Распутина считали и считают злодеем без доказательства его злодеяний. За его бесчисленные злодеяния его убили — без суда, несмотря на то, что самым большим преступникам во всех государствах полагается арест и суд, а уж после — казнь.
Владимир Михайлович Руднев, производивший следствие при Временном Правительстве, был один из немногих, который старался распутать дело о «темных силах» и выставить Распутина в настоящем свете, но и ему было трудно: Распутин был убит, а русское общество было психически расстроено, так что мало кто судил здраво и хладнокровно. В следствии Руднева заметно, как при самых лучших намерениях он часто смешивает показания и свидетельства с личными выводами. Но брошюра его очень ценна, потому что он единственный имел гражданское мужество ради истины встать на точку зрения здравомыслящего человека, не заразившись стадным мнением русского общества в 1917 году. Честный и беспристрастный судья — Руднев не мог оставаться в Чрезвычайной Комиссии, где Муравьев заставлял его действовать против его убеждений и совести.
Я всегда сожалела, что, если Распутина считали виноватым, его не судили, как следует, со свидетелями и т. д. Убийство же его, одна из самых темных страниц в истории русского общества и вопрос о его виновности остается неразрешенный.
Я глубоко сожалею о том, что Руднев лично не видал его и не имея случая беседовать с ним. Меня он допрашивал не более, как 15 раз (по 4 часа каждый раз). Помню, как добросовестно он старался ради исторической правды отделить факты от массы истеричных сплетней. Всей душой благодарю Бога, что нашелся единственный порядочный русский человек, который имел смелость сказать правду, все же другие, члены Императорской фамилии в высшего общества, которые знали меня с детства, танцовали со мной на придворных балах, знали долгую, честную и беспорочную службу моего дорогого отца, — все беспощадно меня оклеветали, выставляя меня какой то проходимкой, которая сумела пролезть к Государыне и ее опутать.
Когда начались гонения на Распутина и в обществе стали возмущаться его мнимым влиянием, все отреклись от меня и кричали, что я познакомила его с Их Величествами. Легко было свалить вину на беззащитную женщину, которая не смела и не могла выразить неудовольствие… Они же, сильные мира сего, спрятались за спину этой женщины, закрывая глаза и уши всей на тот факт, что не я, а Великие Князья Николай Николаевич и Петр Николаевич с их женами привели во дворец сибирского странника. Не будь этого, он жил бы, никому не мешая, в своей далекой родине.
Читая записки Палеолога, я нашла, что автор не точно передал о своем знакомстве с Распутиным. Так как свидание происходило в доме моей сестры, то я имею возможность внести существенную поправку в его рассказ. Палеолог приехал в дом сестры с княгиней Палей, желая с ним лично познакомиться. При свидании княгиня Палей служила переводчицей слов Распутина; после почти часовой беседы, Палеолог встал и расцеловался с ним, сказав: «voila un veritable illuminé».
Два месяца после убийства Распутина, Государь оставался в Царском Селе, поглощенный заботами о войне. Их Величества глубоко верили в её блестящее окончание. О мире ничего не хотели слышать, были планы и надежды победоносно окончить войну весной, так как сведения о тяжелом продовольственном положении в Турции и Германии подтверждались. С середины декабря до конца февраля было затишье на фронте, и Государь находил свое присутствие в Ставке излишним. Он получал каждый день к вечеру сведения по прямому проводу. В биллиардной Государя были военные карты; никто не смел входить туда: ни Императрица, ни дети, ни прислуга. Ключи находились у Государя. Когда начались снежные заносы, вопрос о продовольствии сильно волновал Их Величества.
В это же время Великий Князь Александр Михайлович писал письмо за письмом, требуя свидания с Императрицей для личных объяснений. Писал он и Великой Княжне Ольге Николаевне о том же. Императрица сперва не хотела принять его, зная, что начнется разговор о политике, Распутине и т. д. Кроме того она заболела. Так как Великий Князь настаивал на свидании, то Государыня приняла его, лежа в кровати. Государь хотел быть в той же комнате, чтобы в случае неприятного разговора не оставить ее одну. Дежурным был в тот день флигель-адъютант Линевич. После завтрака он остался с Великой Княжной Татьяной Николаевной в кабинете Императрицы, в соседстве со спальной Государыни, во вреда приема Их Величествами Великого Князя на тот случай, если бы ему понадобилось кинуться на помощь Государыне: так обострились, отношения Великих Князей к Ее Величеству. Нового Великий Князь ничего не сказал, но потребовал увольнения Протопопова, ответственного министерства и устранения Государыни от управления государством. Государь отвечая, что пока немцы на русской земле, он никаких реформ проводить не будет. Великий Князь ушел чернее ночи, и вместо того, чтобы уехать из дворца, отправился в большую библиотеку, потребовал себе перо и чернила и сел писать письмо. Дежурный флигель-адъютант не покидал его. Великий Князь заметил ему, что он может уходить, на что последний возразил, что обязанность дежурного флигель-адъютанта оставаться при Великом Князе. Великий Князь писал долго. Окончив, он передал письмо на имя Великого Князя Михаила Александровича и отбыл.
На другой день приехал ко мне Герцог Александр Георгиевич Лейхтенбергский. Взволнованный, он просил меня передать Его Величеству его просьбу, от исхода которой, по его мнению, зависело единственно спасение царской семьи, а именно: чтобы Государь потребовал вторичной присяги ему всей Императорской фамилии. Я ответила тогда, что я не могу об этом говорить с Их Величествами, но умоляла его сделать это лично. О разговоре Государя с Герцогом Александром Георгиевичем, одним из самых благородных людей, я узнала от Государыни только то, что Государь сказал Ее Вел.: «Напрасно, Сандро, так беспокоится о пустяках! Я не могу обижать мою семью, требуя от них присяги!»
Еще один человек предупреждал о той грозе, которая вскоре разразилась над головами Их Величеств. Это — некий Тиханович, член союза русского народа, который приехал из Саратова. Он стучался повсюду и, не добившись ничего, приехал в мой лазарет; он был совсем глухой. Он умолял меня устроить ему прием у их Императорских Величеств, говоря, что привез доказательства и документы на счет опасной пропаганды, которая ведется союзами земств и городов с помощью Гучкова, Родзянко и других в целях свержения с престола Государя. К сожалению Государь мне ответил, что он слишком занят, но велел Государыне принять его. После часового разговора с ним, Государыня сказала, что она очень тронута его преданностью и искренним желанием помочь им, но находит, что опасения его преувеличены.
Чтобы немного отдохнуть от монотонности и развлечься, Их Величества пожелали услышать маленький румынский оркестр, который понравился им в одном из лазаретов. Я раза три приглашала их вечером к себе. Сюда приходили и Их Величества. По их приказанию я пригласила на концерт также Герцога Александра Георгиевича Лейхтенбергского, дочерей графа Фредерикса, госпожу Воейкову и Эмму. Мою сестру с мужей, Лили Дэн, нескольких флигель-адъютантов и некоторых других лиц. Все мы с удовольствием слушали красивую игру румын, особенно же были довольны Государь и Великие Княжны. Сидя между Их Величествами, помню, как я испугалась, когда увидела, что Государыня обливается слезами. Она сказала мне, что не может слушать музыку, что душа её полна необъяснимой грустью и предчувствием. Наши три безобидных вечера подняли в петроградском обществе бурю злостности, — во дворце происходили, по их словам, «оргии!».
Вероятно все же Государь отчасти тревожился и высказывая сожаление, что в Петрограде и Царском, Селе нет настоящих кадровых войск и выражал желание, чтобы полки гвардии поочередно приходили в Царское Село на отдых, и, в случае нужды, думаю, чтобы предохранить от грозящих беспорядков. Первый приказ последовал Гвардейскому Экипажу выступить с фронта в Царское Село, но почти сейчас же получился контр-ордер от Главнокомандующего генерала Гурко, заменившего больного генерала Алексеева. Насколько я помню, командир полка испросил тогда дальнейших приказаний Государя через Дворцового коменданта. Государь вторично приказал Гвардейскому Экипажу следовать в Царское Село, но не доходя Царского снова полк был остановлен высшими властями под предлогом карантина, и только после третьего приказания Его Величества полк прибыл в Царское Село. Государь приказал Уланам Его Величества следовать в Царское. Но Государь рассказывал, что приехавший генерал Гурко под разными предлогами отклонял приказание Государя.
