Ты родился на свет

В подмосковном дому, —

За тебя мне бояться не надо

В мире вольном

Шахтеров, литейщиков, швей.

(Пусть боится японский микадо

Иль английский король

За своих сыновей.)

Ты не будешь владеть одиноко

Ни стадами скота,

Ни водой, ни землей.

Но земля, округлившись широко,

Как и с каждым работником,

Будет с тобой.

Что мудрить над твоею судьбою?

Так живи, Валентин,

На просторах земли,

Чтобы люди дружили с тобою,

Чтобы вместе…

Чтоб жить без тебя не могли!

Помни, Валя: за волком — волчица,

И цыплята бегут

За наседкой всегда.

Но сердцами, не кровью, родниться

Могут только работники,

Люди труда.

Может быть, не минет тебя горе.

Может, даже

Слезой затуманится, глаз…

Но ведь будут и радости…

Вскоре

Засверкают глаза твои,

Сын мой! Не раз

Ты воздашь благородную славу

Той, что мыла, кормила,

Держала в тепле

И дала тебе долгое право

Меж людьми человеком

Пожить на земле.

Мать! Пока сохранится на свете

Нежность в теле ее

И глоток молока

И в любви зачинаются дети, —

Смерть над жизнью

Не властна наверняка.

В час, когда зародилось круженье,

Вышло солнце,

Земля из туманов всплыла, —

Ведь сначала явилось рожденье,

И не первою смерть

На планету пришла!

Всех нас долго держали у груди.

Всех с любовью и верой

Несли на руках.

Все живые и сильные люди.

Славьте мать человека!

Да будет так.

[1939]

В сквере

Дворник брандспойт подымает…

Может быть — солнце, а может быть —

                               зной,

Может быть, радость прошла надо мной, —

Только я вижу: играет

Радуга меж мостовой и водой…

А по соседству — листва, жара,

Прыгает мяч, за ним детвора.

Прыгает мяч, в песок ударяя,

И над газоном мельк-мельк…

А большая —

Женщина-няня иль женщина-мать

Нехотя им помогает:

Играть.

Где уж («за тридцать»…) — рука неверна.

…Прыгает мяч, и забылась она,

Вскинула руки — и легкий прыжок

Вслед за мячом… Пусть упал гребешок!

(Меж остриями ее гребешка

Два — до чего золотых! — волоска.)

Пусть!..

И, откинувши челку назад,

Словно подружка она меж ребят, —

Хоть посылай за ней мать иль отца…

И во внезапном румянце лица,

В блеске зрачков ее что-то такое

Полузабытое, полубылое:

Ноги босые, и дождик, и плач

Возле витрины, где выставлен мяч…

[1940]

Обыкновенные великаны

Вот ступенька последняя — за спиной.

Снова шаг — и ушел ты в толпу с головой,

И тебя подхватила людская волна.

(Это площадь Дзержинского, иль Ногина.

Иль Арбатская площадь воскресным днем,

Где авто на авто набегает,

Где гудки, где в тишайшем горле людском

Громкий голос вдруг возникает.)

Погляди в эти лица шумных людей

В шляпах фетровых и беретах

И узнай в них

Электриков, слесарей

И бетонщиков —

Переодетых!

Если сам ты в работе упорен и тих,

То тебе объяснять не надо…

Погляди — узнаёшь ли в любом из них

Молчаливцев, что с полувзгляда

Понимают сообщников по труду?

Узнаёшь в незаметном тихоне

Чародея, который у всех на виду

В сталеваровом комбинезоне?

Это те, что в поля приносят шоссе