«Святое детство», видимо, неплохо поработало: сейчас на свете почти миллиард китайцев и китаянок.
Но что же будет с Лигой защиты прав животных? Окажется ли она удачливей Лиги защиты прав человека?
Прежде всего, в соответствии с какими принципами будут классифицировать животных? Классифицировать и защищать. Будут ли признаны животными вши и блохи? Или нам запретят изображать из себя Францисков Ассизских[141] и разводить эту мелкую живность на частях тела, покрытых волосами?
Будет ли продолжена борьба со всякими разновидностями мух и комаров, которые в некоторых регионах являются переносчиками опасных болезней и нередко вызывают эпидемии?
Не говорю уже о прочих насекомых, червях, гусеницах и других вредителях сельскохозяйственных растений.
А крысы, которые тоже разносят опасные болезни?
Что же, Лига защиты прав животных произведет отбор и установит, какие виды заслуживают называться животными, а какие нет?
К тому же я считаю, что новая лига должна привести к ликвидации Лиги защиты прав человека, поскольку биологически человек тоже является животным.
Одной лиги вполне достаточно. Но возникает последний вопрос. Если вредным животным будет отказано в праве на жизнь, то не логично ли будет начать с человека: из всех животных человек самое вредное, причем сознательно вредное.
Кого же тогда защищать? Домашних животных, коров, которые пасутся на лугу, жуют жвачку и машут хвостами, отгоняя одолевающих их мух? Но мухи тоже животные!
Разумеется, следует защищать крупных диких животных. Хотя будет чрезвычайно трудно обеспечить их охрану по всей Африке, Азии и обеим Америкам, тем более что на юге Соединенных Штатов реки кишат крокодилами, койоты сбиваются чуть ли не в армии, и никто еще не сумел воспрепятствовать истреблению детенышей тюленей в полярных льдах.
Слово «лига» меня всегда пугает. Когда-то во времена абсолютизма его использовали для оправдания многочисленных массовых убийств. Притом те, кто исповедовал знаменитую заповедь: «Не убий».
Неужели с берегов наших рек должны исчезнуть рыболовы только потому, что они наживляют на крючки дождевых червяков, личинок, мух, кузнечиков? Для чего они это делают? Чтобы ловить рыб, которые тоже являются животными.
А кто воспрепятствует охотникам палить во все, что движется?
Кто-то написал: «Человек человеку волк»[142].
Не только человеку, но и всем живым существам.
Может быть, именно поэтому для очистки совести и создаются лиги защиты себе подобных, животных, природы, которая мало-помалу исчезает под миллиардами тонн бетона.
17 октября 1978
Вчера я позволил себе несколько иронически прокомментировать создание Лиги защиты прав животных, которая вскоре намерена обратиться за апробацией в ЮНЕСКО, а затем станет домогаться признания наивысшей инстанции, то есть ООН.
Если в моих словах и проскользнула некоторая ирония, то вовсе не потому, что я не одобряю идею защиты животных — всех без исключения.
В детстве, в младших классах, я, случалось, обрывал мухе крылья и наблюдал, как она беспомощно ползает по моей тетрадке. И еще я привязывал к лапке майского жука нитку и заставлял его летать по кругу.
Правда, я не доходил до того, чтобы привязывать к хвосту собаки старую кастрюлю, на которую бедный пес время от времени оглядывался на бегу, поражаясь, что может производить этакий грохот.
Мы постоянно держали одну или несколько собак, и я очень привязывался именно к ним, а не к кошкам, потому что взгляд кошки для меня всегда оставался загадкой.
Но гораздо серьезней интересоваться животными я начал, пожалуй, в Африке, а затем в Южной Америке и Азии. Я ни разу не участвовал в сафари — ни с оружием, ни с фотоаппаратом. Зато часто встречался, причем не в заповедниках, с животными, которых мы зовем дикими; они спокойно шли своей дорогой в одном-двух метрах от моей машины.
Помню стадо слонов, которое проложило тропу в джунглях на трассе своих ежедневных переходов. Около трех десятков их грузно шествовали впереди нас. И только один слоненок, тащившийся в хвосте, с любопытством остановился перед нашей машиной. Через несколько секунд его мать обернулась, увидела, что он зазевался, и направилась к нам.
Не стану утверждать, будто я не почувствовал страха, особенно когда она, приблизившись, просунула хобот под тент машины и принялась ощупывать наши лица и одежду.
Клянусь вам, никому из нас в голову не пришло уклониться от этого. Думаю, в этот момент было бы опасно чихнуть. Надо полагать, что обследование удовлетворило слониху: она отвернулась от нас к слоненку и повела его — так и хочется сказать: за руку — к стаду.
По воскресеньям мы с отцом, бывало, ходили за город на речку удить уклеек и пескарей. Когда я вытаскивал из воды сверкающую уклейку, то, как и положено ребенку, вскрикивал от радости.
Я много рыбачил, особенно на море, и рыбачил почти профессионально. Но однажды я спросил себя, какое бы у меня было чувство, если бы, проглотив что-нибудь вкусное, я вдруг почувствовал, что меня на крепком крючке выдернули из воды на воздух. С тех пор я больше не ловлю рыбу.
Было время, когда я утверждал, что с удовольствием отказался бы от мяса и питался бы исключительно рыбой и ракообразными. Я, как многие, проглотил за свою жизнь сотни устриц и всякий раз, потыкав вилкой, предварительно убеждался, что они живые.
Мне вспомнился старик в деревне, где в детстве я проводил каникулы: мы таскали ему слизней, и он глотал их живьем, как устриц.
Охотился я всего раз в жизни, и продолжалось это меньше часа: я тогда с первого выстрела ранил косулю, у нее покатились слезы, и мне пришлось вторым выстрелом добить ее. С тех пор я ни разу не стрелял. Сейчас никто не смог бы заставить меня отведать дичи.
Я разводил кур, уток, индеек, гусей. И всякий раз, прежде чем передать их кухарке, трусливо приказывал садовнику убивать их.
Сейчас, когда мне подают цыпленка, я не могу отвязаться от мысли, что должен есть труп птицы, и мне приходится заставлять себя проглотить хотя бы кусочек.
Почему же рыбу я мог убивать, а курицу или утку нет? Думаю, оттого, что рыбы холоднокровные животные, и, возможно, еще оттого, что они не кричат.
Как будто некоторые живые существа можно убивать не стыдясь, а убийство других положено считать отвратительным!
Во вчерашнем перечне я остановился на животных видимых, хотя и мелких, вроде вшей и блох.
Ну а микробы? А вирусы, которых можно разглядеть только в электронный микроскоп?
Мы изобрели антибиотики, и это великое благо: они позволяют излечивать множество болезней, предотвращать эпидемии. Но разве мы думаем, глотая таблетку пенициллина, что она приведет к гекатомбе миллионов живых существ?
Разумеется, это необходимо, как необходимо использовать одни микробы для уничтожения других, более опасных: так иногда, охотясь на пернатую дичь, используют соколов.
Если Лига защиты прав животных хочет оставаться в рамках логики, она должна с большой осторожностью составлять свои документы.
Не стоит забывать и то, что белый человек веками относился к представителям других рас как к животным.
Известно, что растения тоже живые существа. Люди, посвятившие жизнь изучению растений, обнаружили, что они обладают огромной чувствительностью. Первые лучи солнца заставляют их весело — именно так! — распускаться. С наступлением ночи они закрываются. И наконец, когда с ними грубо обращаются, можно видеть, как они плачут.
Когда же наступит черед Лиги защиты прав растений?
Мы живем в жестокой вселенной. Бывает, что в галактиках планеты или звезды пожирают друг друга.
А мы пожираем все, даже то, что может оказаться для нас вредным, ничуть не думая, что уничтожаем кусочек жизни.
Да, человеку нужно есть, иначе его самого сожрет болезнь или голод.