В полумраке нашего чуланчика я повторял сам себе, что этот человек в маске сталкивается с
подобной ситуацией каждый день, и что я, как и любой другой, был абсолютно прав, сказав ему, что по собственному желанию отказываюсь от его услуг. Я уже достаточно сделал для него, нанимая на работу прежде только потому, что маме уже не удавалось хорошо убраться на самых верхних полках и из-за его болтовни, что, в сущности, так и было. Мне нравилось болтать с ним: он рассказывал о том, как живут те, у кого он работал, потому что он видел все до самых распоследних уголоков. Многие из его клиентов были людьми состоятельными и могли позволить себе подобную роскошь, а я всегда сгорал от любопытства узнать, как живут другие, особенно богачи, но мне хотелось знать, как они живут в обычной повседневной жизни, а не так, как об этом трубят в журнале “Hola!” Про себя я твердил, что эти богачи точно не уволят его, что ему же лучше, что я освободил место в списке дел, чтобы он мог приходить в новый особняк недалеко отсюда, или к каким-нибудь адвокатам-аллергикам в просторный конторский кабинет, отделанный ценной древесиной. Но ни одно из этих правильных слов не успокаивало меня. Я мог слышать голос Маноло, потому что его звали Маноло, нет, не звали – зовут. Надеюсь, он продолжает жить, потому что этот “охотник” Маноло заслуживает того. Он был и остается славным малым. Он сплетник самую малость, немного задавака, чрезмерно горд для жизни со смешным пылесосом, но все-таки приятный парень… Итак, я мог слышать его голос. Маноло спрашивал Корину:
- Это точно, что он ничего мне не оставил? Очень странно.
- Он говорит, что тебе не нужно приходить убираться, потому что здесь работаю я, и везде
чистота.
- Послушай, дорогуша, я не думаю, что ты убираешь чище моего пылесоса. Вот что я тебе скажу,
если я буду приходить сюда раз в месяц, у тебя будет меньше работы. Сечешь, о чем я говорю? Мой приход сюда в первую очередь в твоих интересах, в твоих, поняла? Ты же не знаешь, что здесь было, когда я впервые пришел сюда. Нужно поменять хотя бы фильтр, я уж не говорю о большем. А фильтры заводские, сечешь? Тут это… паутина была повсюду. Мать с сыном не убирались здесь со времен свадьбы святого Исидора. [прим: святой Исидор, Исидор Мадридский (ок.1070 – 1130гг) – покровитель Мадрида и всего крестьянства]
Корина молчала, и я представлял ее суровый, непреклонный взгляд, каким она может смотреть,
когда ей это выгодно, или когда в магазин заходит какой-нибудь хулиганистый подросток, попрошайка или разносчик рекламных листовок. Однако Маноло тоже был крепким орешком, и продолжал гнуть свое:
- Послушай, давай сделаем вот что – ты ничего не говоришь, сегодня я беру себе половину, а
половину оставляю тебе, и если захочешь, то через месяц я приду снова.
- Шеф сказал – нет, нет и нет. Я передаю только то, что сказал шеф.
- А во сколько ты уходишь? – неожиданно спросил Маноло.
Вот невезение – как на грех ни одного клиента! Хоть бы кто-нибудь вошел, чтобы разрушить
сложившуюся ситуацию, и чтобы Маноло с его наглой рожей, собиравшийся хамить и дальше, убрался отсюда.
- Между прочим, меня зовут Маноло. А тебя?
Я был возмущен до глубины души. Да кем он себя возомнил, этот чертов Маноло? Он мог
спрашивать, как ее зовут, только в своекорыстных целях, а это больше, чем может вынести какой бы то ни было человек.
- Корина, – ответила она со свойственной ей уверенностью, которая может означать и обещать что
угодно.
Сердце в моей груди разрывалось, уши горели. Ни с того ни с сего я сказал себе: “Ну все,
довольно! Если сейчас не войдет ни один покупатель, то войду я сам и снесу ему башку”. Донельзя взбешенный, я пулей вылетел на улицу через заднюю дверь и снова вошел в магазин через основную, тем самым напугав Корину.
- Как дела, Маноло? Что нового? – произнес я, почти не задыхаясь от быстрого бега, который мне
по душе, но я растерял весь свой боевой задор, едва завидев Маноло с его уродливым пылесосом.
- Висенте, дружище, Я думал, что не увижу тебя. Я поговорил здесь с твоей продавщицей, и она
сказала, что ты уже не нуждаешься в уборке магазина.
- Да, тут случилось кое-что. Ну ты и сам знаешь, Маноло, как оно бывает…
Он не дал мне объяснить все до конца, на корню похоронив все заготовленные мною фразы. Он
вытянул из меня энергию как высасывал пылевых клещей из офисных ковров.
- Я, конечно, все понимаю, но кто оплатит мне сегодняшний приход? Я проделал такой путь,
Висенте. Скажи ты мне об этом вчера, и не было бы никаких проблем, а сегодня, понятно дело…
Признаю́, вместо того, чтобы оторвать ему башку, я уступил. Он проволок свой проклятый
пылесос по всему магазину, пока я глотал свое достоинство. Корина молча взирала на нас. На меня – с безразличным пренебрежением из-за моей слабости, на него – с оскорбительным презрением из-за того, что он прощелыга. И хуже того, собравшись заплатить этому пройдохе, чтобы это был его последний визит, я понял, что у меня нет ни гроша, потому что я все потратил прошлой ночью с Кориной. Мне пришлось стрельнуть деньги из кассы, потому что я ни на минуту не хотел оставлять этого бабника-авантюриста наедине с моей девушкой. Я вдруг осознал, что прошлой ночью был не просто трах в порыве влечения, мне хотелось, чтобы Корина и в самом деле стала моей девушкой, как назвал бы ее Хосе Карлос. Как только “охотник за привидениями” ушел, я решил сказать ей: “Корина, я хочу встречаться с тобой”. А может, так будет лучше: “Корина, хочешь со мной встречаться?” Я понимаю, что эти выражения уже не в ходу. Сегодня у двух взрослых людей есть выбор, и я мог бы сказать нечто такое: “Корина, я хочу снова увидеть тебя”, но я и так видел ее каждый день, и это было бы чересчур.
Когда несносный тип ушел, я повернулся к Корине и, стараясь придать себе как можно более
непринужденный вид после только что пережитой неприятной ситуации, пояснил, отчасти пытаясь оправдать свое поведение:
- Вот приставучий. Как мне хочется навсегда потерять его из виду. Корина, ты подала отличную
идею. Бегущему врагу – серебряный мосток, как говорится, скатертью дорожка.
Она ничего не ответила. Мне думается, Корина не поняла пословицу, но она так горда, что скорее
лопнет, чем переспросит. Мни слова не говоря, она пошла варить себе кофе. Я счел вопрос исчерпанным и сменил тему. Я был заинтересован в своем продвижении к намеченной цели.
- Ты очень устала? Я забыл тебе сказать, чтобы ты не приходила сегодня, если захочешь, осталась
бы дома, выспалась, ведь вчера мы легли очень поздно…
Любому ясна цель моего высказывания – этим я недвусмысленно намекал на возобновление
наших только что завязавшихся отношений. Когда утром Корина, слегка припозднившись, вошла в магазин, мы не поцеловались. Я не придал этому особого значения, во-первых, потому, что еще в кровати мы обсуждали этот вопрос и договорились не поддаваться страху, а во-вторых, для меня было вполне очевидным, что работа для Корины – это святое. Мы не собирались менять меньше чем за сутки заведенный нами распорядок. Не прошло еще и двадцати четырех часов, как я впервые поцеловал Корину, и вот я снова вижу ее. Я подумал, что это было удачей, неслыханной удачей. И еще я подумал, что Корина была самым лучшим в жизни материнским подарком, за который я когда-нибудь поблагодарю ее. Это произойдет в тот день, когда я без какого-либо формального повода приведу Корину к нам домой просто пообедать. И тогда я скажу: “Мама, спасибо тебе за то, что настояла на своем, и Корина пришла в магазин”. Я смотрел на Корину, а она подогревала молоко, поскольку уже знала, что мне нравилось горячее молоко.
- Вчера… Ночью… – запинаясь, пробормотал я. Мне было нелегко подобрать нужные слова среди
беспорядочно теснившихся в груди. – Корина… Я хотел сказать… Я очень рад, что ты здесь… Мне нравится, что ты рядом… Совсем близко от меня… И чем ближе, тем лучше.
