеку при восшествии на трон дщери Великого Петра, первое время поддерживал с ним дружеские отношения. Позже между ними возникла вражда из-за явного пристрастия Лестока к Франции, от коей он тайно получал пенсию в пятнадцать тысяч ливров, и к Пруссии, откуда денег он от скупого Фридриха не получал, но по ходатайству коего император Карл Седьмой даровал Лестоку графское достоинство. Когда в 1745 году Бестужеву удалось перехватить тайную переписку Лестока и Шетарди, то последний в двадцать четыре часа был выслан из России, а медикус Лесток лишился прежнего влияния на императрицу, но из ее окружения его не удалили. Прошло еще два года. В ноябре вся столица вновь заговорила о Лестоке, директоре Медицинской канцелярии Ея Императорского Величества: после смерти супруги, скончавшейся пять лет назад, он наконец собрался жениться. Его избранницей стала красавица Мария Аврора фон Менгден, сестра Юлии Менгден, – любимицы бывшей императрицы Анны Леопольдовны.