Переведя компьютерную систему ультрасовременного жилищного блока в охранный режим, я сел в машину. Уже тогда я почувствовал, как от меня ускользает не только остаток чудесного вечера, но и спешит ускользнуть вся будущая жизнь. На душе создалось ощущение, что я на скорости стремлюсь налететь на бетонную стену и теперь до нее несколько метров. Не вырулить, не затормозить.

И как бы в виде частичной иллюстрации этих ощущений, едва я ворвался в Москву, передо мной на перекрестке столкнулось несколько машин. Люди, конечно, живы, но на разбитую технику смотреть можно только с сожалением. Участок, где произошла авария, я проезжал медленно, успело подскочить два черных внедорожника, всех участников усадили внутрь, и резко взяв с места, куда-то повезли. Что за внедорожники догадаться не сложно, такие машины находятся в рядах МВД, ФСБ и ФСО. Что-то вроде ведомственной спецтехники. На дорогах города эти машины встречаются лишь по особым случаям. Видимо авария случилась непростая.

Через пару минут, с некоторым интервалом, на встречу попалось два кортежа. Самое интересное, что ведущие и замыкающие автомобили полицейских, сопровождали обычные гражданские машинки, а не лимузины как это нередко бывает. Может кино решили снять, по старинке, используя живую постановку? Но в таком случае, где хотя бы одна камера? В городе явно что-то происходило. Это чувствовалось.

Наконец я добрался. В чуть пыльном, но уютном дворике, в глубине московских улочек, находился многоквартирный дом, в котором числилась квартира Жениных родителей. Он возводился в далекие времена процветающего социализма. От таких домов веяло историей. Большие окна, преимущественно арочного типа. Широкие карнизы, лепнина. А внутри комнаты с настолько высоченными потолками, что в них можно впустить жирафа. Оказавшись рядом с таким домом, забываешь, что находишься в веке, который развитию вплотную приблизился ко дню сингулярности.

Однажды, это случилось когда я учился в начальных классах, жителям и властям стало ясно: Москва более не является городом пригодным для нормальной, полноценной жизни человека. Типичные проблемы мегаполиса с годами приобрели гипертрофическое  состояние. К тому же, людей в нем меньше не становилось. Затем,  кому-то из тогдашних властей, наконец, пришло в голову принять кардинальные меры. Ибо полумеры более результатов не приносили.

И тогда, под восторженные возгласы граждан, удивленных активными действиями, начался процесс всеобщей перепланировки города и модернизации транспортных путей. Поскольку я был мал и проблемы взрослых меня не заботили, в тонкости этого начинания я не вникал. Помню лишь всеобщие разговоры, что на это дело выделялось огромное количество денег, настолько огромное, что проще было отстроить город с ноля.

Так же помню, что в некоторых местах, сносили всё, что не вписывалось в проект. Не было в городе ни одного неприкасаемого объекта. Даже Кремль могли перестроить по-новому, но поскольку он находился в центре окружности, трогать его было не за чем. Перепахивали магистрали, где надо, расширяли старые, где надо прокладывали новые. Пострадали тысячи домов и различных строений. Если дело касалось выселения людей, гладко шло не везде. Многие жители отказывались покидать дома. Решалось традиционно: более привлекательными жилищными условиями, деньгами и привилегиями.

Уничтоженным архитектурным памятниками не было счету. И самое время защитникам бронзово-гранитных, а так же бетонно-деревянных ценностей завалить жалобами суд, но жалоб больше не стало. Все увидели истинность грандиозного плана, те плюсы, которые проект дает городу и критиков не осталось.

Столица России более чем на пятнадцать лет превратилась в громадную стройку. Хотя стройку культурную, облагороженную, не вызывающую ассоциаций с пылью, грязью и ржавыми стрелами кранов. В этом проекте себя пробовали лучшие умы мира. И теперь, спустя два десятилетия, Москва уже не тот устаревший исполин с вечными пробками и забитыми парковками. Москва превратилась в образцовый город мира. Я вырос, стал взрослым и теперь тоже вижу результат той колоссальной миссии.

Что касается экологии, в частности воздуха, специалисты создали приспособления, вбирающие в себя загрязненную воздушную массу, а выбрасывающие чистейший, ионизированный, воздух альпийских гор. Такие приспособления, в основном в виде цилиндрических мачт, часто можно встретить возле дорог и в парках. Жизнь москвичей превратилась если не в «рай», то, как минимум, стала таким местом, где задумываться о том, чем ты дышишь, уже не стоило. А для многомиллионного мегаполиса это и есть, пожалуй, главнейшая составная часть «рая». Про новейшие системы избавления от мусора говорить излишне.

Административная компонента отныне ложится на плечи наисовременнейшей системы интеллектуального управления. По существу – многозадачный компьютер. Он занимается всем: от включения нужного сигнала светофора на участках где возникло затруднение, до распределения подачи электроэнергии и теплоснабжения.

Подобные компьютеры недавно стали использоваться и за рубежом, в городах с населением свыше двух миллионов, но алгоритм и перечень возможностей нашего компьютера гораздо шире. Помимо прочего, он способен работать в автономном режиме, без вмешательства операторов. Например, если по какой-то причине люди исчезнут, город будет жить еще долго.

С тех пор, как систему внедрили, с насиженных кресел слетела масса чиновников. Если где-то случается авария – компьютер моментально оценивает сложность и принимает меры: перекрывает коммуникации, вызывает бригады, оповещает население. Даже такая незначительная вещь как неплотно задвинутый канализационный люк, теперь без внимания не остается. Никакой бюрократической волокиты. Хорошие дороги, исправные коммуникации, грамотное управление и вот уже экономика показывает стабильный рост.

Припарковать автомобиль удалось возле входа в подъезд. Ступив на нагретый солнцем асфальт, я посмотрел вверх и увидел Жеку. Он улыбался мне из окна. Ветер воспоминаний обдул меня памятью о событиях десятилетней давности, когда мы были подростками.

– Ну, почти, почти гонщик! – громко сказал он из окна. В тени невысокого дерева, дамы преклонного возраста, о чем-то забормотали.

Взбежав на третий этаж, я оказался на знакомой с юных лет площадке.

Дверь в квартиру я обнаружил приоткрытой. Женя встречал с той же неподдельной улыбкой. По этой улыбке я понял – что бы там ни было, ситуация не критична.

Тем не менее, полная уверенность отсутствовала. Дело том, что главной особенностью характера моего друга являлась его несгибаемая жизнерадостность. У меня не сохранилось воспоминаний о ситуациях, при которых Женя становился печальным. Серьезным, задумчивым, где-то раздражительным – да, но печальным ни в жизнь. Такой непотопляемый темперамент вызывал восхищение. Однако Женю ни в коем случае нельзя сравнивать с теми кто, набрасывает на себя маску оптимизма, при наличии депрессии.

– Привет! – протягивая сильную жилистую руку, сказал он. – Хвалю, добраться быстрее не смог бы даже я.

Годы нашего рождения в личных идентификаторах совпадают: 2010-й. Соответственно сейчас нам по 26. Мы родились в самом начале прогрессивного века. Века невиданных открытий, где самые невообразимые чудеса уже становились обыденностью.

Этот дорогой мне человек с виду ничем не примечателен. Рост едва выше среднего, брюнет, коротко стрижен. Глаза карие, черты лица правильные. Больше и говорить не о чем. Паренек среднестатистический, подобные встречаются в любой точке земного шара.

– Привет. К чему срочность визита? Дождаться вечера было нельзя? Я и так планировал заехать, мог бы повременить. Я там у себя на солнышке пригрелся, предвкушал, как вечером сяду за пульт, смоделирую очередную захватывающую мелодию, а ты бесцеремонно меня сдернул.

– Прости. Обстоятельства.

– Я бы и не сорвался, но голос мне твой показался взволнованным, - сказал я, разуваясь.

– Правда? – удивился он. – Я за собой такого не заметил.