И вот сейчас мне сразу представился дымящийся Везувий, и у его подножья слышится отчаянный лязг стальных мечей, свист стрел и грохот тяжелых камней, пущенных метательной машиной. Это бьются восставшие гладиаторы.
Перекрывая шум битвы, гремит гневный, вдохновенный голос Спартака: V.
- На Рим! Да здравствует Свобода!
- Ты чего орешь,-толкает меня Женька,- думать мешаешь.
И вдруг Женька начал тихо рассуждать о Везувии. Умеют же люди так говорить. Говорит, а сам ни на кого не смотрит:
- Везувий, значит, дымится… Вот таким медленным,, задумчивым дымком.- Женька руками изображает дымок.- Представляете? - осведомляется Женька.
Мы представляем, поддакиваем.
- И этот дым чем выше, тем все шире, реже и прозрачнее, потом вовсе исчезает, становится небом. Представляете?!
Мы думаем.
- Ну вот, как из шланга струя,- поясняет Женька,- сначала густо, а потом рассыпается водной пылью и наконец исчезает. Представляете?
- Представляем,- говорим мы.
- Значит, так,- продолжает Женька,- найдем старые мешки и распорем их. А потом сшиваем их одним. большим парусом. И всю площадь грунтуем.
- Чего?
- Грунтуем,-просто говорит Женька.- Ну, значит, берем мел и клей, и все это наносим на мешковину. А уже потом, когда высохнет, я на этом нарисую Везувий и настоящее итальянское небо. Сейчас я вижу этот вулкан Везувий, нарисованный на мешках, интересно.
- Еще дырку проделаем в вершине горы,- предлагаю я,- и с обратной стороны будем дым пускать.
Мне ясно представилось, как мы прикрепили к стене дома эту огромную декорацию с нарисованным Везувием. Рядом дерутся гладиаторы с воинами Рима, а за декорацией кто-то из нас пускает в дырку, в самую вершину Везувия дым и этот дым «чем выше, тем шире, реже и прозрачнее. А потом вовсе исчезает, становится небом…»
Я еще не знаю, с чего мы начнем сценарий, чем кончим и что будет в середине, но уж очень по душе дырка на вершине Везувия, а из нее струится дым.
Славику тоже это место нравится. Он предлагает привести курящего Жигана и тот, спрятавшись за декорацией, начнет выпускать дым в дырку.
- А как же люди? - удивляется Лидочка.- У вас пока один Везувий со своим дымом, а где же Спартак?
- Все очень просто,- говорю я.- Будет Везувий, как декорация, а на ее фоне дерутся гладиаторы. Мечи выстругаем из досок, фанеру согнем на щиты…
- А стрелы? - перебивает Славик.
- Ну, что стрелы? Возьмем полено и нащиплем стрел. Конец заострим, перья в хвост… Вот тебе и стрела.
- А перья где? - спрашивает Женька.
- У мамы есть веер,- говорит Лидочка. Мне почему-то стало очень хорошо.
- Правильно,- говорю я,- возьмем веер - и пожалуйста вам перья…
Все очень довольны. Им просто весело. А я должен думать дальше. Мне нужно множить метры пленки на рубли, подсчитывать, сколько будут стоить костюмы, декорации. Я обязан знать, где достать клей и мел.
- Ну, мел не обязательно, - говорит Женька.- Можно взять зубной порошок.
- Я коробку принесу,- обещает Славик, - и еще всех мальчишек подговорю.
- А мешки?
- На чердаках поищем,- обнадеживает Мишка.
- Так, а клей?
- Клей купим.
- А деньги?
И опять мы начинаем все сначала. Прямо удивительное это слово «деньги». Как до него дойдешь, так начинается нес сначала.
- В общем, завтра с утра мы с Левой лезем на крыши,- говорю я.
- А я в «Овощи - фрукты»,- сообщает Женька.
- А я на чердак,- обещает Мишка.
- Ая - зубной порошок,- говорит Славик,- и еще можно собрать старые калоши и сюда же мамину резиновую грелку.
- Славик,- поднимает брови Лидочка.
- Ну что - Славик? - ерзает мальчуган.- Слова уж сказать не дадут,
- Пожалуйста, говори, Славик.
- Ну, ладно,- вздыхает он,-можно сдать бутыль из-под керосина. Только ее отмыть надо. Вы не знаете, чем керосин отмывается?
* * *
Утром мы на крыше Женькиного дома. Внизу маленькая фигурка управдома. Он суетится, кричит нам снизу:
- Веревкой себя привяжите! К трубе привяжите! И не показывайтесь! Швыряйте, и все!
Мы обвязались веревкой, закинули ее за трубу и начали швырять снег.
Зацепишь пласт и тянешь вниз, к самому краю. Потом рукам вдруг легко и нам слышно: «бух!»
С крыши хорошо все видно. Вот в шляпе прошел Ларискин отец. Голову задрал, смотрит вверх. Интересуется, как снег бухает.
- Не высовываться! - кричит управдом.
Лева не высовывается, а я смотрю на эту шляпу. У нас во дворе никто не носит шляп. У нас все больше ушанки, кепки, а летом - тюбетейки или просто «политический зачес, как у Кагановича».
А вон внизу Лидочка. Рядом с ней Славик. Уже впряглись в санки и ждут, нам помахивают.
С нашей крыши весь «дом пять» виден. Вон из Гогиного парадного домработница тащит ведро к помойке. Высыпает. По ведру стучит. Мне видны консервные банки. Вот чудаки! Нам железо нужно, а они эти банки в помойку!
Сейчас с крыши мне хорошо видно, как к нам во двор зашел Гога. Рядом с ним Лариска. У них в руках коньки. Стоят, смотрят, как мы снег сбрасываем.
- Лезь сюда! - кричу я ему. Он плечами пожимает, на уши показывает.
- Лезь к нам! - орем мы с Левой. Гога опять на уши показывает, вертит головой.
Управдом его к лестнице подталкивает, а он все не понимает.
- Да ну его,- машет рукой Лева,- давай-ка этот пласт спихнем. Вот бахнет!
Мы поднатуживаемся, и большой ленивый пласт снега медленно едет к краю. У самого обреза крыши остановился, как бы задумался, а дальше не идет.
- Ну-ка, я его,- пыхтит Лева и жмет на лопату. Пларт нехотя трогается, и вдруг вместе с ним скользит Лева.
Я даже ничего не понял, а половина Левы где-то ниже крыши. Белые пальцы вцепились в веревку, а над спиной мелькают пятки. Веревка тугая, моих рук не слушается. Он рукой за снег, а снег под него. Глаза страшные.
- Алешка!
Тяну эту веревку. Ногами уперся в трубу и тяну.
Снизу визг. Управдом метнулся за калитку.
Гудит наша лестница. Кто-то рядом уцепился за веревку, тянет. Оглянулся - Лидочка. Кто-то толкается за спиной, ругается. Медленно поднимается, вырастает белый Лева. Утащили его за трубу. Он лежит, дышит в небо.
Я только сейчас узнал Жигана. Он Леву снегом кормит, на меня глазами косит:
- Что? Испугался? Ты же мне ногами упереться не давал. А как же без упора?
Он Лидочке кивает:
- Спасибо вот этой, рыжей…
- Каштановая она,- говорю я. Жиган молчит, ссадины па руках зализывает.
Лева медленно от снега отряхивается, интересуется, где его очки?
* * *
В общем, пятнадцать рублей нам управдом отсчитал. За все крыши. «Девочка с двумя макушками» нашла Левины очки, сама в них посмотрела, потом протянула Леве.
Деньги управдом выдал, когда мы с Лидочкой последний снег I бросили. Жиган ради: нашего кино один оголил целую крышу. Славик вместе с Левой дружков-приятелей организовал, и они с песней «Ах, куда ты паренек, ах, куда ты? Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты…» весь снег свезли во двор и уложили красивой египетской пирамидой.
- Ну как, Алеша? - прихлопывает Славик лопатой пира миду.
- Хорошо,- говорю я и вижу, как из парадной выходит Левина мама. Зовет его. Он идти не хочет. Она чуть постояла, потом удалилась. Лева плетется уныло домой. Оглянулся, нам руку поднял и скрылся в темном парадном.
- Всыплют ему?-интересуется Славик. Мы плечами пожимаем: кто знает?
А тут в калитке Женька. Веселый, добрый.
- Ребята! - кричит он.- Натюрморт во получился!
Он усаживается прямо на снежную пирамиду и рассказывает нам, как удивился директор «Овощей - фруктов», как удивились прохожие и даже удивился «один проходящий мимо настоящий художник»,
- Ура!
- Ха-ха!
