Кленовский стал читать.

   -- Ну что же? Ладно, что ли? Правильно? -- спросил он, окончив чтение.

   -- Все правильно... как есть...-- заговорили мужики:-- Спасибо! Господь тебя не оставит... Уж ежели и это не в силу закона, то уж и не знаем...

   -- Хорошо. Подписывайтесь.

   Первым подошел высокий, худой мастеровой в пиджаке, тот самый Иван Костарев, которому Петя отвозил записку. Примостившись у доски, положенной на землю, он бойко подмахнул свою фамилию и передал перо соседу. Тот недоверчиво осмотрел перо, вздохнул, перекрестился, сказал: "В добрый час!.. благослови, царица небесная!", потом лег животом на землю и медленно стал выводить безобразные каракули, напрасно стараясь удержать судорожные движения руки. За ним, так же крестясь, серьезно и степенно, по очереди, стали один за другим подходить остальные. Среди ночной тишины слышались только сокрушенные вздохи и пыхтенье подписывавшихся.

   -- Итак, значит, сегодня, на Аликаевом камне,-- нарушая напряженное безмолвие, заговорил Кленовский: -- через депутацию и при самой торжественной обстановке... Вот-то, я думаю, удивится ученый генерал!.. Ну, не чудаки ли вы? Не проще ли было придти на квартиру, по-человечески поговорить и по-человечески передать прошение?

   -- Не допустят нас... Господи, боже мой! Разве мы не знаем!.. Обыщут, просьбу отберут, в чижовку посадят... Это бы наплевать, да просьба пропадет без последствия... Только бы в руки ему передать, а там уж... чего ж... наше дело правое!..

   -- Пошлите почтой.

   -- Ну! Почтой!.. Знаем мы... Сколько разов по почте-то посылали, все без последствия... Не доходит!.. Писали, писали, а все либо становой, либо писарь постановляют решение: без последствия, и все тут!.. Известно, у них и на почте свои люди... рука руку моет...

   -- Дайте мне, я передам.

   -- Нет уж, зачем же... неладно... надо нам поговорить с им... не поверит еще тебе... молоденек ты...

   -- Гм!.. А по почте не дойдет?

   -- Не дойдет. Пробовали.

   -- Все это, други мои, чепуха! Неправдоподобно!.. А просто-напросто просьбы ваши оставляются без внимания. И я вам объяснял -- почему... И теперь ничего не выйдет, уж это как бог свят. Закон на вашей стороне, да что толку! Не в законе сила... Вы должны, наконец, понять, что вам надеяться не на кого... только на себя надейтесь... Ну, да об этом уже было говорено двадцать раз... Вы представляете себе какого-то сказочного генерала, отца, благодетеля, который, как только узнает правду, сейчас же пожалеет вас, осчастливит, облагодетельствует... Таких генералов, други мои, не бывает, не было никогда и не будет, а если и случился бы такой, так ничего он не сделает, потому что много других, и все генералы... Во всяком случае, желаю успеха. До свидания!.. Петька, идем.

   -- Где у вас лошадь? -- спросил Николай, когда они втроем, оставив за собой освещенное огнем пространство, вошли в темноту.

   Петя крикнул:

   -- Катя, ау!

   -- Здесь! -- ответил звонкий девичий голос из непроглядной тьмы.

   -- Вон где,-- сказал Петя.

   Спотыкаясь о неровности почвы, они торопливо побежали на голос.

   -- Кто это? -- вдруг остановившись, испуганно закричал Петя.

   -- Где? Кого ты увидал?..-- спросил Кленовский.

   -- Вон там... кто-то загородил мне дорогу... Человек какой-то, ей-богу... Я видел, как он бросился туда, в кусты...

   -- Погодите... я сейчас...-- произнес Николай и исчез в темноте.

   Петя и Кленовский слышали некоторое время его торопливо удаляющиеся шаги, потом все смолкло. Кругом была тьма, только костер ярко горел позади; перед ним, заслоняя его, беспокойно бегали тени.

   -- Нету! -- сказал внезапно вынырнувший из темноты Николай.-- Притаился где-то, подлец. Все кусты обшарил.

   -- Кто ж это, ты думаешь?

   -- Кто? Известно, кто.

   -- Да тебе, может быть, Петька, показалось?

   -- Нет, нет, я видел фигуру человека... она юркнула туда... ей-богу...

   -- Ну, наплевать!.. Кто бы ни был... эка важность, наплевать!

   Вскоре Николка сидел на козлах рядом с Петей, а Кленовский в тележке с Катей. Кленовский оживленно рассказывал Кате о предприятии мужиков.

   -- Ну, Петр Миколаич,-- говорил между тем Николка,-- важно ехать теперь: мотри, месяц из-за горы лезет.

   Минут пять спустя, когда выехали на дорогу, он вдруг придержал лошадь.

   -- Поезжайте одни,-- сказал он, понижая голос,-- дорога прямая, а я побегу... надо нашим сказать...

   -- Что сказать?.. О чем?..

   -- Глянь-кось вон туды... кто-то за нами на вершной следит... урядник либо не знаю кто... вон за кустом притаился.

   Однако ни Петя, ни Кленовский не могли ничего рассмотреть... Вдруг свистящий удар нагайки прорезал воздух, и кто-то поскакал под гору вправо от дороги... На миг что-то металлическое сверкнуло при луне; дробный топот копыт отдался в горах и замолк... Снова все стало тихо.

   Николка, соскочив с козел, скрылся.

   -- Фу-ты!.. Неужели в самом деле полиция? -- проговорил Кленовский.-- Чего ей надо?

   Петя и Катя молчали. Лошадь сама тронулась и лениво поплелась в гору.

   -- Однако что же это?..-- продолжал Кленовский.-- Неужели уж до такой степени?.. Неужели жалобы нельзя написать без выслеживания?..

   -- У них своя сыскная полиция, а кроме того, и такая всегда к услугам,-- сказала Катя.

   -- Ах, черт возьми!.. Напугают мужиков... Но, в конце концов, что же они могут сделать? Чего они хотят? Чего им надо?..

   -- Можно всего ожидать...

   -- Ну, черт их бей!.. Увидим, узнаем.

   Вдруг опять послышался конский топот. Все насторожились. Кто-то скакал им навстречу. Темный силуэт всадника промелькнул через мертвенно освещенную луной поляну и скрылся в тени.

   -- Петруха, это ты? -- раздался вслед затем из темноты чей-то густой, очень приятный голос.

   -- Я, я! -- отвечал Петя и прибавил, обращаясь к Кате: -- Это Иван Петрович Светлицын.

   -- Ага! -- проворчал Кленовский,-- господин химик и лаборант... маркиз Поза, Дон-Жуан... Знаете что,-- обратился он к Кате: -- вы не очень-то доверяйтесь этому франту...

   -- Почему это?

   В голосе Кати слышалось негодование.

   -- Да уж так... нестоящий человек!..

   -- Кленовский! Стыдитесь!..

   -- А что?

   -- Вы попробуйте сказать ему это в глаза.

   -- Говорил уж... Да он ничего... соглашается...

   -- Вы заблуждаетесь, Кленовский... он хороший, хотя, может быть, и бесхарактерный человек...

   -- Положим, я хватил через край, но все-таки он ненадежный... не тверд в упованиях и притом в плену у царицы Тамары.

   -- Здравствуйте! Где вы пропадали? -- выдвигаясь из тени, заговорил всадник.

   -- Это вы, Иван Петрович?

   -- Я. Живы ли?

   -- Как видите.

   -- Слава богу!.. Там из-за вас переполох. Меня командировали учинить розыск. Что случилось?

   -- Заблудились.

   Иван Петрович засмеялся.

   -- Я так и знал,-- продолжал он,-- а все Петька... Мы уж давно там. И ученый генерал пожаловал. Сидит, как сыч, молчит, а наши вокруг него увиваются... Посмотрите, какая ночь!..

   -- Да, да... собственно, мы чудо как прокатились.

   -- А это кто с вами? Кленовский, ты?

   -- Собственной персоной.

   -- Ты-то как здесь? Я думал, ты давно уже там, на камне.

   -- Буду и там.

   -- Где ж ты был?

   -- На митинге. Петицию мужики подают. Но ты уже, конечно, знаешь об этом.

   Светлицын некоторое время молча ехал рядом с тележкой.

   -- Знаю,-- наконец, промолвил он.-- Слышал от Конюхова.

   -- Ага! Ему, стало быть, уже известно?

   -- Известно.

   -- Каким образом?

   -- Не знаю.

   -- Что же именно известно?

   -- Да, кажется, все известно.

   -- Так-с.

   Сквозь чащу сосен и елей замелькали огни; высоко, точно повиснув в воздухе, показался ярко горевший костер; послышался издалека серебристый женский смех и веселый говор, потом вдруг грянула песня.