26

Ему принесли один ящичек, который показался тем, кто разбирал вещи из имущества Дария, самой большой драгоценностью. Александр спросил своих друзей, что, по их мнению, стоит прежде всего положить сюда. Высказано было много разных мнений; Александр сказал, что он будет хранить здесь Илиаду. Это засвидетельствовано многими заслуживающими доверия 'писателями. Если правда то, что говорят александрийцы, ссылаясь на Гераклида, то Гомер, по-ви-

димому, был деятельным советником его на войне. Рассказывают, что, покорив Египет, он захотел оставить здесь в память о себе большой и многолюдный город и назвать его своим именем. Он выбрал какое-то место, которое еще не было обмерено с ведома архитекторов, и велел его огородить. Ночью Александру приснился удивительный сон: совершенно седой старец почтенного вида подошел к нему и произнес следующие стихи:

«На море шумно-широком находится остров, лежащий Против Египта; его именуют там жители Фарос».

Встав, Александр сейчас же пошел к Фаросу; тогда это был еще остров, лежавший немного севернее устья Каноба; теперь насыпь соединяет его с материком. Место оказалось исключительным по своему положению (полоса земли, ' отделявшая достаточно широким перешейком большое озеро от моря, которое образовало здесь просторную гавань). Александр заявил, что Гомер, удивительный во всем, оказался и мудрейшим архитектором, и приказал сделать план города, соответствующий данному месту. Мела под рукой не оказалось; взяли муки и на черной земле вывели дугу; от ее окружности, как бы от концов ее, шли прямые линии равной величины. План напоминал покрой хламиды. Царю он очень понравился. Вдруг с реки и с озера поднялось несметное количество птиц разных пород и величины. Они, как туча, опустились на это место и склевали дочиста всю муку. Александра смутило это знамение. Предсказатели ободрили его, сказав, что он заложит город многообильный, который прокормит самых разных людей. Александр поставил надзирателей следить за постройкой города, а сам отправился в храм Аммона. Дорога эта была длинная и мучительно трудная. На ней грозили две опасности: во-первых, она в течение многих дней шла по безводной пустыне, а во-вторых, на путников, шедших по глубокому безбрежному песку, мог налететь ураган с юга. Так случилось, говорят, когда-то с войском Кам-биза: ветер поднимал холмы песка, гнал его волнами по равнине — 50 тысяч человек было засыпано и погибло. Все это обсуждалось почти всеми, ио Александра трудно было отвратить от его намерений. Судьба, податливо исполнявшая его желания, сделала его самоуверенным, а его смелость подсказывала ему желание побеждать не только врагов, но и превратности времени и пространства.

27

Во время этого путешествия на помощь, посылаемую божеством в затруднительных обстоятельствах, полагались больше, чем на позднейшие оракулы. Некоторым образом, однако, эти обстоятельства заставили верить и в аракулы. Во-первых, по воле Зевса прошли обильные проливные дож-

393

ди: исчез страх жажды, песок утратил свою сухость, промок и стал плотным; воздух сделался легким и более чистым. Когда оказалось, что исчезли вехи, по которым шли проводники, и путники, не зная дороги, стали разбредаться в разные стороны, вдруг появились вороны, взявшие на себя обязанности проводников. Они летели впереди тех, кто спешил за ними, и поджидали отстающих и медлящих. Всего удивительнее было то, о чем рассказывает Каллисфен: ночью они сзывали своим криком заблудившихся и карканьем своим выводили их на верную дорогу.

Когда, пройдя пустыню, они пришли к месту, пророк Аммона приветствовал Александра от имени бога как от имени отца. Александр спросил, не скрылся ли от него кто-либо из убийц его отца. Пророк приказал ему не кощунствовать: отец у него не смертный человек. Александр изменил свой вопрос и осведомился, всех ли убийц Филиппа он наказал. Затем он спросил, дано ли ему будет стать владыкой всех людей. Когда бог изрек, что это будет ему дано и что Филипп вполне отомщен, Александр принес богу великолепные дары, а людям роздал деньги. Так пишет об оракулах большинство. Сам же Александр в письме к матери сообщает, что он получил какие-то таинственные 'предсказания, о которых он, вернувшись, расскажет только матери. Некоторые же рассказывают, что пророк, желая из любезности обратиться к нему по-гречески «сын мой», спутался в буквах и сказал «сын Зевса». Александр обрадовался этой ошибке; так и пошла молва, что он сын Зевса, так как бог так назвал его. Рассказывают, что ои слушал в Египте философа Псаммона и особенно принял к сердцу слова его о том, что бог правит всеми людьми; в каждом человеке начало властвующее и управляющее есть начало божественное. Сам он думал об этом более мудро: он говорил, что бог является отцом всех людей, но родными себе ои делает лучших из них.

28

Вообще он держался с варварами гордо, как человек, со вершенно уверенный в своем божественном происхождении перед греками он выступал в качестве бога осторожно и ред ко. Только о Самосе он написал афинянам: «Я не отдал б вам этого свободного и славного города; вы получили его о; человека, которого называли тогда моим господином и сг цом», — он разумел Филиппа. Позднее, раненный стрелой, сильных страданиях он воскликнул: «Друзья мои, это кров не

«Влага, какая струится у жителей неба счастливых».

Когда однажды всех напугал сильный удар грома, софис Анаксарх сказал Александру: «Ты не сделаешь ничего такого, сыи Зевса?». Тот засмеялся: «Я не хочу устрашать друзей:

этому учишь меня ты, понося мой обед потому, что видишь на столах рыб, а не головы сатрапов». Говорят, что Анаксарх действительно произнес эти слова при виде рыбок, которых царь посылал Гефестиону. Анаксарх как будто презирал и смеялся над теми, кто подвергает себя великим трудам и опасностям, гоняясь за славой: у них удовольствий и наслаждений столько же, сколько у других, или чуть больше. Из сказанного ясно, что сам Александр не был одурманен мыслью о своей божественности и не допускал ее: она была для него средством для порабощения других.

29

Вернувшись в Финикию из Египта, он принес жертвы богам, устроил торжественные процессии в их честь, поставил трагедии и дифирамбы. Не только приготовления к ним, но и сами состязания были великолепны. Хоры были снаряжены царями Кипра, которых избирали, как в Афинах, по филам; с удивительным честолюбием старались они превзойти один другого. Особенно соперничали Никокреонт еаламинский и Па-сикрат солийский: по жребию им достались хоры знаменитейших актеров: Пасикрат достался Афинодору, а Никокреонт-Фессалу, к которому благоволил и Александр. Благоволение свое он обнаружил, однако, только тогда, когда объявлено было, что голосованием победа присуждена Афинодору. Тогда, по-видимому, уходя, он сказал, что одобряет судей, но что он охотно отказался бы от части своего царства, только бы не видеть Фессала побежденным. Когда же афиняне оштрафовали Афинодора за то, что он не явился иа Дионисии, он обратился к царю, прося заступничества. Александр не заступился, но деньги на уплату послал. Ликон из Скарфеи, хороший актер, вставил как-то стих в одну комедию с просьбой выдать ему 10 талантов. Александр рассмеялся и дал.

Дарий отправил к нему 'письмо и своих приближенных с просьбой отпустить пленных за 10 тысяч талантов; он предлагал Александру взять все земли до Евфрата, жениться на одной из его дочерей и стать другом и союзником. Александр сообщил об этом друзьям, и на слова Парменнона: «Будь я Александром, я бы на это согласился», ответил: «И я бы, клянусь Зевсом, будь я Парменионом». Дарию он написал, что ему будет оказан всяческий привет н ласка, если он явится к нему; в противном же случае Александр сам придет к нему.

30

Вскоре, однако, он раскаялся в своем ответе, так как жена Дария умерла в родах. Его явно огорчало, что пропал такой случай показать свое добросердечие. Он устроил роскошные похороны и не пожалел расходов. Один из евнухов, прислужи