— У нас Новый год пройдёт веселее, чем в театре!
— Да упаси бог, чтобы как в театре... — пробурчал Павел, стоя на карачках и поддувая в железную печь. Огонь ярко пыхнул и побежал по берёзовым брёвнам. — Никаких драк, понял?
Но Гоша оказался прав: получилось весело. Сначала парились по очереди — то девочки, то мальчики, а потом Жанна напросилась в пару к Павлу и рассказала, что у неё задержка, а будущий отец позорно слился. Павел чуть с полки не упал:
— А ты шампанское хлещешь, дура!
Божучка созналась, что задержке один день, а тест она ещё не делала, — хотя у неё есть с собой, — поэтому имеет полное право выпить немножко, провожая и старый год, и свою гетеросексуальную любовь — надо же им было в один день закончиться! Павел утешал, как умел, и тоже провожал Божучкину любовь полусухим шампанским. В кои-то веки хороший мужик попался, жаль, что сволочь. Очень сильно соскучившийся за полчаса разлуки Гоша также захотел попариться наедине с хозяином дачи. Он ничего не рассказывал — всю дорогу мужественно молчал и только в конце не выдержал и разразился неприличными воплями. Но к тому времени в домике на полную мощь работал телевизор, так что можно было обстонаться и обораться, никто бы не услышал. А близнецы Кузины поразили Павла в самое сердце. Никогда — ни до этого вечера, ни после, — он не встречал таких милых, вежливых и благовоспитанных молодых людей. Он ломал голову, наблюдая, как влюблённо они ухаживают за волоокой Машей, пока не догадался спросить у Жанны:
— Так чья она подруга? Не общая же?
— Это сложный случай, Пашечка! Мне кажется, ей нравится трахаться с обоими. И как женщина я её понимаю, да! И пускай! Рядом с ней они в людей превращаются — посмотри, какие миленькие хорошенькие мальчики!
Пока напарились и навалялись голыми в снегу, пока расплели и вымыли Машины волосы, а потом кое-как просушили и обратно заплели в нескончаемую косу, пришло время садиться за стол, щедро заставленный салатами, пирогами и бабушкиной бужениной. Павел сказал первый тост за уходящий год. Как бы оно ни повернулось дальше, но этот год он не забудет никогда. Считай, начало новой жизни. Обнуление всего. Божучка тоже сказала. За любовь, которая приходит, когда её не ждёшь, и которая уходит... когда, сука, опять этого не ждёшь. Гоша поднял бокал за то, что наконец потерял девственность. Нет, он не так на самом деле сказал, и имел в виду немного другое, но все поняли правильно. Близнецы Кузины выпили за то, что окончили хореографическое училище, из которого дважды убегали, но мама верила в их талант и возвращала обратно, и в итоге она оказалась права. Одна Маша ничего не говорила. Она вообще открывала рот только чтобы выпить чего-нибудь или съесть. Играла ямочками на круглых щеках и затягивала мужчин в туманные омуты своих сумрачных глаз. Павел понимал Кузиных. Он чувствовал в них извечную мужскую потребность упасть и утонуть в женском — влажном и прохладном. Инь и ян, две космические силы, два полюса, соединённые великим естественным притяжением. Потом Павел посмотрел на Гошу и вспыхнул от осознания своего непреодолимого влечения к ян — тёплому мужскому началу, чистому и ясному. Ян и ян — два горошка на одну ложку. И неважно, что один скоро укатится на другую сторону Земли.
Один, два! Все встали под бой курантов, отсчитывая вслух истекающие секунды. Пять, шесть! Павел разлил пенное шампанское по бокалам: — «Ну что, друзья, с Новым Годом?» Одиннадцать! Двенадцать! Пить до дна! С Новым годом! С новым счастьем! Закричали, выскочили на улицу с хлопушками и фейерверками. Запускали ракеты и визжали как дети, даже Божучка развеселилась. Замёрзли от радостной и бестолковой беготни по сугробам, хотя не холодно было. Когда все ушли доедать салаты, Павел присел на крыльце, закурил и опрокинул лицо в ночное небо. Какие яркие и близкие звёзды. Сердце Павла, больше не скованное страхом и виной, стучало сильно и ровно. Способно ли оно вместить это небо и звезды — способно. Способно ли на дружбу и простое человеческое тепло — конечно. Способно на любовь — да. На жертву во имя любви — без сомнения.
За калиткой остановилась старая иномарка и направила фары на крыльцо. Павел прикрыл глаза от ослепляющего света и подошёл ближе. Увидел Мишу Мещерякова и незнакомого мужика.
— Пал Петрович! А мы вас целый час ищем! Такое запутанное садоводство, прямо лабиринт Минотавра! — пожаловался нетрезвый Миша.
— К тому же нерасчищенный, — добавил трезвый мужик за рулём. — Я его друг, мы ищем Жанну Божук.
— Пойдёмте в дом. Вы, наверное, Новый год пропустили?
— Почему? Он не пропустил, — кивнул трезвый на своего пьяного друга.
Новых гостей встретили криками радости. Жанна зарделась как юная девушка и позволила Мише принести искренние извинения за разовое проявление мужского сволочизма. Простила его под бурные аплодисменты и крики «Горько!» Мишу и его товарища усадили за стол — как же, люди Новый год, считай, прозевали, бороздя заснеженные просторы дачного массива. Хорошо, увидели салют и догадались, куда ехать. На стол снова были выставлены пироги, буженина и оливье, снова захлопали пробки. Рома, Тёма и Маша танцевали под хиты девяностых, и все трое выглядели абсолютно счастливыми. Павел, толком не спавший несколько ночей, пожелал гостям спокойной ночи и весёлого Нового года, и утащил Гошу в маленькую спальню.
Надеясь, что гости сами придумают, как разместиться в большой протопленной комнате, где ещё шумело праздничное застолье, Павел занял холодную спаленку с двумя узкими кроватями. Легли с Гошей на одну — не раздеваясь, крепко обнявшись и накрывшись одеялом с головой. Ничего не помешало им заснуть — ни танцы за стенкой, ни запуск новой партии космических ракет. Дышали одним на двоих воздухом, как делили одну на двоих любовь.
Проснулся Павел от солнца, бьющего прямо в глаз. Закрылся рукой, потянулся и зевнул. Если солнце так высоко, значит, уже за полдень. В доме пахло дровами, мандаринами и мясом. Настоящее первое января. Павел потрепал кудрявую голову, пристроившуюся на плече. Гоша что-то промычал и потрепал в более интересном месте. Павел затащил его на себя, раздвигая ноги и расслабленно наслаждаясь приятной тяжестью и лениво-сонным ёрзаньем Гоши.
— Мужики, чем это вы занимаетесь?
С соседней кровати на них спросонья пялился вчерашний трезвый мужик, Мещеряковский друг. Наверное, ночью присоседился. Гоша попробовал сползти с Павла, но быстро не вышло. Павел обнял его и спросил у мужика:
— А на что похоже?
— Трахаетесь, что ли?
