— Шторки закрыть или оставить так?

— Оставь, — сказал я. — Буду смотреть на дождь и засыпать.

Ника молча отошла от окна и двинулась в спальню. Но перед самой шторкой остановилась. Я видел в темноте очертания её худой фигуры. Она подняла руку, держась ею за стену.

— Я не сомневаюсь, что у тебя очень добрая душа, но… почему ты нам помогаешь? — тихо спросила она.

Я вздохнул.

— Сам не знаю.

Ника постояла ещё несколько мгновений, а затем скрылась за шторкой. Я услышал, как зашелестело бельё её постели. Легла.

Я догадывался, что подразумевала своим вопросом Ника. Она подразумевала саму себя. Она — девушка. Как ни крути, живая девушка. И тот факт, что с ней уже три дня плечо к плечу находится парень, должен наводить её на определённые предположения.

Прошло, наверное, минут сорок или даже целый час, когда эта шторка снова дрогнула. И снова в темноте возникла худенькая фигура Ники.

— Не спишь? — прошептала она.

— Что-то не спится.

— И мне.

— Скажи, ты завтра собрался ехать?

— Да.

— Не уезжай, — попросила она. — Останься хотя бы ещё на пару дней. Пожалуйста…

Я молчал. Молчал, ведь не знал, что ответить.

Интересно, подумал я, где сейчас та бабочка? Взяла тайм-аут? А при следующем «рассвете» лампочки снова ринется в бой? И, наверное, в свой последний? Может, и мне полагается перерыв перед последним марш-броском до того света? Бабочка, ответь, как же мне поступить? Как?

Но бабочка, кажется, не слушала меня и в этот раз…

*

…Трамвай ехал в ночи. Разноцветные огни светофоров и фонарных столбов живописно заливали тёмную дорогу. Я стоял с Никой в задней части салона и глядел на исчезающие во тьме рельсы.

Вскоре трамвай остановился, хотя до остановки, по моему мнению, было ещё далеко. Я, Ника и остальные пассажиры стали оглядываться: в чём причина внеплановой паузы?

Через пару мгновений трамвай тронулся. Ага, подумал я, всё нормально. Едет дальше. Правда уже спустя несколько секунд я понял, что тронулся он в обратную сторону. Странно: теперь он ехал назад, и то окно, у которого мы с Никой стояли, превратилось в лобовое. С чего бы трамваю двигаться задним ходом?..

Вагон набирал скорость. Я, ощущая беспокойство, сжал поручень крепче. Казалось, что всё это — не просто так. Будто совсем скоро должно произойти что-то не очень хорошее.

И как бы оправдывая мою тревогу, спустя некоторое время вдалеке замаячила опасность: невероятно крутой поворот налево. Я смотрел на этот участок дороги и думал, а вдруг трамвай не сможет войти в него на такой большой скорости? Что, если он сойдёт с рельсов?..

— Эй! — обернувшись, крикнул я. — Кто-нибудь, скажите водителю, чтобы притормозил! Слышите меня? Остановите его! Скажите, чтобы остановил трамвай! Эй!

Но вагон продолжал нестись по рельсам, приближаясь с каждой секундой к чрезвычайно сложному повороту. И скорость движения только возрастала. Это всё точно не к добру, окончательно понял я.

Но и это ещё не всё.

Сразу же за тем опасно-резким поворотом кто-то стоял. Явно человеческая фигура. Кажется, женщина. Неподвижная женщина прямо на рельсах.

Я бегло бросил взгляд на Нику. Она тоже всё это видела и со страхом на лице держалась за меня. Теперь именно мы с ней находились в самом начале трамвая — и только мы видели эту женщину. Чего она там встала, чёрт подери?!

Трамвай уже летел на безумной скорости. Такая скорость не предназначены для этого транспорта. Вернее, этот трамвай не предназначен для такой скорости. Последние мгновения отделяли нас от развязки. И вот, когда до поворота уже оставалось несколько метров, я увидел, как женщина вытянула свои руки…

Ко мне.

Я отчётливо прочувствовал это, и внутри у меня всё обледенело. Не разглядев лица застывшей на рельсах женщины, я знал: она смотрит только на меня. И ждёт именно меня. Я зачем-то ей нужен. И всё происходящее — только ради этого. Я — причина трагедии всех этих людей.

Закрыв глаза, я до боли стиснул зубы. Через секунду раздался нестерпимый визг. Это колёса… Трамвай стал резко уходить влево. Держа изо всех сил Нику, я с трудом заставил себя приоткрыть веки. Люди в салоне сбились в одну кричащую массу. Вагон, летя вперёд, стал со скрежетом опрокидываться на бок, брызжа красными искрами, достигавших окон.

О, мой Бог. Да ведь это — Смерть. Вот она, раскрывает свою величественную пасть…

Трамвай полностью пал на бок, но упорно продолжал нестись по асфальту. Людей в салоне подбрасывало, словно игрушки в коробке разбуянившегося ребёнка. У кого-то отрывало руки, у кого-то — ноги, кто-то ломал позвоночник. Отовсюду, заполняя собой воздух, раздавались истошные крики.

*

— Роман… — доносился тихий голос откуда-то издалека. — Роман!..

Я открыл глаза. Темно. За окном дождь.

— Роман!.. — повторял голос.

— Что такое? — Я приподнялся, чувствуя на своих щеках слёзы.

— Ты кричал, — обеспокоенно проговорила Ника.

— Я?.. кричал?..

— Ещё как, — ответила она и обняла меня.

Я сглотнул слюну, не переставая дрожать.

— Этот сон… — тяжело дышал я, — был так реален.

— Понимаю… — произнесла Ника. — Мне тоже часто снятся кошмары. — Затем она встала и включила свет. Зажглась та одинокая лампочка, заставив меня зажмуриться. Ника вышла на кухню и принесла мне стакан воды. Опустошив его одним глотком, я спросил:

— А о чём именно твои кошмары?

— Всегда одно и то же, — вздохнула Ника. — За мной кто-то гонится, чтобы убить.

— У меня было несколько иначе, — сказал я. — Но не менее ужасно… И что обычно происходит в твоих кошмарах в самом конце?

— Перед самой смертью я просыпаюсь. — Ника, в белой ночнушке, присела рядом.

— Надеюсь, после настоящей смерти люди не просыпаются где-нибудь в другой жизни… — Я откинулся головой на мокрую подушку.

— Отдохни. — Ника прилегла рядом, положив мне на влажный лоб свою ладонь.

Какое-то время мы лежали молча, и я вспоминал детали пережитого. Да, порой сон бывает настолько ужасен, что возвращение в реальность воспринимается как самый щедрый подарок Вселенной. Ощущаешь поистине подлинное утешение, что всё произошедшее было не по-настоящему. И даже начинаешь благодарить кого-то, наверное, ту же самую Вселенную, понимая, что твоя реальность куда лучше и спокойнее снов.

— О чём сейчас думаешь? — спросила Ника спустя несколько минут.

— Честно?

— Ага.

— О твоей груди.

Ника, чуть раскрыв свои тёмно-бардовые губы, скользнула взглядом по своей груди, а затем снова посмотрела на меня.

— А что с ней? — удивлённо спросила она.

— Понимаешь… несмотря на то, что ты очень худенькая и маленькая, она у тебя большая. Ты вроде бы такая малышка, но с очень женственной грудью.

Лицо Ники моментально вспыхнуло.

— И это меня потрясает, — закончил я.

Она смущённо молчала.

— Прости. Я просто пытаюсь отвлечься, забыть о сне.

— Ничего… — тихо ответила она. — Зато ты ответил честно…

Я снова взглянул на неё. В ночнушке, с собранными волосами, оголяющими её тонкую шею, она лежала рядом, продолжая слегка смущённо смотреть вверх.

— А о чём сейчас думаешь ты? — спросил я.

— Да ни о чём… не удаётся думать о чём-то конкретном.

— Такое бывает.

— Хотя… вру. Если тоже отвечать честно, то сейчас я думаю о том, как мне приятны твои слова о моей груди. Спасибо…

Я слабо улыбнулся. Она сказала это так искренне, что мне даже полегчало. И будто всё былое напряжение в обстановке мгновенно разрядилось. Удивительно: вот так просто обмолвились о груди — и вдруг сразу же отпустило.

Неожиданно погас свет.

— Это у нас часто бывает, — пояснила Ника и встала с кровати. Спустя несколько мгновений она возникла из темноты с зажжённой свечой в руках. Тёплое сияние тут же наполнило комнату, которая теперь стала выглядеть иначе: всюду заиграли загадочные тени.