— Вы думаете, он причастен? — перебил Павел.

— Думаю, да. Он избил жертву за три часа до убийства. У него нет алиби на время убийства. Он отказывается давать показания. И вы наняли меня — не самого плохого и не самого дешёвого адвоката по уголовным делам. Разве у меня нет оснований думать, что Георгий Баранов причастен к убийству?

— У него есть алиби, просто он молчит, чтобы не подставить человека, с которым провёл ночь.

— То есть, вас? — Шульгин легко улыбнулся одной стороной узкого длинного рта.

— Это так очевидно?

— Мне — более чем. Давайте позавтракаем, или уже пообедаем этими вкусными бутербродами с лососем и огурцом, а потом вы мне всё расскажете.

      Рассказ Павла не занял много времени. Шульгин жевал бутерброды, прихлёбывая горячий чай с лимоном, и в нужных местах кивал головой. И эти кивки были такими своевременными и ободряющими, что Павел откровенно выложил всю историю своих отношений с Гошей. Закончил спокойно:

— Придётся рассказать Зырянову о том, что Гоша был со мной. Не вижу другого варианта. Гошу нужно вытаскивать из изолятора, тем более, если там бардак. Он уже сутки сидит.

— Ну, Зырянов обещал, что если вы дадите показания, он переведёт Баранова в нормальную камеру, без наркоманов и отморозков. Он сдержал обещание — при мне распорядился. Я сегодня ещё съезжу туда, лично проверю. Отвезу одеяла и тёплую одежду.

— Зачем? Нужно поехать в ГУВД и рассказать Зырянову правду. А потом забрать Гошу из ИВС.

— Вы понимаете, что такую правду удержать в секрете не получится? Вы ведь не открытый гомосексуалист? Кто о вас знает?

— Жанна Божук, начальница осветительного цеха в театре — мы близко дружим. Мать и бабушка Баранова — догадываются. Крошин Виктор Сергеевич, мой тесть.

— Ого! Это тот, который депутат?

— Да. Он знает. Я уверен, он следил за мной. Кстати, он может подтвердить, что я ночевал у Баранова в ночь убийства — семейные обстоятельства сложились так, что он оказался в курсе.

— Вы заинтересованы в том, чтобы правда о вашем образе жизни не стала достоянием широкой общественности?

— Разумеется. Это разрушит всю мою жизнь. Абсолютно всю. — Павел начал тереть глаза. Прошлая ночь, когда он не мог заснуть, перебирая в памяти события последних дней, давала о себе знать усталостью и тупой головной болью. — Я не готов потерять всё, но не вижу другого способа помочь Гоше...

— Есть другой способ, — спокойно и уверенно сказал Шульгин.

— Какой?

— Найти настоящего убийцу. Причём, быстро, пока ваш юный любовник готов жертвовать собой ради сохранения вашей тайны.

— Он не признается, что провёл ту ночь со мной, даже если его будут пытать. Я же с него клятву взял! — вдруг вспомнил Павел. — Господи, Гоша...

  8. Баранов как Шахерезада

      Овчинников и Шульгин выработали план действий. Адвокат планировал собрать с бабушкой Баранова необходимые вещи — одеяла, продукты, сигареты, — и отвезти их в изолятор. А также поговорить с Барановым: объяснить ему, что нужно потерпеть два-три дня, в течение которых полиция и другие заинтересованные лица смогут найти настоящего убийцу. Если за это время убийца не будет найден, то Овчинников откроет и подтвердит алиби Баранова. На этом условии настоял Павел. Каждый лишний день Гошиного заключения добавлял ему седых волос. От мысли, что кроткий и простодушный Гоша сидит в одной камере с насильниками, ворами и убийцами, ему становилось дурно. Тюрьма была самым страшным его сном: Павел хорошо знал, что может случиться в тюрьме с мужчиной нетривиальной ориентации. По этому поводу адвокат тоже обещал проинструктировать Гошу. С тяжёлым сердцем Павел согласился на всю эту затею — и только потому, что Шульгин аргументированно убедил его в том, что такие убийства часто раскрываются по горячим следам. Надо только немного подождать и помочь расследованию. То, что свидетели не расскажут следователю, они вполне могут выболтать такому хорошо знакомому и примелькавшемуся в театре человеку, как Овчинников. Завтра, двадцать девятого декабря, в холле театра будет выставлен гроб для прощания с Эдуардом Первушиным. Соберётся много людей, нельзя упустить шанс выяснить правду.

— Если хотите, я могу что-нибудь передать Баранову. На словах, потому что письма запрещены, — сказал Шульгин.

— Передайте ему, что я... — Павел вздохнул и замолчал. Передать, что он сделает всё, чтобы вытащить Гошу из тюрьмы? Но он мог ещё утром рассказать следователю, что подозреваемый всю ночь сладко сопел в собственной кровати, понятия не имея, что Первушин звонит ему и пишет сообщения. — Я не знаю. Не надо ничего передавать.

      Павел поехал на работу. В последнее время он пренебрегал служебными обязанностями и теперь собирался подчистить хвосты и дать указания помощникам, чтобы освободиться от дел на завтрашний день. А потом — выходные и новогодние праздники. Когда он разобрался с накопившимися бумагами и спустился в экономический отдел, чтобы провести небольшое совещание и поздравить сотрудников с наступающим, позвонила Кристина. Павел вспомнил, что они должны были встретиться в Бульдоге. Он отошёл к окну, украшенному вырезанными из салфеток снежинками, и негромко сказал:

— Крис, извини, я не смог вырваться. У тебя что-то срочное? По телефону нельзя решить?

— Паша, нельзя такие вещи по телефону. Когда ты сможешь? Сейчас везде забито — праздники, корпоративы. Знаешь в центре кафе, где булочки с корицей пекут? Я около восьми вечера смогу подъехать. Нам очень нужно поговорить.

— Ладно, я постараюсь. Давай.

      Он выбрал самый дальний столик и сел спиной ко входу — Кристина его найдёт, а другие не обратят внимания. Ему не хотелось светиться с самой красивой в городе проституткой в таком популярном месте, но отказать девушке не мог. Заказал двойной эспрессо и манговый коктейль для Крис. Она пришла ровно в восемь. Ещё ослепительнее, чем ему помнилось. Светлые пряди беспорядочно рассыпались по роскошной шубке, в ушах качались крупные камешки на цепочке. Баснословно дорогую сумочку она небрежно шмякнула на стол.