Все хожу по исхоженной глади торца

Я, веселый и любящий пешеход,

Без жены, ребенка и отца.

Мне пора бы деньги сжимать пятерней?

Но друзей считает моя рука.

И «товарищ» — слово, любимое

                        мной, —

Все пьянит. И не сойдет с языка!

И земля милее из года в год,

И люблю я этот людный квартал —

За то, что не к небу, не к звездам он

                           ведет,

А в другой такой же квартал.

1936

Хозяйке моей квартиры

Смеюсь, хозяйка: даром ты в комнату мою

Приходишь с самоваром.

«Не нужно!» — говорю.

Ты милый сердцу глобус поставь-ка

                            на столе,

Чтоб я о всей огромной

Не забывал земле,

Чтоб Шар Большой являлся в веселье и в

                             нужде!

(Так, видя искру в небе,

Мы помним о звезде.)

И мне замка не надо, не надобно

                            ключей, —

Нужна ли мне ограда

От всех моих друзей!

Ты вешаешь картины? Картин не нужно

                               здесь,

Но ветку молодую

Акации повесь.

Пилу, кирку и весла — расставишь по

                              углам?

…Два башмака носками

Повернуты к дверям,

Стакан воды сияет,

И глобус на столе…

И мне жилья иного

Не нужно на земле!

1936

Двери настежь

Отворила девушка окно,

В целый мир распахнуто оно, —

Стекол между нами больше нет,

Сквозь цветы и листья вижу я:

Краснощекая сидит семья.

В комнате гитара. Хохот, свет.

Эти люди незнакомы мне,

Но изображенья на стене —

Моря, винограда, кузнецов —

Говорят:

— Здесь сильная семья.

И ее судьба — судьба твоя,

Самовар и для тебя готов.

Что мешает мне пойти вперед?

Как сверкает лестницы пролет!

Почему бы в дверь не постучать?

Что же стало на моем пути?

Почему мне в двери не войти,

Сесть за стол и тоже хохотать,

Будто мы знакомы с давних лет?

Что с того, что я им не сосед!

Я всегда молился на друзей,

На сердца, на руки их, на рот.

…Как сверкает лестницы пролет!

Эй, хозяйка,

Открывай скорей!

1936

Бессонница

Градусник разбивши,

       я сижу за столом

В комнате, освещенной

       уличным фонарем.

С моря слышится голос,

       зов парохода. В путь!

Будто совести голос,

       он не дает уснуть.

Я вижу Черное море

       и голубой пароход.

Краснощекий, в трусах и майках,

       кличет меня народ.

Но — напротив меня аптека.

       Два тусклых ее огня

Никогда не угасают.

       Они прожигают меня.

Они меня настигают…

       Разбейтесь, двери аптек!

Неужто еще так много

на свете бинтов и калек?

.

Я вглядываться начинаю

       и вижу во тьме ночной —

На синей бутылке кости

       и череп… Неужто мой?

И я глаза закрываю,

       но сквозь цветы и листы

Ко мне приближается запах

       карболовой кислоты…

.

Люди с веселой кровью,

       быстрее чем реки, — в груди!

Люди моря и люди неба,

       силачи земли, — выходи!

Неужто еще не время?

       На земле еще не светло?

Петухи земли не пропели?

       Солнце земли не взошло?

Выходите, друзья, выходите!

       …И в комнате — будто светло.

Как будто автобус проехал.

       Как будто бы солнце взошло:

Лучи его так живы,