Председатель ученого совета спросил: доктором каких — биологических или сельскохозяйственных — наук видит себя ученый: возможно и то, и другое — работы тянут не на одну диссертацию. Юсуфбеков ответил: только сельскохозяйственных.
За научными формулировками стояла четкая жизненная линия:
«Ввел систему реконструкции растительного мира Западного Памира», «Предложил и доказал возможность залужения пустынных пастбищ», «Разработал систему улучшения пастбищ и сенокосов всего Памира и Алайской долины», «В десять раз увеличил коллекцию Ботанического сада».
Это совершено не многоопытным стариком — кандидатскую защищал комсомолец, член Горно-Бадахшанского обкома ЛКСМТ. Доктором наук, членом-корреспондентом Академии наук Таджикистана он стал в возрасте, когда о нем говорили «молодой ученый», академиком — в 44 года.
…Горд и неприступен Памир. Недаром Подножием смерти именовали его жители Гиндукуша и соседней нагорной Азии. Даже птица не долетит до его вершин, даже кутас не всегда подымется за их снежную черту, ну а человек… Что может он? Не по силам слабому человеку состязаться с грозной стихией.
А люди на памирских плато жили издревле. Жили на пределе возможностей, в условиях, которые теперь принято называть экстремальными. В холоде, при недостатке трети кислорода, при сахарской сухости, когда даже снег испаряется, не успев согреть землю, — это на Восточном Памире. В недоступных горах, лишенные земли и скотины, в разреженном воздухе, отрезанные от всего мира, — это на Западном.
Но люди приспосабливались, как все живое: растения, звери. Они пасли овец и кутасов в горных пустынях, передавая маршруты пастушеских троп из поколения к поколению, от стариков к молодым. Лечились травами, горной смолой — от кишлака к кишлаку, от юрты к юрте рассказывали о чудесах исцеления и называли горные хребты, долины, где это произошло. Горцы западного Бадахшана знали дивные сады в расщелинах с плодами крупными, сладкими, яркими, словно вырастили их высокоученые садовники, только добраться до них мог не каждый.
Кочевникам Востока была хорошо знакома чудо-колючка терескен. Только, не помышляя о заготовке сена впрок, в суровые зимы, когда скот погибал от голода, они топили ею юрты. И они не были совсем знакомы с земледелием.
Дехкане же с гор вдоль Пянджа умели получить просо, горох, ячмень на малюсеньких грядках, землю для которых носили в корзинах прямо в поднебесье, куда не залетал орел и не забегал козел-нахчир. Но не пробовали они вплоть до 40-х годов двадцатого века овощей.
Не умели горцы вступать в схватки с песками, осыпями, камнепадами, целиком отдавая себя на милость природы, помня, что так было на Памире во все времена.
Но пришли в горы сильные люди, и зазвучало новое слово — «реконструкция». Пришельцы захотели подчинить себе Памир, они сказали: да, почвы в горах каменистые, но они пригодны для посевов: конечно, галечники, скалы и осыпи не очень удобны, но их можно засадить лесами, а склоны западных гор — садами, на восточных плато засеять новые пастбища, в высокогорные пустыни выгонять на зиму кутасов и овец. Они вспомнили венецианского путешественника Марко Поло: «Лучшие в свете пастбища тут, самая худая скотина разжиреет в десять дней» — и запретили согревать жилища терескеном. Питательная колючка не должна вырубаться: один кустик на высоте живет 300 лет и выкормит несколько поколений животных.
Эти люди стали выращивать овощи и лучшие из них передавать для посадки создающимся колхозам. Так на Крышу мира, в дикую страну ПО-МИ-ЛО, пришла наука. Это был подвиг, подвиг спустя всего лишь полтора-два десятилетия, после того, как «в пору цветения урюка» дошла в сплошь неграмотные горные кишлаки весть о революции.
…В пионеры советской естественной науки на Памире Юсуфбеков не успел. Когда П. А. Баранова, Р. Я. Перлов, И. А. Райкова приступили к первым опытам освоения высокогорий Памира под земледелие, он не мог о них даже слышать. Когда А. В. Гурский, имя которого носит сегодня Ботанический высокогорный сад, у подножья Висхарва начал первые посадки, Худоер Юсуфбеков был еще мальчишкой. За чисто символическую плату помогал он копать арыки, рыхлить землю, да и просто готовил чай директору еще не существующего сада.
Немало лет должно было пройти, пока Худоер Юсуфбеков познакомится с этими людьми, с их практическими опытами и научными системами, продолжит их дело, работая на заложенной ими биологической станции, в Ботаническом саду — впоследствии их объединят в Памирский биологический институт, и Худоер станет его первым директором.
От мальчишки-пастушонка из ущелья Дармарахт, что разыскивал своим козам и овцам малюсенькие пастбища-«изумруды» и горевал, видя, как страдают голодные животные зимой, — у Худоера Юсуфбекова главная забота его жизни. Он рос в трудное, военное время, жизнь сладкими лепешками не баловала. А с восьми лет, когда от матери осталась лишь фотография, что успел сделать живший у них русский комиссар, и на трудовой фронт ушел отец, мальчик узнал и нужду. В зимнюю памирскую стужу бегал босиком, отогревал ноги в печках-тандырах. Учился писать деревянными расщепленными палочками, парту заменяла коленка — до сих пор стесняется своего почерка.
В Душанбинском музее просвещения видела я макет мактаба — школы в кибитке, и деревянные перья — атрибуты и его детства.
Раз в неделю в школе готовили общий обед, и все ребята кишлака собирались как на праздник, за одним дастарханом. А когда открыли чайхану, это событие запомнилось навсегда: началось приобщение к миру. И продолжилось оно в Хороге, в школе-интернате, куда на учебу свозили ребят со всего Горного Бадахшана.
Дядя Худоера Давлат Шабдолов был там единственным математиком — на весь край. Сегодня кавалера ордена Ленина, заслуженного учителя школы Таджикской ССР, отличника народного образования СССР, хранителя истории своей земли Давлата Шабдоловича Шабдолова знают все жители Горного Бадахшана. Ведь все, кто учился в школе в 30—50-е годы, учились у него… Со всей области, со всех кишлаков. Он отдал школе 50 лет. Именно Давлат Шабдолович привил Худоеру Юсуфбекову пытливость, любознательность, переросшие впоследствии в страстную жажду знаний, творческого поиска, основательность суждений.
Шабдолов был учителем в широком смысле слова. Он старался передать ученикам все знания — и не только математические, — которые удалось получить самому. Этим и объясняется, что, не изучая химию, русский язык: не было преподавателей, — Худоер смог поступить в институт.
От Давлата Шабдолова услышал мальчик о первой Ленинской премии на Памире, что ввели пограничники для лучших учеников первой советской школы в Хороге и начисляли из собственного денежного содержания. Был Давлат среди первых пионеров, что 1 Мая 1926 года прошагали по Хорогу. К этому дню в погранотряде ребятам сшили специальную форму: рубашки с отложными воротниками, штанишки до колен, пионерские галстуки. Но шли они босиком. Впереди отряда несли знамена — какие были в кишлаке. Посмотреть на такой праздник прискакали с гор всадники, приехали афганцы — и потом долго рассказывали о нем из кишлака в кишлак.
Я видела фотографию этого отряда в альбоме Давлата Шабдоловича рядом с фотографиями из детства уже его учеников. На одной из них — на нас в упор глянул плотный приземистый парень в тюбетейке.
— Худоер Юсуфбеков — мой ученик, ныне академик, — с гордостью пояснил Давлат Шабдолович.
От своего учителя услышал Юсуфбеков впервые имена Райковой, Гурского, у него увидел плоды невиданных на Памире овощей. Учитель же рассказал ему историю, ныне ставшую легендой. До меня она дошла при необычных обстоятельствах.
Когда с бывшими учениками Давлата Шабдоловича пришла к нему в дом, он заканчивал украшать стол. Жены уже давно нет в живых, учитель один воспитывал меньших дочерей-двойняшек — Шамсию и Джамилю — и привык управляться по хозяйству сам.
Стол манил яркими плодами осени: помидоры, огурцы, капуста, морковь, картофель, зелень лука рядом с традиционным бульоном, румяные лепешки, ароматный чай, в небольшой тарелке — сушеные ягоды и травы. Дочери принесли кувшины для мытья рук, и мы сели за стол. И вот тут-то старый учитель преподал урок, ради которого и затеял он столь красочные приготовления.
