— Спасибо тебе за приятную новость.

— Да чего уж там, — махнул рукой тот. — Ладно. Далеко не отходи. Сейчас регистрация начнётся. А я пока схожу за водичкой. Аж в горле пересохло от этого Винского! Если не дольше! Вот Винский!..

Приятель отошёл, а Роберт ещё несколько мгновений стоял у окна. Затем вздохнул и не спеша двинулся в сторону стойки регистрации пассажиров. Внезапно он почувствовал, что проходит мимо лавки цветов — примечательный аромат. Роберт остановился и бросил взгляд на золотистый цветок.

— Это…

— Хризантемы?! — энергичным голосом предложила продавщица. — Символизирует трепетную любовь! Будете брать?

— Трепетную любовь… — отчуждённо повторил Роберт. И неожиданно впал в глубокие раздумья.

— Брать-то будете?

Роберт вполголоса ответил:

— Одну…

Продавщица вытянула из букета самую пышную хризантему и дала ему. В этот хмурый августовский день ярко-жёлтый цветок выглядел ирреально.

Роберт отошёл от цветочной лавки и сел на свободную металлическую скамью. Рядом положил небольшую сумку и дипломат, в котором вёз копию своей книги и прочие необходимые документы. Всё его внимание было сосредоточено только на «солнечной» хризантеме.

«Она цветёт почти всю осень. И ей не страшны заморозки», — вдруг пронеслись слова в его сознании. Роберт махнул головой, словно отбиваясь от наваждения. Что происходит? Цветок, как и моросящий дождь, будто напомнил о каком-то сне… Но ведь это был не сон!

Неожиданно к глазам Роберта подступили слёзы. Точно как тогда, когда он шёл к ней по тихим улочкам деревни…

Он потянулся к своему дипломату и, открыв его, из маленького бокового кармашка вынул конверт с письмом. Его собственное письмо. Написанное несколько месяцев назад, но так и не отправленное…

Роберт медленно вынул из конверта несколько сложенных листочков. Развернув их, он, со слегка дрожащими руками и влажными глазами, принялся скользить взглядом по строчкам.

Жень.

Моя мастерица цветов…

Ты говорила, что в человеке несомненно присутствует «частица счастья». Та самая, которая есть в нём несмотря ни на что. Та самая, которая может указать ему истинный путь, к счастью.

Эта мысль до сих пор не даёт мне покоя. Не давала покоя и когда мы были вместе. «Эйрена» стала её результатом. Я поверил. Истинно и искренне впитал это в себя. И — излил в виде книги. В ней немногочисленные выжившие смогли обратиться к этой самой частице. Осознать её в себе и раскрыть.

Так они начали создавать новый мир. Без войн. Без страха. Без насилия. И самое главное, Жень, самое главное, от чего у меня даже слёзы наворачиваются, — без страдания.

Мир без страдания.

Утопия?.. Несомненно. Утопительная утопия утопительных масштабов. Но такая манящая, согласись, Жень?.. Такая же прекрасная, как человеческая черта — во всём до последнего находить что-то светлое и обнадеживающее, даже когда вокруг сплошной мрак. И ты заразила меня этим. Мутировала мою клеточную структуру. И этого хватило, чтобы создать эту книгу.

Но не знаю, хватит ли этого для меня самого… Для моей собственной жизни. Я не знаю, сколько ещё пройдет времени, сколько его должно пройти, чтобы я хоть чуть и в самом себе раскрыл эту самую «частицу».

Может быть, поэтому я до сих пор так далеко от тебя?

Может, поэтому ту зиму, обещанную совместную зиму, ты провела без меня?..

Именно тогда и создавалась Эйрена… Новый мир в моей душе. И к которому так стремилась сама моя душа! В который уверовал я, словно в единственное спасение всей своей жизни.

Эта книга стала для меня всем. Мне даже начало казаться, что я пришёл на этот свет только для того, чтобы рассказать людям об Эйрене. О том возможном будущем, к которому однажды люди смогут прикоснуться. В котором смогут стать одним целым. Включить свои огни и объединить их с другими огнями. Стать единым светом. Единством. Без разрозненности и конфликтов.

Книга стала чем-то вроде бомбы. Взорвалась на всю страну и не только. Я даже не успел заметить, как это началось. Я был буквально выброшен в вихрь событий: издательство, редакторы, критики, интервью… Я даже и не мог мечтать о таком дебюте! Это что-то немыслимое. Это что-то сверх меня.

Иногда в такие моменты я словно замираю на несколько мгновений и думаю: наверное, это и есть знак, что Эйрена должна была появиться на свет. И — именно сейчас. Чтобы будущие поколения смогли задуматься о том пути, куда мы все движемся. Куда движется всё человечество.

И я сказал, куда.

К миру без страданий.

К миру, в котором будет царствовать мир.

В котором люди сольются в один единый источник света.

И это будет рай. И он возможен. В это поверили читатели. В своих сердцах. И я этому бесконечно рад. Рад, что смог стать частью этого масштабного и порой не поддающемуся понимаю процесса.

Женя…

Но, пожалуй, я не сделал самого главного. Не изменил что-то в себе. Я абсолютно не понимаю, что сейчас со мной происходит. Я чувствую себя в объятиях чего-то большего. Того, что ведёт меня, чтобы показать изнанку страдания и глубину происходящих в мире процессов. Чтобы потом я мог передать всё это другим. Это как бы высшее предназначение, понимаешь?

Не знаю, Жень… Возможно, у меня просто разыгрался нарциссизм на фоне ошеломительного успеха. Но… я не могу противиться всему этому. Оно сильнее меня.

Когда я вижу дождь, Жень, мне сразу же представляются твои слёзы. Я знаю: тебе одиноко. Именно этот образ живёт в моей душе. Ты печалишься, что как только дождь закончится, я уеду от тебя. И поэтому в моём воображении продлеваешь его своими солёными слезами и обнимаешь меня дрожащими руками.

Знаешь, Жень… Я очень часто вспоминаю тот день, когда мы с тобой заблудились в лесу. Ты говорила, что тоже его помнишь. Стояла поздняя осень, начался ливень, и мы, заплутав, абсолютно не знали, как выбраться из леса. Нам было всего по восемь лет.

Ты от страха и холода прижалась ко мне и начала тихо плакать. Я был маленький, и не знал, как тебя успокоить. И тогда я выбрал самое первое, что пришло мне в голову — я стал плакать вместе с тобой. Я разделил твоё страдание, ведь не знал, как можно изменить его.

И, посмотрев на мои слёзы, ты вдруг сказала:

— Не плачь, Роберт.

— А я и не плачу, — ответил я тут же, помнишь? — Это — твои слёзы.

— Ты плачешь моими слезами? — очень удивилась ты.

— Да. Чтобы тебе было не так страшно.

Тогда ты улыбнулась и перестала бояться. И мы, взявшись за руки, пошли. Просто пошли, промокая до ниточки, искать дорогу домой. И мы её нашли!

Именно в тот день, Жень, мы с тобой и полюбили дождь. Именно после этого случая мы, как только тучи нависали над деревней, снова бежали в лес. Мы играли с дождём, пока не промокнем до ниточки. Мы общались с ним, как с нашим общим другом. Как с нашим ангелом. И он хранил нас в этом лесу. И мне кажется, он даже слушал нас. Наши с тобой сердца. Он понимал нас. И именно он спустя много лет снова подарил нам друг друга. Тем незабываемым августом. Чтобы мы могли многое для себя понять. Увидеть глубину своих душ и осознать, куда же двигаться дальше.

«Эйрена» — плод того дождя.

Жень…

Правильно ли я тогда поступил?

У меня нет на это ответа.

Но иногда, открыв утром свои глаза, я чувствую, будто я снова рядом с тобой. И это даже не сон. Это что-то большее.

…Снег идёт. Вот я тихо стою и смотрю сквозь беспросветность. И вдалеке замечаю фонарь, ярко излучающий белый свет. Медленным шагом иду к нему. В голове абсолютно никаких мыслей. Прохожу сквозь морозный воздух, но мне от него тепло, чем когда бы то ни было. Ведь впереди на пути показался домик. Знакомый душе домик, у окна которого сидишь ты, одетая в белый шерстяной свитер и укутанная такой же белой шалью, и греешь руки об кружку горячего чая, глядя вдаль, где сплошные белые цвета.