Вот что мы узнали на том уроке истории. Никто из нас тогда не услышал звонка с урока. Директор положил обратно в карман эту бумажку и вышел из класса своей обычной озабоченной походкой.

Мы еще долго сидели тихо. Только Женька ерошил свои кудри, потом сказал:

- Вот это да! Вот это он знает!

Потом к нам в класс бочком зашел Славик и пожаловался, что директор отобрал у него старинные деньги.

И вот сейчас на нашем организационном совещании мы рассказали Славику всю историю с его деньгами и о том, что мы узнали на уроке, который вел директор нашей школы.

- Пожалуй, директор нужен, все-таки он в школе еще завтраками ведает,- согласился Славик, сомнительно оглядел нас и добавил: - Только хороший. Давайте выбирать.

- Директоров не выбирают,- сказал Лева,- а их рекомендуют.

- Кто?

- Ну, кто-то свыше. Райком, или райсовет, или наркомат.

- Позвоним Наташе,- просто решает Славик.- Она ведь в райкоме.

Звоним Наташе. Все ей рассказали о том, как мы распределили на студии обязанности и попросили рекомендовать директора.

- Чтобы все было солидно,- говорю я в трубку.- Как в настоящих киностудиях.

Она долго смеется. Мне слышно, как она с кем-то переговаривается и там в глубине комнаты тоже громко смеются.

- Вы что же, сами не знаете, кто у вас может быть старшим? - весело говорит Наташа.- Напроситесь. Вот возьмем да и пришлем вам какого-нибудь чудака с Дорогомиловского рынка, из палатки. Он вашему киноаппарату мигом ноги приделает.

- Мы ведь серьезно, Наташа,- говорю я.

- И я серьезно. Ну уж, если вы так хотите… Дай-ка ребятам трубочку.

Я передал трубку Женьке. Он чему-то долго поддакивал и смотрел на меня. Потом трубку взял Лева, засмеялся, сказал: «Ну, конечно!» - и тоже посмотрел на меня. Мишка сказал: «Порядок!»-и передал трубку Лидочке. Она слушала, довольная, с чем-то соглашалась и строго осматривала меня с ног до головы. Славик взял трубку, солидно в нее посопел, скачал: «Мировецки!»-и тут же объявил, что он сог ласен.,

…Так я стал директором киностудии «Плющихфильм».

…Мы с Левой пишем сценарий. Рядом у нас на столе настоящий сценарий фильма «Чапаев», (Левина мать принесла из библиотеки.) Как все в нем просто, понятно и доступно. Но пот мы начали писать первый эпизод «Мятежа».

Просидели весь день, а на бумаге только получилось вот что:

«МЯТЕЖ»

фильм о гражданской войне (по роману Д. Фурманова)

Посвящается нашей Красной Армии

Действующие лица: комиссар, коммунисты, мятежники.

Часть 1.

Шел 1920 год…

Крупный план: фанерная вывеска «Штаб и политотдел». По пей грохочут приклады винтовок. Вывеска падает. Взлетает испуганная стайка воробьев. Вдали горящие дома (потом, вспомнив нашего участкового, «горящие дома» Лева выбросил), плачущая девушка прижимает к груди ребенка. Ребенок плачет крупными слезами. Старик утешает девушку: «Вот скоро вернутся наши…» и тоже плачет».

На этом мы остановились.

Лева внимательно рассматривает свою верхнюю губу, потом объявляет, что пока мы доберемся до сути, то израсходуем всю пленку. Вот тогда начнутся настоящие слезы. И еще Лева говорит, что мне, как директору, не мешало бы об этом побеспокоиться.

Мы подумали и решили, что старику нечего плакать, а нужно идти в партизаны. Хоть будет кашу варить и то дело.

Лева сначала согласился, а потом опять начал прикидывать: сколько же уйдет пленки на такой подвиг?

Мы сценарий в сторону. Подсчитываем наши кинопленочные возможности.

- Давай-ка все выясним,- предлагаем мы друг другу. Начали выяснять. В общем, дело обстоит так: пленка

идет со скоростью двадцать четыре кадра в секунду. Это просто ужас, как пожирает пленку киноаппарат ради какой-то секунды. Секунда считается так: «раз и два». А за этот «раз и два» летит двадцать четыре кадра! Если растянуть их в длину, то получается…

Меряем линейкой один кадр кинопленки. Получается шестнадцать миллиметров. Множим на двадцать четыре и задумчиво смотрим друг на друга.

- Триста восемьдесят четыре миллиметра пленки в одну секунду!

Тоскливо отнимаю ноль, сообщаю:

- Это значит, тридцать восемь сантиметров пленки за секунду.

- Бери уж полметра,- раскрашивает Лева красивыми штрихами сценарий.- А в фотомагазине полтора метра пленки - это рубль тридцать.

- Слушай, а чего они могут сделать в одну секунду?

- Кто?

- Ну, наши герои…

- А черт их знает…

Я прикидываю, советуюсь:

- Слушай, за секунду он в партизаны не уйдет?

- Кто?

- Ну, дед наш…

- Конечно, не уйдет. Ему думать надо…

- Давай выбросим… Сэкономим.

- Давай!

Выбросили. Помолчали.

- Слушай,- говорю я.- А нужна ли эта девушка со слезами?

- Я тоже о ней думаю,- ежится Лева.- Знаешь, Алешка, ну сколько она там проплачет? Секунду? А ведь это же метры пленки.

- Может, чуть всхлипнет,- предлагаю я.- Всхлипнет, и все.

Лева раздумывает, взвешивает.

- Это же почти полметра… И еще, Алешка, учти, что женщины никогда ровно секунду не плачут…

Я припомнил всех женщин, которые при мне плакали, и согласился.

Помолчали. Повздыхали.

Ну, вот и сэкономили,- сказали мы вместе с Левой.

- Чего бы такое еще?? - спрашиваю я.

- Да, чего бы такое еще? - соглашается Лева и задумчиво шевелит пальцами.

- Слушай,- говорю я,- давай подсчитаем, что мы имеем.

- В каком смысле?

Ну, в смысле денег…

Прикинули. Вместо денег - одна тоска.

Помалкиваем.

И вдруг меня осеняет.

- Слушай,- говорю я,- сейчас весна. Так?

- Так,- кивает Лева.

- Все тает?

- Тает.

Влезем на крышу и скинем по лопатке. Ну, как?

- Влезем, - говорит Лева,

- Сколько за крышу?

- За какую?

- Ну, за нашу.

- Надо спросить управдома.

- Иди спроси.

…Нажимаем кнопку у дверей, где живет управдом. Открывает маленькая девочка, пряник сосет. Тянет нас за куртки:

- Заходите,- постояла, подумала:-А у меня две макушки. Вот, пошли посмотрим. Только надо к свету.

Мы рассматриваем при тусклой лампочке две макушки. Потрогали. Сказали:

- Молодец.

- Ну, чего же вы? Пойдемте.

Какая- то тетка сердито прошла с большим тазом. Мы посторонились. Тетка в кухне чего-то мешает, руки об халат вытирает и опять булькает в тазу сильными руками.

- Это тетя Настя,- поясняет девочка.- Жена Иван Ивановича. Она только с работы. Она добрая. Ну, пойдемте.

- Слушай, девчулька, где тут управдом живет?

- А вот же дверь,- смеется девочка,- вы рядом стоите.

- Войдите!

Сидит серый человек. Сидит спиной. Повернулся скрипуче. Нас осматривает:

- Ну?

- Вот мы снег будем сбрасывать.

- Кто мы?

- Я и Лева.

- Ну?

- Что «ну»?

- Сбрасывайте. Мы переминаемся.

- Надо бы условиться…

- О чем?

Лева очки трогает, я стенки разглядываю, заодно и потолок: почему-то неловко говорить о деньгах.

- Сколько заплотите? - решаюсь я. Управдому вдруг весело:

- Не заплотите, а заплатите. Слова «плота» нет, а есть «плата».

- Понимаем,- угрюмо говорит Лева.

- Это все неважно,- говорю я,- сколько денег за все крыши?

- А зачем вам деньги?

Мы стараемся понятно объяснить, для чего нам нужны деньги. Рассказываем о нашем кино. Он вдруг перебивает:

- С этим кино вы еще пожар наделаете. Кто вам его разрешил?

- Райком,- говорим мы.

- Какой райком?

- Ну, райком комсомола, наш, Киевский…

Он в ухе ковыряется, думает:

- Ну, так…

Мы рассказываем о метрах пленки и сколько будет стоить. двадцать четыре кадра в секунду. Он молчит, кивает, кажется, все понимает, и вдруг смеется: