– Мефодий! – сказал он.
Улита кивнула.
– Да знаю я, знаю… Хорошо хоть ты не сказал: «Мефодий. Мефодий Буслаев!» Один мой знакомый типчик в очочках, у которого сейчас «большая лубоф» с некой русской фотомоделью, представился бы именно в такой последовательности.
– Ты меня знаешь? – удивился Мефодий.
Улита прыснула. Мефодий уже заметил, что она с удивительной быстротой переходит от одного настроения к другому. Если не находится одновременно во всех.
– О, мы уже на «ты»! Что может быть лучше «ты»? Тыкай меня на здоровье куда хочешь! Идет?
– Идет, – сказал Мефодий.
Он снова почувствовал себя неуютно. Не каждый день тебе попадаются дамочки-вамп и просят себя тыкать.
– Я знаю тебя, Мефодий, и очень хорошо. Мы наблюдали за тобой каждый день твоей жизни. Но лишь теперь, когда тебе больше двенадцати, ты можешь узнать правду о себе. До этого момента твое сознание просто не выдержало бы ее. Ты мог бы умереть от ужаса, едва узнав: кто ты и зачем пришел в этот мир, – важно продолжала Улита.
«Ничего себе заявленьице!» – кисло подумал Мефодий. До сих пор он был уверен, что пришел в этот мир без всякой особенной цели. Типа: «Привет! Я загляну?»
– А ты? Ты не умерла от ужаса? Ты же ведь не намного меня старше? – спросил он без иронии.
Лицо Улиты стало вдруг серьезным и печальным. Словно боль, которую невольно причинил ей своим вопросом Мефодий, заставила ее на миг снять маску.
– Я особый случай. У меня не было выхода. Меня прокляли сразу после рождения. Причем проклял тот, чье проклятие имело особую силу… Но не будем об этом, – сказала она и отвернулась, показывая, что разговор закончен и данная тема дальше развиваться не будет.
– Ты пришла специально, чтобы защитить меня от этого типа? – уточнил Мефодий.
Улита взглянула на то место, где совсем недавно стояла машина, и расхохоталась.
– Ты серьезно? Защитить тебя, самого Мефодия Буслаева, от этого слизняка? Чего-то я не врублюсь: это такое хи-хи в духе ха-ха?
– Но он же был сильнее. И вообще он какой-то злобный, – сказал Мефодий.
Улита фыркнула.
– Злобный? Он? А ты что, очень добрый, что ли? Кто первый начал шины протыкать? И насчет того, кто сильнее… Бред! Запомни с этой минуты и до склероза: физическая сила ничто в сравнении с силой ментальной! Ты и сам справился бы, если бы слегка поднапрягся. Само собой, ты еще не владеешь своим даром, но это не означает, что его нет. Просто сегодняшний вечер был благоприятен для моего появления. Смотри, сколько совпадений! Псих, который хочет вышибить из тебя мозги. Отражение луны в луже, которое ты гоняешь глазами, как мяч. И, наконец, твой сон, о котором ты недавно вспоминал.
Мефодий поежился. Его неприятно поразило, что Улита знает про лужу и про сон. Он оглянулся на пустой двор, на дверь подъезда, из которой уже очень давно – как ему казалось – никто не выходил и в которую никто не входил. Довольно нелепо, особенно если учесть, что в этот час газоны у дома наполняются собачниками.
«Странно… Все очень странно! Можно подумать, что все это подстроено. Как в театре», – подумал он.
Мефодий заметил, что молния куртки у Улиты расстегнута примерно на треть, а наружу выбилось необычное украшение – серебряная сосулька на длинной цепочке. Он мельком подумал, что если Улита сейчас попытается застегнуть куртку, то перерубит цепочку молнией. У Зозо такое бывало не раз, не считая того дурацкого случая, когда Эдя случайно проглотил ее сережки, которые она положила в вазочку с конфетами.
Машинально Мефодий протянул руку, чтобы поправить украшение, но, коснувшись серебряной сосульки, зачем-то задержал ее в пальцах. Он внезапно заметил, что сосулька ведет себя крайне странно: меняет форму, цвет, пытается растечься у него по руке, облечь ладонь, как перчатку, а внутри у нее загорается нечто неуловимое, похожее на тлеющий в пустой черной комнате огонек сигареты.
– Эй, ты что там делаешь с моей курткой? Типа, раннее взросление и все такое? – хихикнула Улита.
Она опустила голову, но, увидев, что именно держит Мефодий, пронзительно завизжала. Мефодий удивленно отпустил украшение. Он был потрясен. Ему казалось, что ведьма с таким искусством отфутболившая борова, вообще не может так визжать, особенно по таким пустякам. Улита издала еще две-три трели, а затем, тяжело дыша, отступила на шаг назад.
– Ты что? Это же дарх! – сказала она с ужасом.
– Ну и что? – спросил Мефодий.
– Как что? ДАРХ!..
– Ну и?.. – спросил Мефодий.
– Ты не понимаешь, что это такое?
– Не-а! Сосулька.
– Да ты с ума сошел! Трогать дарх!.. Вот так запросто взять и потрогать чужой дарх! Псих! Чокнутый! – Теперь, когда Улита слегка успокоилась, в ее голосе за страхом определенно угадывалось восхищение.
– А что это за дарх? Зачем он нужен? Я думал просто побрякушка на цепочке и всякое такое, – сказал Мефодий.
– Дарх – это не побрякушка. Дарх – это дарх… Не знаю, как объяснить! Но то, что ты сделал, – опаснее, чем если бы ты потрогал гремучую змею!.. Понял?
– Приблизительно, – сказал Мефодий.
– Скажи, ты долго держал его?
– Да нет, недолго! Ну, секунды три, ну пять, – прикинул Мефодий.
– Пять секу-унд? – протянула Улита. – Но это же дико больно!
– Тебе больно? Прости! – извинился Мефодий.
– Да не мне! Тебе должно было быть дико больно! Ты должен был кататься по земле и пытаться отгрызть себе руку, чтобы новой болью как-то заглушить ту, первую! Это же МОЙ дарх, понимаешь? А трогал его ЧУЖОЙ, то есть ты! Причем голыми руками: не посохом, не мечом, не магией. Руками! Соображаешь? Дарх можно снимать только с поверженного врага, и то не срывать, а срубать его, перерезать цепочку! И ты ничего не чувствовал?
– Нет… Ну почти. Больно это не было, во всяком случае, – уточнил Мефодий, честно пытаясь вспомнить, что он испытывал. Любопытство – да, но явно было еще что-то. Что-то азартное и слегка злое. Нечто вроде того, что он чувствовал, скажем, когда ему удавалось раздавить на стекле муху.
– Хм… Великий Мефодий Буслаев! Тогда я, пожалуй, понимаю, почему… – начала Улита, но, спохватившись, сменила тему. – Ну неважно… Перейдем к делу. Я пришла к тебе не совсем сама… То есть пришла-то я сама, но меня прислали. Кое-кто хочет встретиться с тобой лично. Как насчет завтрашней ночи? Скажем, в час?
Мефодий встревожился. Он был современный подросток, а современный подросток многие вещи делает на автомате. Например, не слишком доверяет незнакомым. И уж тем более не идет неизвестно куда по первому зову для встречи вообще непонятно с кем.
Улита, казалось, читавшая его мысли, прекрасно поняла его опасения. Ведьмочка подняла голову, прищурилась и неопределенно дунула в пространство. И сразу же Мефодий ощутил, как холодные пальцы сомкнулись на его сердце. Невидимая ледяная змея через кровь скользнула к нему в мозг. А в следующий миг ноги Мефодия сами собой сделали несколько шагов. Он с ужасом уставился на них – ноги больше ему не повиновались. Они служили чужой воле.
– Вот так! – удовлетворенно сказала Улита. – А теперь так!
Она подняла руку на уровень своего лица и, ухмыляясь, пошевелила пальцами. Мефодий обнаружил, что его собственная рука повторяет тот же жест – поднимается и шевелит пальцами.
– А ну прекрати! Прекрати! Я не хочу! – крикнул он.
Он попытался насильно опустить свою руку, схватившись за ее запястье другой рукой, но коварная ведьмочка вдруг поднесла обе свои руки к шее, схватила себя за горло и начала его сжимать. Причем делала это явно халтурно, хотя и с утрированными ужимками висельника.
Мефодий захрипел. Перед глазами расплывались пятна. Он душил себя сам и ничего не мог с этим поделать. Причем, в отличие от коварной Улиты, которая сжимала свое горло еле-еле, собственные руки душили Мефодия крайне ответственно.
Только когда Мефодий, почти задохнувшись, упал на колени, Улита, смилостивившись, отпустила свое горло.
– Ну все. С тебя хватит. Получай обратно свои руки и ноги, – сказала она. Ведьмочка улыбнулась, тряхнула пепельными волосами, и Мефодий вновь получил контроль над своим телом. Он, кашляя, поднялся и, с недоверием посматривая на свои руки, стал растирать горло.
