– Принц Гвидион – величайший воин в Придайне, – ответила Эйлонви, – и не каждый может сравниться с ним. Но мне кажется, что если Помощник Сторожа Свиньи станет вести себя достойно, то разницы между ним и принцем не будет. Они сравняются.

– Сравняются? – воскликнул обиженный Тарен. – Ты меня равняешь с этим Руном?

– Тарен из Каер Даллбен, – резко сказала Эйлонви, – я начинаю думать, что ты ревнуешь. И жалеешь себя. Это так же нелепо, как… как выкрасить нос зеленой краской!

Тарен больше ничего не сказал. Он отвернулся и мрачно уставился на воду.

Погода портилась. Ветер похолодал. Море вздымалось. Волны бились о борта корабля и раскачивали его так, что Тарен с трудом удерживался на ногах. Голова у него кружилась, и он опасался, что суденышко вот-вот опрокинется. Эйлонви, смертельно бледная, ухватилась за поручни.

Гурги жалобно выл и поскуливал:

– Бедная, слабая голова, ее мучают кружилки и вертилки. Гурги больше не любит эту волноскачку. Ему хочется домой!

Принц Рун ничуть не страдал от жуткой болтанки. Он с аппетитом поел и был в отличном настроении, в то время как Тарен дрожал, съежившись в своем плаще.

Море не успокаивалось до самого заката. С приближением ночи корабль встал на якорь в тихой бухте, чему Тарен был несказанно рад. Эйлонви достала свой золотой шар. В ее руках он засветился, и луч его упал на черную воду.

– Ой, что это? – восхитился принц Рун, спустившийся с помоста на палубу.

– Это моя игрушка, – сказала Эйлонви – Я с ней не расстаюсь. В любой момент она может пригодиться.

– Изумительно! – воскликнул принц. – Ничего подобного в жизни не видел.

Он с интересом разглядывал золотой шарик, но стоило ему взять игрушку в руки, как свет погас.

– Кажется, я его сломал! – испуганно сказал Рун.

– Нет, – успокоила его Эйлонви, – просто не каждого он слушается.

– Невероятно! – восхищался Рун. – Ты должна показать его моим родителям. Мне бы хотелось, чтобы у нас было несколько таких штучек. Мы бы развесили их вокруг замка.

С любопытством повертев шарик в руках, Рун вернул его Эйлонви. Упала ночь. Принц настоял, чтобы Эйлонви спала с удобствами, под навесом, а сам улегся на груду рыболовных сетей прямо на палубе. Гурги свернулся клубком рядом с ним. Карр, презрев приказание Тарена спуститься с мачты, нахохлилась на самой ее макушке. Рун, мгновенно уснувший, храпел так громко, что раздосадованный Тарен постарался найти уголок подальше. Он растянулся на палубе у другого борта. Когда Тарен наконец уснул, ему приснилось, будто они по-прежнему живут в Каер Даллбен и никогда его не покидали.

В следующие дни Тарен уже не так страдал от морского путешествия и пришел в отличное расположение духа. Воздух был чистым, ветер свежим и резким. Тарен с удовольствием слизывал с губ непривычно соленые брызги. Принц Рун продолжал выкрикивать свои нелепые команды. Матросы занимались своим делом, не обращая никакого внимания на его приказы. Остальные с радостью бросались помогать морякам по первой их просьбе. Работа, как и предсказывал Колл, глушила печаль. И все же в иные моменты Тарен, вспоминая о цели путешествия, желал, чтобы оно никогда не кончалось.

Он только что закончил сворачивать трос в бухту на палубе, как с мачты стремительно сорвалась Карр и с карканьем тревожно закружилась над ним. Через мгновение дозорный крикнул, что видит землю. Принц Рун пригласил путешественников подняться на помост. В ярком свете утра Тарен увидел холмы Моны, вырастающие на горизонте. Корабль приближался к бухте Динас Риднант. Изогнутая полумесяцем, с пирсами, молами, с каменной дамбой, просторная бухта была заполнена кораблями. Ее обрамляли отвесные скалы, встающие прямо из воды. На самой высокой скале почти над берегом стоял замок с развевающимися на ветру знаменами Дома Руддлума.

Корабль плавно подошел к пирсу. Матросы ловко пришвартовали его и спрыгнули на берег. Две шеренги воинов с поднятыми копьями торжественно проводили спутников во главе с Руном к замку.

Но даже это короткое шествие не обошлось без недоразумений. Принц, выхватив меч, чтобы отсалютовать Командору Стражников, так широко и неуклюже взмахнул клинком, что острие пропороло Тарену плащ.

– Надо же! – удивленно воскликнул Рун, с любопытством разглядывая зияющую в плаще дыру. – Очень сожалею, дружище!

– И я тоже, принц Моны, – сквозь зубы процедил Тарен, раздосадованный и одновременно смущенный тем, что придется предстать перед королем и королевой в таком виде. Молча, сжав губы, он решительно шагнул вперед, в надежде, что прореху на его плаще не заметят.

Процессия миновала ворота замка и втекла в широкий двор. Выкрикивая направо и налево радостные «Привет! Привет!», принц Рун поспешил к встречающим его родителям. У короля Руддлума оказалось такое же круглое и веселое лицо, как и у принца Руна. Он сердечно приветствовал гостей, многократно, как и его сын, повторяя: «Привет! Привет!» Если он и заметил порванный плащ Тарена, то не подал виду, что, впрочем, только добавило страданий смущенному юноше. Когда король Руддлум наконец умолк, вперед вышла королева Телерия.

Королева была невысокой приятной женщиной, облаченной в развевающиеся на ветру белые одежды. Золотой обруч стягивал ее перевитые лентой волосы того же соломенного цвета, что и у принца Руна. Она осыпала Эйлонви поцелуями, обняла все еще смущенного Тарена, остановилась в изумлении перед Гурги, но тем не менее обняла и его.

– Добро пожаловать, дочь Ангарад, – начала королева Телерия, обращаясь к Эйлонви. – Твое присутствие делает честь… не суетись, дитя, и стой прямо… нашему королевскому дому. – Королева внезапно смолкла и притянула к себе Эйлонви. – О великий Ллир! – вскричала она. – Откуда ты взяла такое ужасное платье? Да, теперь я вижу, что Даллбен вовремя отпустил тебя из этого заброшенного места в дикой глуши лесов!

– Дикая глушь? Ничего подобного! – вспыхнула Эйлонви. – Я люблю Каер Даллбен. А старый Даллбен – самый великий волшебник!

– Совершенно верно, – спокойно сказала Телерия. – Но он так занят своими заклинаниями и тому подобными вещами, что позволил тебе расти, как сорняку! – Она повернулась к королю Руддлуму. – Ты со мной не согласен, дорогой?

– Очень похожа на сорняк, – откликнулся король, с интересом разглядывая Карр.

Ворона расправила крылья, открыла клюв и громко прокаркала: «Руддлум» – к полному удовольствию короля.

Тем временем королева Телерия рассматривала по очереди Тарена и Гурги.

– Взгляните на этот разодранный плащ! И на это взлохмаченное существо! Вам обоим требуется новое одеяние! – провозгласила она. – Новые куртки, новые сандалии, все-все-все! К счастью, у нас в замке как раз имеется великолепный сапожник. Он проходил тут по нашим землям… не дуйся, дитя мое, губы распухнут… и мы пригласили его чинить нашу обувь. Наш Главный Управитель сейчас приведет его. Мэгг! – позвала она. – Мэгг! Ну где же он?

– У ваших ног! – откликнулся Главный Управитель, который стоял тут же, но вовсе не у ног, а бок о бок с королевой. На нем был едва ли не самый прекрасный плащ, какой доводилось видеть Тарену. Богатое шитье, украшавшее плащ, почти превосходило великолепием одеяние короля Руддлума. В руке Мэгг держал длинный, выше его самого, жезл из полированного дерева с золотым набалдашником. Тяжелая цепь из крупных серебряных звеньев обременяла его шею. На поясе позвякивали ключи всех размеров, нанизанные на громадное железное кольцо.

– Распоряжения уже отданы, – сказал Мэгг, низко кланяясь. – Ваше приказание выполнено до вашего приказания. Сапожник, портные и ткачихи уже готовы.

– Превосходно! – воскликнула королева Телерия. – Принцесса пойдет со мной в ткацкую. А Мэгг покажет остальным их комнаты.

Мэгг, вновь поклонившись, и даже еще ниже, хотя это казалось невозможным, подал знак жезлом. Тарен и Гурги, наступавший ему на пятки, последовали за Главным Управителем через внутренний двор в высокое каменное строение и дальше по сводчатому коридору. Мэгг указал на открытую дверь в конце коридора и величественно удалился.