– Как давно я не спала на каменной лесной подстилке! – улыбнулась она. – Насколько это приятнее перин на гусином пуху!

Гвидион позволил развести небольшой костер. Пока Колл привязывал лошадей, Гурги открыл свою сумку с едой и стал быстро извлекать оттуда все подряд. Все члены отряда, промерзшие и одеревеневшие от долгого путешествия, были сегодня на редкость молчаливы и хмуры. Только король Рун не потерял своего обычного хорошего расположения духа. Когда путники подсели поближе к костру и замерли, глядя на бледные языки пламени, король Рун нашел острую веточку и стал деловито царапать ею по земле, рисуя запутанную паутину линий.

– Дамба, дамба… – бормотал он. – Я, кажется, понял, почему ничего не получилось. Да, именно так. Все надо по-другому…

Тарен видел, как в отблеске костра горят глаза Руна, как на лице его появилась знакомая мальчишеская улыбка. Однако Рун был уже не тем суетливым и безалаберным князьком, которого Тарен знал на острове Мона. Сейчас король Рун был так же поглощен своим делом, как и Тарен когда-то в кузнице, за ткацким станком или перед гончарным кругом. И если Рун повзрослел, правя королевством, то Тарен возмужал в тяжелом труде среди мастеров народа Свободных коммотов. Сейчас он разглядывал Руна с новой приязнью. Король Моны продолжал говорить, и Тарен вгляделся в его чертеж, потом улыбнулся. Одно в короле Моны не изменилось: его замыслы выходили далеко за пределы его умения.

– Боюсь, твоя плотина рухнет, если ты построишь таким образом, – с добродушным смехом сказал Тарен. – Посмотри сюда. – Он провел пальцем по извилистой линии. – Самые тяжелые камни надо класть поглубже. А здесь…

– Поразительно! – воскликнул король Рун, щелкая пальцами. – Ты должен приехать на Мону и помочь мне в строительстве! – Он принялся чертить новые линии с таким увлечением, что чуть не свалился в костер.

– О великий и добрый хозяин! – восторженно вскричал Гурги, внимательно следивший за разговором, в котором ни слова не понимал. – О мудрые закавыки и закорюки! Гурги очень хочет побольше уменья и умненья!

Гвидион строго глянул в их сторону.

– Разводить костер и без того было рискованно, так что не стоит еще и шуметь. Могу лишь надеяться, что Охотники не рыщут где-нибудь поблизости. Нас так мало, что мы не справимся даже с маленьким их отрядом. Это не обычные воины, – пояснил он, поймав недоуменный взгляд Руна, – но воплощение зла. Убей одного, и сила его перейдет к остальным.

Тарен согласно кивнул:

– Они опасны почти так же, как Дети Котла, эти безмолвные и бессмертные стражи Аннуина. Может быть, даже опасней. Детей Котла нельзя убить, но их сила убывает по мере того, как они удаляются от королевства Арауна.

Рун недоуменно моргал, а Гурги притих и стал испуганно вглядываться в темноту. Воспоминания о безжалостных Детях Котла вернули мысли Тарена к пророчеству Хен Вен.

– «Дирнвина пламя угаснет…» – проговорил Тарен. – Все же как Араун сумеет этого добиться? Несмотря на всю его колдовскую силу, не поверю я, что он сможет хотя бы вытащить клинок из ножен.

– Смысл пророчества всегда больше, чем простое значение слов, – сказал Гвидион. – Попытайся проникнуть в глубину, скрытую за словом. Для нас пламя Дирнвина все равно что погашено, ибо он в руках Арауна, а не в моей руке. А значит, и пользы он нам не принесет, хотя и вреда тоже, если будет погребен в сокровищнице короля Арауна.

– Сокровища? – встрепенулся Глеу и даже на миг перестал жевать.

– Владения Арауна – не только твердыня зла, но и кладезь сокровищ, похищенных у людей, – сказал Гвидион. – Его тайники переполнены прекрасными и полезными вещами, которые Араун украл в Придайне. Эти сокровища вовсе не служат ему. Его цель – отнять их у людей, истощить нашу силу и жизнь, отбирая то, что могло бы принести богатые плоды. – Гвидион помолчал. – Разве это не смерть, только под другой личиной?

– Мне рассказывали, – проговорил Тарен, – будто подземные сокровищницы Аннуина набиты всем, о чем люди мечтают. Там есть плуги, которые могут пахать сами, серпы, которые жнут без помощи человеческих рук, волшебные инструменты и многое другое. – Тарен сдвинул брови. – Араун похитил секреты мастерства у кузнецов и гончаров, знания – у пастухов и землепашцев. Эти знания и умения тоже заперты в его тайниках.

Глеу втянул воздух. Недоеденный кусок мяса застыл в его толстеньких, испачканных жиром пальцах. Мгновение он молчал, затем прочистил горло и начал:

– Я готов простить вам унижения и насмешки. Уверен, вы не позволили бы себе этого, будь я по-прежнему великаном. Ну да ладно! Я прощаю вас всех. И в знак моей доброй воли я отправлюсь с вами.

Гвидион прищурился и внимательно его оглядел.

– Возможно, мы тебя возьмем, – произнес он тихо по некотором размышлении.

– Понятно! – фыркнул Ффлеуддур. – Этот мелкий прохвост надеется чем-нибудь поживиться. Я видел, как задрожал его нос! Вот уж не думал, что наступит час, когда придется брать его в сотоварищи! И все же безопаснее иметь его при себе, чем у себя за спиной.

Глеу кисло улыбнулся.

– И тебя я тоже прощаю, – сказал он.

На рассвете путники стали собираться в дорогу. Король Рун намеревался на время отделиться от них и поехать на запад в гавань Аврен. Там он сообщит капитану корабля об изменении своих планов и уж потом нагонит остальных. Ффлеуддур вызвался сопровождать его, ибо знал броды через реку и кратчайшие тропинки в лесу.

Эйлонви решила отправиться с ними.

– Я забыла половину своих ниток на корабле Руна, а без них не могу закончить вышивку. Никто из вас их не найдет, потому что я и сама не помню, где они могут быть. К тому же там остался мой теплый плащ и другие нужные вещицы… из головы уже вылетело, какие именно, но на месте обязательно вспомню.

Колл усмехнулся и потер лысину.

– Принцесса, – заметил он, – становится леди во всем, даже в мелочах.

– Поскольку я теперь не еду на Мону, – сказал Глеу, чье ночное решение осталось неколебимым, – не вижу причин делать ненужный крюк в пути. Я поеду с лордом Гвидионом.

– Вот тут ты, малорослый великан, ошибся, – ответил бард. – Садись-ка позади короля Моны, если он согласен вытерпеть твое общество, да поскорее. Не думай, что я выпущу тебя из виду даже на мгновение. Куда я, туда и ты. И наоборот.

Тарен отвел Ффлеуддура в сторону.

– Послушай, – сказал он, – Глеу нас не обременит. Я сам за ним послежу.

Бард встряхнул взъерошенными желтыми лохмами:

– Э, нет, мой друг! Мне будет спокойнее, если я стану наблюдать за ним собственными глазами. И все время. Нет уж, мелкий прохвост – моя забота! Поезжай вперед, а мы присоединимся к вам на другом берегу Аврен еще до полудня.

Ффлеуддур широко улыбнулся.

– Буду рад вновь увидеть Смойта, – сказал он. – Этот рыжебородый старый медведь дорог моему сердцу. Мы отлично попируем в Каер Кадарн, потому что Смойт ест так же неистово, как и сражается.

Гвидион уже оседлал Мелингар и поторапливал их. Ффлеуддур дружески хлопнул Тарена по плечу и побежал садиться на Ллиан, которая весело прыгала и крутилась в лучах яркого утреннего солнца, гоняясь за собственным хвостом.

Король Рун, Ффлеуддур, Эйлонви и Глеу вскоре скрылись из виду. Тарен ехал между Гвидионом и Коллом, а Гурги трусил позади.

Остановились они, только переправившись на противоположный берег Великой Аврен. Миновал полдень, но остальных путников видно не было. Тарен забеспокоился, но убеждал себя, что ничего не могло с ними случиться.

– Наверное, Рун засмотрелся на барсучью нору или муравейник, – пошутил он. – Надеюсь, ничего другого не произошло.

– Не волнуйся, – откликнулся Колл, – Ффлеуддур не очень-то даст ему отвлекаться. Они будут здесь с минуты на минуту.

Тарен дунул в свой рог, рассчитывая, что громкий звук достигнет ушей барда, если тот ненароком перепутал такие знакомые ему тропинки. Но никто не появился. Гвидион, подождав столько, сколько мог себе позволить, решил продолжать путь в Каер Кадарн. И весь остаток дня они рысью ехали вперед.