Литмир - Электронная Библиотека

Алексей сразу пустил лошадь галопом.

Четверть часа скачки – и впереди показались две фигуры. На стук копыт оба обернулись одновременно.

Алексей подскакал к ним и в ярости потянул на себя поводья, подняв лошадь на дыбы:

– Ты что же, собака, делаешь? Так ты на гостеприимство отвечаешь? Мы же тебя не обидели ничем, хлебом-солью делились!

Преломить хлеб и откушать его считалось неким договором, пактом о ненападении.

В сердцах Алексей хлестнул старика плетью:

– Что подсыпал в котёл? Говори, не то на месте порешу!

Бить старика плетью было неуместно, зазорно. Но нищий вёл себя подло, как враг, а врага жалеть нельзя.

– Напраслину возводишь на меня, воин. Ни сном, ни духом не ведаю я, в чём ты меня упрекаешь! Не виноват я!

А сам голову вниз опустил.

– Ну-ка, дай свою суму…

Алексей наклонился, сорвал с плеча старика суму и открыл её. Там лежала сухая лепёшка, ложка, деревянная расчёска. А это что? Круглая из дерева шкатулка размером с небольшой кулак. Алексей поднял крышку: ёмкость была наполовину заполнена сероватым порошком.

Кровь вскипела в жилах Алексея. Отравитель! Ох, зря он не обыскал нищих! Но никто – даже сам Кошкин – ничего не заподозрили, а вот теперь приходится расхлёбывать.

– Что это? – Он поднёс раскрытую шкатулку к лицу старика. – Порошок сон навевает или жизни лишает?

Парочка неожиданно бросилась бежать – старик в одну сторону, подросток – в другую. И бежал нищий быстро, ловко огибая камни и кочки, попадающиеся ему на пути. Никакой он не слепой!

Алексей пустил коня в галоп, в две минуты догнал старика – он главный! – и рубанул саблей по плечу. Тут же развернул коня и бросился за подростком. Однако тот забежал за дерево, избежав сабельного удара, и уже оттуда метнул в Алексея нож, которым допрежь резал деревяшки.

Алексей едва успел уклониться, и лезвие ножа скользнуло по шлёму. Такой же враг, как и старик!

Алексей спрыгнул с коня и увидел, как подросток из своих отрепьев выхватил кистень – в умелых руках оружие грозное. В незащищённое место угодит – кости раздробит. А если по шлёму – так железо промнёт, оглушит.

Непростые нищие оказались. С виду безоружны, а на деле за себя постоять могут. Допросить бы его, да с пристрастием – на кого работают и зачем воинов отравить хотели. Ведь не из-за прихотей своих, цель какую-то имели.

Подросток смотрел злобно, сжимая в руке грузик кистеня и, по-видимому, выгадывая удобный момент.

Алексей сделал ложный выпад, и подросток купился, выбросил тяжёлый шар. Только воин был готов к этому, уклонился влево и взмахнул саблей.

Парнишка закричал от боли, из обрубка руки, пульсируя, струёй била кровь.

Алексей схватил его руку и передавил пальцами артерию. Кровь идти перестала.

Парень смотрел на Алексея круглыми от ужаса и боли глазами.

– Скажешь, кто и зачем послал – руку перевяжу и отпущу. Молчать будешь – убью.

Парень плюнул на Алексея и отвернулся. Ох, не хотелось тому его жизни лишать – но надо. Нельзя врага в живых оставлять.

Понятное дело, старик главным был. Но и подросток волчонком смотрит. Воины на заставе нищих не обидели, мстить им не за что. Стало быть, подослал кто-то, направил нищую парочку на заставу.

Алексей оглянулся на мёртвое тело и решительно вскочил в седло – нужно было мчаться на заставу. Беспокойно было у него на душе, как бы беды не случилось.

Лошадь он гнал во весь опор. Но, не доезжая до заставы сотни метров, остановил лошадь, спешился и повёл её в поводу – стук копыт скачущей лошади далеко слышен. Почему он так сделал, он и сам объяснить не мог, как будто кто-то свыше советы давал.

Привязав лошадь в ивняке у ручья, дальше осторожно пошёл сам.

Ему уже была видна крыша сторожки, как вдруг – чу! – он услышал незнакомые приглушённые голоса. Было ощущение, что люди остерегаются, боятся внимание привлечь.

На всякий случай Алексей взял в руку нож – хороший, боевой, с тяжёлым лезвием, и, пригнувшись, перебежал поближе.

Эх, Кошкин, Кошкин, зря ты не послушался советов!

На небольшой поляне вокруг кострища ходило трое чужаков – и не нищие, воины. В шлёмах-мисюрках, плоских, как миски для похлёбки, из-под одежд незнакомых кольчуги посверкивали. А у самой сторожки воины с заставы лежали, и мёртвые, поскольку все были в кровавых пятнах.

Алексей понял, что пока его не было, заставу вырезали беспощадно. Засечники и сопротивляться-то толком не могли, опоенные какой-то дрянью. И что теперь делать? В Рязань скакать с горестным известием или бой неравный принять?

Алексей затаился, ещё раз пересчитал чужаков. Трое. И на него одного это – много, поскольку не разбойники они, не нищие, а воины. Только если он отступит, в Рязань поскачет, спросит его князь: «Где же ты был, почему один в живых остался, где раны твои?» И что он сможет ему на это ответить? Что жизнь свою пожалел, что поступил разумно, поскольку силы были заведомо неравны? Тьфу, даже думать противно! К тому же эта троица – явно лазутчики или дозорные чужого войска. А само войско – в полудне пути.

На крымских татар чужаки не были похожи, хотя явно степняки: глаза раскосые, лица скуластые, кожа белая. Ногайцы? А впрочем, какая разница? Они на русскую землю пришли, товарищей его боевых живота лишили – убить их надо. Отомстить!

В душе зародилась злоба. Страшновато одному против троих, да выбор невелик. Как это там говаривали? Делай что должно, и будь что будет?

Алексей набрал воздуха в лёгкие, вогнал нож в ножны, обнажил саблю и шагнул вперёд – как со скалы в воду прыгнул. Нет назад возврата.

Чужаки узрели его сразу, как только он из-за деревьев вышел.

– Ай, урус! Помирать пришёл! Ты бы железо с себя снял, к чему тебе вериги?

Старший стоял, широко расставив ноги, и презрительно улыбался. А двое его соплеменников не спеша стали обходить Алексея с обеих сторон. Они куражились, показывая своё превосходство, поизгаляться перед сечей хотели.

Не сводя глаз с врагов, Алексей как-то механически дотронулся до своего камня, висевшего на шее в кожаном мешочке. И вдруг рядом ним, неизвестно откуда, появился воин – точная копия его, Алексея. Только не из плоти, поскольку полупрозрачным был. На Руси таких созданий волхвы вызывать умели, «мороками» их называли.

Кинулся морок на главаря, саблей взмахнул. Ногаец отшатнулся и саблю вскинул, защищаясь.

Андрей же, не мешкая, на воина справа от себя ринулся. Упав на землю, он перекатился и в перекате ударил степняка саблей по ногам. Сильно полоснул, одну ногу ниже колена напрочь отсёк, вторую поранил.

Вскочив, кинулся на воина слева – тот уже сам кинулся ему навстречу, размахивая саблей. Схлестнулись.

Алексею сразу пришлось туго. Степняк имел преимущество в виде щита – круглого, небольшого. Алексей же свой щит оставил притороченным к седлу лошади – не ожидал, что он нужен будет. И теперь ему приходилось работать телом – прыгать, уворачиваться, пригибаться. Удары Алексея степняк принимал на щит, а вот удары чужака приходилось отбивать саблей.

Обычная тактика боя в пешем строю простая: принял удар сабли или меча на щит – ударил холодным оружием сам. Алексею же приходилось и принимать удары на саблю, и нападать.

Степняк полыхал злобой из узких глаз, на губах играла презрительная улыбка. Он был опытным воином и думал, что уруса без щита завалит быстро.

Алексею же приходилось поглядывать направо, на старшего. А там творилось нечто невообразимое, доселе невиданное. Он бы и поглядел, кабы степняк не наседал. Да сзади хрипит и стонет ещё один враг, которого он ранил, – отвлекает.

Алексей выбрал единственный вариант – разбить врагу щит. У степняка он по краю железом не окован.

Он наносил и наносил по щиту удары саблей сверху, от щита летели щепки. И вот настал момент, когда щит развалился, и в руках степняка остался один умбон. Теперь их возможности сравнялись.

Однако оба уже подустали. Ухмылка с лица степняка стёрлась – он уже не ждал лёгкой победы. По его лицу катились крупные капли пота, дыхание стало шумным. Как же, привык на лошади бои вести, как правило – скоротечные.

8
{"b":"271978","o":1}