Землекопы ждали ужина, но мне, с другой стороны, хотелось внимательно изучить тело и его окружение: поблизости могли обнаружиться интересные находки. Поэтому я отослал в лагерь всех, кроме одного человека, и по веревочной лестнице спустился в шахту, вооружившись фонарем-молнией. В мигающих лучах тело выглядело особенно пугающим. Старуха лежала на спине, ее руки, словно застывшие в конвульсиях, были вытянуты вперед, пальцы сплетены. Пальцы на вытянутых окостеневших ногах были судорожно скрючены. Черты лица, как и все тело, хорошо сохранились; длинные черные волосы спутанной массой падали на плечи. Рот был широко раскрыт, и два ряда зубов свирепо сверкали в неверном свете, а пустые глазницы, казалось, глядели вверх, словно прикованные к чему-то ужасному. Человеку редко выпадает увидеть столь жуткое зрелище, и только крайне древнее происхождение тела позволяло мне спокойно глядеть на него — столетия, прошедшие с момента пережитой этой женщиной трагедии, вероятно, стерли то чувство близости, что заставляет живых содрогаться при виде мертвых.

Я уже заканчивал осмотр, когда в шахту упали первые капли дождя; в ту же минуту я осознал, что надо мною воет и свистит ветер, а звезды скрылись за густыми тучами. Гроза в Верхнем Египте — явление чрезвычайно редкое; обычно она напоминает тропический ливень. Если оставить тело в шахте, подумал я, оно размокнет и будет уничтожено; однако его вполне стоило сохранить как образец. Я решил вытащить тело наверх, где его можно было спрятать в хижине. Я поднял тело с земли — оно оказалось довольно легким и в то же время не ломким. Затем я позвал человека, остававшегося наверху, но не услышал ответа: либо он не понял меня и ушел в лагерь, либо же ветер заглушал мой голос. Сверху падали теперь большие капли дождя, и времени на промедление не оставалось. Итак, я взвалил тело на спину; вытянутые руки опирались мне на плечи, а сплетенные пальцы будто впивались мне в грудь. Я начал подниматься со своей ношей по веревочной лестнице и тут испытал приступ дурноты, заметив, что лицо старухи глядит на меня из-за правого плеча, а оскаленные зубы точно собираются вцепиться мне в правое ухо.

Я покрыл около половины расстояния, когда задел ногой торчавший из стены шахты камень; как нарочно, он свалился прямо на фонарь, разбил стекло и погрузил шахту в глубокую темноту. Порывы ветра начали раскачивать лестницу, швыряя мне в лицо песок. Я попытался нащупать правой рукой голову и плечи старухи, чтобы крепче прижать к спине груз, и к своему удивлению убедился, что там ничего нет. В тот же миг я понял, что ужасное лицо скалится из-за моего

левого

плеча — как видно, мои движения сместили тело; недолго думая, я в какой-то панике стал быстро взбираться по лестнице.

Очутившись наверху, я сразу попытался избавиться от ноши. Вокруг завывал ветер, шел сильный дождь. Я закинул за спину левую руку и с ужасом нашел, что голова трупа снова переместилась вправо и теперь глядела на меня с той стороны. Я попытался снять руки трупа с шеи и с растущим страхом почувствовал, что пальцы, запутавшись в моей одежде, как будто удерживают меня. После нескольких секунд борьбы пальцы высвободились. Тело совершило оборот и мы стояли теперь лицом к лицу; высохшие руки по-прежнему цеплялись за мою шею, зубы ухмылялись в темноте. Мгновение спустя я оказался свободен, а труп, будто покачавшись секунду в воздухе, внезапно исчез из виду. Тогда-то мне стало понятно, что мы боролись на самом краю шахты, куда упала сейчас старуха, яростно старавшаяся, как сказали бы некоторые, меня остановить.

К счастью, дождь вскоре прекратился и мне не пришлось вновь тащить по лестнице ужасный предмет. На следующее утро мы увидели, что практически неповрежденное тело лежит на дне шахты буквально на том же месте, где мы его нашли; сейчас оно выставлено в музее одного из медицинских институтов Лондона.

Многим гостям Верхнего Египта запомнилась статуя Сехмет

{48}

с головой львицы, стоящая в небольшом храме Пта в Карнаке. Туристы обычно входят в это святилище при свете луны или звезд; полутьма необычайным образом подчеркивает благородство и таинственность скульптуры, заставляя поверить, что богиня еще сохранила часть своего могущества. Посредством Сехмет бог Солнца, Ра, расправлялся с врагами, и в древние времена богиня пользовалась зловещей репутацией. Эта слава прочно укрепилась за ней, и туземцы до сих пор утверждают, что Сехмет имеет привычку убивать маленьких детей. Когда найденную несколько лет назад статую откапывали, земля прямо перед нею провалилась и два мальчика, занятые этой работой, погибли; не стоит удивляться, что их гибель сочли проявлением злых чар духа, заключенного во впечатляющей каменной статуе. Нередко говорят, что того, кто оскорбит богиню во время посещения храма, после много недель преследуют несчастья.

Среди британских и американских дам распространился обычай покидать после ужина гостиницы и торопиться к богине, которую они осыпали молениями и пытались умиротворить нежными словами. Как-то раз, несколько лет назад, одна известная дама бросилась на колени перед статуей и, экзальтированно простирая руки, принялась восклицать: «Я верую, я верую!». Ее подруга в это время страстно целовала каменную руку и гладила не слишком изящные каменные ноги. В другом случае перед богиней зажгли светильники и некий восторженный господин начал бормотать какие-то ритуальные фразы; тем временем популярная французская беллетристка, которая ошибочно приписывала себе дар чревовещания, издавала мяукающие звуки, якобы исходившие от статуи и, безусловно, придававшие этой сцене еще более варварский характер. Подобные сеансы сделались настолько частыми, что в конце концов мне пришлось официально их прекратить и объявить поклонение зловещей богине нарушением правил. Она стоит в одиночестве, таинственно улыбаясь посетителям, а они, все без исключения, никогда не улыбаются в ответ, дабы не пробудить гнев богини. Однажды летней ночью в святилище пробрался туземец, считавший, видимо, что навлек на себя проклятие богини; он разбил голову и плечи статуи, но археолог, ведавший храмом, собрал и скрепил обломки, и Сехмет продолжает сулить несчастья тем, кто наделяет ее зловещими намерениями.

Зимой 1908-9 года известный бостонский художник и любитель театральных постановок Джозеф Линдон Смит

{49}

и его жена гостили у нас с женой в Египте. Мы жили на берегу Нила, в Луксоре — современном городе, выросшем на месте «стовратных Фив», могущественной древней столицы Египта. Как правило, мы проводили большую часть времени среди руин на западном берегу Нила, так как работа требовала от меня уделять постоянное внимание проводившимся там раскопкам и руководить сложной системой охраны и сохранения памятников, которая в наши дни защищает исторические и художественные ценности Египта. Мистер Смит зарисовывал гробницы, тогда как наши дамы развлекали себя множеством затей, что так охотно подсказывает это прекрасное и романтическое окружение.

«Знаменитая статуя Сехмет в Карнаке, разбитая туземцем, верившим в ее злын чары». Фот. из книга А. Вейгалла «Тутанхамон и другие эссе» (1924).

Иногда мы ночевали среди гробниц, ставя палатки на склоне холма Шейх Абд эль-Курна

{50}

, посреди некрополя великих египтян; на закате, когда туристы исчезали на дороге в Луксор, а наши дневные труды были окончены, мы подолгу гуляли по пустынным ущельям, карабкались на каменистые холмы и входили в разрушенные храмы; только к ужину мы обычно возвращались к огням нашего лагеря. Грандиозность и величие этих сумеречных видов невозможно описать. В неясном отраженном свете сияющих звезд крутые скалы и каменистые теснины казались исполненными чудес. В их тенях скрывались тайны; извилистые тропки словно уводили в запретные места, куда не ступала нога человека. Холмы и валуны и их подножья принимали самые фантастические формы; невольно представлялось, что духи мертвых Египта в такие часы скитались, подобно нам, среди этих призрачных ландшафтов.