— Я?.. — робко отвечает она. — На автовокзал…

— ВОТ И ВАЛИТЕ В ВАШ АВТОВОКЗАЛ! — взрываюсь я.

Она от испуга невольно делает шаг назад, упираясь в боковину соседнего кресла.

— Вон, как раз следующая! — добавляю я.

— Как?.. — бормочет она. — Уже?

— Следующая-следующая! — Я делаю нервный жест в сторону выхода.

Автобус в этот момент как раз тормозит у остановки, и водитель, пользуясь моментом, оборачивается посмотреть на возникший в салоне переполох. Девушка, схватив большую дорожную сумку, направляет на меня смущённый взгляд — и быстро несётся к передним дверям. Там впопыхах расплачивается за проезд.

Когда она выбегает из салона и двери за ней закрываются, я глубоко вздыхаю и вдруг понимаю, что ошибся. Дал ей ложную информацию. Автовокзал будет на следующей, а не на этой остановке. Хотя, скорее всего, выбежала она по другой причине. Из-за моего ответа.

«А! Ну и чёрт с ней. Сама разберётся. Нечего садиться в автобус, если не знаешь остановок и не можешь ехать молча, дура проклятая!» — делаю я молча отмашку кровоточащей рукой и поворачиваюсь лицом к окну.

В следующий миг сердце моё останавливается.

Та самая девушка, растерянно оглядываясь и перебегая дорогу, попадает в эпицентр какого-то странного переполоха. Всеобщее напряжение мгновенно наполняет пространство, и, раздвигая все остальные звуки мира, раздаётся пронзительный визг тормозов, а затем… чёткий звук столкновения.

Синий седан, проехав ещё несколько метров, останавливается. На его лобовом стекле — глубокая вмятина и тёмно-алые разводы.

Кажется, я умер.

Но нет. Не умер.

Продолжаю сидеть в автобусе и ехать дальше. Жизнь продолжает идти своим чередом, и даже лежащее на асфальте тело девушки не может её остановить. Автобус вскоре поворачивает — и место душераздирающего происшествия скрывается из виду.

Я хватаюсь за грудь. Начинаю с болью откашливаться. Всё это время, оказывается, абсолютно не дышал. Теперь же, бешено стараясь компенсировать отсутствие в лёгких воздуха, чуть не задыхаюсь. Боль в груди такая, хоть глотку себе перерезай. И стук под рёбрами становится такой, будто кто-то изо всех сил долбится в дверь, пытаясь выбраться. У нас так в детдоме часто шутили — запирали кого-нибудь в туалете.

Но сейчас всё это были не шутки.

Что же я, чёрт подери, наделал.

10

Под большими валунами обнаруживалась глубокая пещера. Настоящая пропасть. Там, где-то на её дне шумела подземная речка, которая затем силой своего бешеного течения извергалась в широкую Верхнегорскую реку.

По слухам, именно в этой пещере разлагались трупы всех пропавших здесь людей. Я же сомневался, что такое быстрое течение позволило бы хоть чему-то уйти ко дну. Оно бы тут же подхватило и потащило всякого бедолагу через эти тёмные подземные скалистые тоннели, чтобы затем выплюнуть в Верхнегорскую.

Эта быстротечная речка в пещере была похожа на жизнь. Неслась так же стремительно, неуклюже, свирепо, тревожно и опасно. Я, в принципе, понимал теперь, что двигало людьми, решившимися пойти ко дну этого зловещего места…

Оттуда, с глубины, веяло каким-то особым притяжением. Казалось, можно сигануть туда вниз головой — и ничего с тобой не будет. Как будто этот полный энергии поток и должен подхватить тебя, должен унести куда-то подальше отсюда. Куда-то к новой жизни. К жизни, намного отличающейся от твоей нынешней.

Да, эта пещера виделась спасением от всех бед. Эдакая кроличья нора для самых смелых «Алис», не боящихся встретиться с говорящими кроликами, танцующими чайниками и… со смертью.

…За городом всё было иначе. Другие запахи, другие пейзажи. И нет людей. Лишь я. Недалеко от заброшенного моста, что пролегал над Верхнегорской рекой. Словно подбитый какой-то болезнью, он был весь покрыт ржавой сыпью и, казалось, вот-вот не выдержит и рухнет. Дорога, на которой он пролегал, уже давно не использовалась. Построили другую: в объезд. По ней я и приехал сюда. Поблизости от моста как раз находились эти самые огромные камни. Под ними, на глубине метров десяти, нёсся поток безымянной речки.

Эта пещера — особое место. Именно здесь, по легенде, пропало больше сотни людей. Поговаривали, что некие учёные даже изучали данный феномен. А может, это всё — только городские байки, каковых огромное множество, чтобы запугивать ночами детские умы. Особенно — детдомовские, когда объявлен отбой, а спать никому не хочется.

Но, так или иначе, я здесь.

Меня сильно рвало. Склонившись над опасной дырой, ведущей в пещеру, я опустил голову в тёмную пропасть. Всхлипывал. Потом не выдержал и заплакал. Через мгновение, откинувшись на спину, стал биться в слезах. Перед глазами не исчезал образ девушки. Той самой — распростёртой на асфальте. Жуткая вмятина на лобовом стекле… Визг тормозов, до сих пор звенящий в ушах…

Я не мог оторваться от этих мыслей! Автовокзал был через одну остановку, а не на следующей. Через одну! И о чём я только думал, когда отвечал ей! И зачем же я был с ней так груб?! Зачем! Что ей ещё оставалось делать, кроме как незамедлительно покинуть автобус?.. О чём я вообще думал?!

Но в том-то и дело, что в ту минуту я ни о чём думать не мог. В голове кричала только одна мысль — это место. Вот эта самая пещера, уходящая в черноту, где бурлила речка. Спрыгнуть бы сейчас туда — и дело с концом.

Так и планировал. Но… дорожный инцидент не отпускал меня. Он вцепился сзади в мои плечи ледяными пальцами и, прислонившись к самому уху, шептал: «Ты не смеешь! Не смеешь уйти сейчас, пока не узнаешь о судьбе той бедняжки. Ты виновен в аварии. С твоих слов она вышла не на той остановке. Это твоя грубость не оставила ей возможности поступить по-другому. Это только твоя вина. Твоя!»

Меня снова вырвало. И я опять склонился над дырой. Ещё не переваренная гречневая каша слизью сползала в бездну, куда планировал я сам, но пока, словно на разведку, отправлял лишь часть себя — свои рвотные излияния. Дрожь крепко обтянула тело. Руки бешено тряслись. Голову резала острая боль. А в ушах отчётливо слышался всё тот же невыносимо громкий визг тормозов, которые всё равно не смогут предотвратить страшной беды… Чёрт! Как невыносимо!

Да…

Я не могу…

Никак не могу сейчас осуществить то, ради чего приехал…

Нужно вернуться обратно. И узнать, что с ней. Быть может, жива и здорова? Хотя что за ересь!.. После такого удара металлом по хрупкому телу здоровым уже, как ни пытайся, не останешься…

Когда приступ рвоты отступил, я отодвинулся от дыры. И вспомнил о двух конвертах, что торчали из левого кармана джинсов. Я присел и ноющей, но уже не кровоточащей рукой вынул их. Её письмо отложил в сторону. Сейчас не время. А во втором нашёл пятьдесят тысяч рублей. Валерий… Как благородно с его стороны.

Я держал в руке купюры и смотрел, как ветер теребит их кончики. Смотрел и думал, что я сейчас — точно как один из этих кончиков. Трепыхаюсь от воздействия мощной внешней силы. И так же — на самом деле — по сути своей ничего не стою. Всего лишь — придуманная концепция для организации человечества. И так же — однажды кончусь. Буду истрачен. Или жизнь разменяет меня на других, следом появившихся на планете людей. Но сегодня… сегодня, выходит, я сам разменял свою жизнь жизнью незнакомой мне девушки? Ох, бред… Что за абсурд пошёл в моей голове?!

Или всё-таки я чего-нибудь да стою? Может, всё же существует хоть какая-то, крохотная ценность в моём убогом существе? И если она есть, как это понять?

…Так бывает, что в момент сильной эмоциональной встряски, поднявшейся злобы или ненависти к кому-то, ты наполняешься чрезвычайной решимостью действовать. Действовать, чтобы непременно изменить эту напряжённую ситуацию. Пусть даже не сейчас — из-за отсутствия возможностей, — а в будущем. Наполняешься такой решимостью, что свято клянёшься себе в эти импульсивные секунды, что никогда не забудешь этого чувства. И того, кто его вызвал. Клянёшься, что оно непременно сохранится в тебе до конца.