– Что я буду с ней делать? – с недоумением рассказала она о своих проблемах Марго.

Парижанка, детьми и более далеким потомством не обремененная, тем не менее с видом знатока заявила:

– Как что? Парк Уолта Диснея, парк «Астерикс», Лувр с Версалем, рестораны и бутики. Потом пару других музеев, если захочет. Но это уж вдвоем решите, она же в Париже не в первый раз.

Ангелина, вспомнившая яростные выпады Даниэлы против потребительских интересов свекрови, осторожно заметила:

– Если она напоминает собственную мать, то бутики ее интересовать не будут.

– Попомни мои слова, очень даже заинтересуют! Расслабься, – авторитетно заявила Марго.

– Но ты же ее не знаешь! – слегка возмущалась Ангелина.

– Она что, ненормальная? – не сдавалась парижанка.

– Нет вроде бы, – неуверенно отвечала ее подруга.

– Так вот: любую нормальную девочку, девушку, женщину интересует, как она выглядит!

Правда, в кои-то веки Марго ошиблась, хотя и не во всем. Началось с того, что с первого момента представления программы парижского пребывания Манон расставила точки над «i». Во-первых, у нее не вызвали особого энтузиазма ни Уолт Дисней, ни «Астерикс».

– Может быть, Лувр, Музей естественной истории, Эйфелева башня или Версаль? – осторожно предложила Ангелина.

– Мы с папой уже почти все музеи обошли, ты же знаешь. Он к моему воспитанию всегда серьезно относился, – с авторитетным видом заявила внучка. – От Версаля не откажусь, мне там всегда нравилось, но сначала – твой любимый ресторан, где подают лучшее в Париже филе.

– Я думала, ты вегетарианка! – округлила глаза от изумления Ангелина.

– Гораздо проще было бы поинтересоваться, чем делать выводы на пустом месте, – с видом бывалого философа заявила пигалица, – кстати, а после мы можем поехать в Галерею. Ты же мне говорила про бутики. Я всех в школе предупредила, что вернусь из Парижа неузнаваемой. Пусть умрут от зависти, особенно эта негодяйка Анник.

Ангелина посмотрела на часы и, не откладывая дела в долгий ящик, позвонила в ресторан и зарезервировала столик. Всю дорогу до ресторана Манон болтала без остановки. И про свое соперничество с первой классной модницей Анник, от которой намеревалась камня на камне не оставить после своего приезда из Парижа, и про своих друзей, и про своих недругов, с кем из учителей у нее сложились хорошие отношения, какие предметы она больше всего любит и так далее. Ангелина с удивлением рассматривала свою внучку, которую, оказывается, раньше просто-напросто не знала. В ресторане они были через полчаса. Манон светилась от удовольствия.

– То есть ты ешь мясо, – переспросила на всякий случай Ангелина, словно желая удостовериться, что не ослышалась.

– Бабушка, перестань разглядывать меня, словно ты меня ни разу не видела, – начала слегка раздражаться внучка, – да, я ем мясо, колбасы, паштеты и все остальное, не брезгую рыбой, креветками и очень люблю омлет с белыми грибами, который как раз и значится в меню этого ресторана. Именно его я возьму на первое, а на второе – филе. И вообще, если хочешь доставить мне удовольствие, лучше отведи меня в «Crazy Horse»[2].

– «Crazy Horse»! – выкатила глаза Ангелина.

– Вот именно, я недавно только про них передачу видела, но по телевизору одно, а в жизни другое, – мечтательно произнесла Манон, – мне папа рассказывал.

Ангелина слегка охнула – Валентин оказался любителем «Crazy Horse»! Похоже, день сюрпризов для нее только начинался.

– Бабушка, что с тобой? Приди в себя! Почему ты удивляешься, я же не прошу тебя отвести меня в клуб мужского стриптиза?!

– Я не уверена, что нас пропустят, в это заведение пускают только совершеннолетних, – наконец взяла себя в руки Ангелина.

– Ну, ладно, мы можем вполне оставить «Crazy Horse» на следующий раз, – заявила благоразумная внучка, – тогда остаются бутики, а музеи и без нас обойдутся.

– Как скажешь, – согласилась Ангелина, Марго оказалась права. Ее внучка была вполне нормальной девочкой двенадцати лет, которой было совершенно не все равно, как она выглядит.

– Люблю этот ресторан! – отодвинула от себя пустую тарелку Манон. – Мы с папой, когда в последний раз приезжали, именно сюда и приходили. Кстати, это папа мне сказал, что это твой любимый ресторан.

– Вы с папой? – тупо повторила Ангелина. – Но в меню нет ни одного вегетарианского блюда?!

– Папа – не вегетарианец, а жертва домашнего гнета, – с авторитетным видом произнесла пигалица и с жалостью взглянула на свою недалекую бабушку.

– А Даниэла не в курсе?

– Папе жить не надоело, – вздохнула внучка, – мы втихую отрываемся.

– Но мне кажется, вы вполне могли бы поговорить с Даниэлой начистоту.

– В смысле, так и заявить, что, мол, любим мясо? А она опять завоет про детенышей и козочек с овечками! Кстати, у нее на всех животных аллергия, и фермы она видела исключительно по телевизору.

– Но должен же быть хоть какой-то выход?

– Выхода, бабушка, не было, нет и не будет! Слушай, давай не будем больше про маму. У нее крыша съехала давно и надежно.

– Как ты можешь говорить так о собственной матери? – не слишком уверенно проговорила Ангелина. Хотя внутренне подобному заявлению могла только поаплодировать.

– Ну что ты притворяешься? – проницательно заявил невозможный ребенок. – Тебе это прекрасно известно. Мне папа рассказывал про ваше первое знакомство. И я это говорю совершенно объективно. Ты можешь сказать, что я не люблю собственную мать?

Ангелина дипломатично промолчала.

– Не беспокойся, она в курсе, и это вполне взаимно.

– Что – взаимно?! – приподняла брови Анжи. Сюрпризы, похоже, на сегодня еще не кончились.

– Как что? Я не люблю ее, и она не любит меня. Нет, я вовсе не хочу сказать, что моя мать – бесчувственная. Просто ее больше интересует судьба голодающих детей в Африке или Бангладеш. А так как я не голодаю и в Африке не живу, то соответственно никакого сочувствия не достойна. И не смотри на меня так жалостливо, жизнь так устроена, и я уже привыкла к этому с возраста, так скажем, – задумалась юный философ, – лет трех-четырех. Хорошо, что есть папа, но ему все труднее и труднее. Он человек мягкий, и она его совсем уже в бараний рог скрутила.

Ангелина промолчала. Тем временем принесли второе. Мясо, как всегда, было великолепным и просто таяло в рту. Манон с аппетитом принялась за свое филе. И Ангелина впервые в жизни поверила утверждениям окружающих, что внучка Манон – полная копия Валентина и в какой-то степени ее копия. Конец дня прошел в редком взаимопонимании.

– Бабушка, мне очень понравилось, как мы провели время! – с чувством произнесла Манон в аэропорту на следующий день.

– Приезжай, когда хочешь!

– Когда хочешь – не получится. Не могу оставлять папу одного. Я у него – свет в окошке. Правда, у нас появилась надежда: маму приглашают работать в Нью-Йорк, в какой-то департамент ООН.

– И вы отправитесь в Нью-Йорк?! – с замиранием сердца спросила Ангелина, которой неожиданно стало очень важно, чтобы сын и внучка оставались рядом.

– Ты ничего не понимаешь, бабушка, иначе я бы тебе не говорила про надежду! – как взрослая, вздохнула Манон. – Это мама отправится в Нью-Йорк, а папа не может оставить свою работу, а я соответственно останусь с папой в Женеве. Она все равно мной никогда не занималась, и в Нью-Йорке у нее тем более не будет времени…

Остаток вечера Ангелина провела в совершенно великолепном настроении. Она даже позвонила Валентину сама.

– Манон вернулась довольная и уже спит, – с чувством произнес сын, – спасибо, мама. Она сказала, что вы провели замечательный день. Я надеюсь, она тебя не очень утомила?

– Да что ты! Мы провели совершенно великолепный день, и я была бы рада, если бы она или вы вместе выбирались почаще в Париж.

– Мы постараемся, – пообещал сын.

Ангелина заснула этой ночью совершенно счастливым и крепким сном. Утром ее разбудил телефонный звонок. Она хотела было не отвечать, в конце концов, все ее знакомые были в курсе, что ее нельзя беспокоить по утрам. Но неведомый корреспондент не унимался. За звонком на домашний телефон последовали звонки на мобильный, потом снова на домашний. Вздохнув, Ангелина поняла, что не отвертеться, придется ответить.