– Я помню эти старые письмена, – сказала Эйлонви, – и никогда их не забуду. Мне стоило большого труда убедить Тарена не трогать то, в чем он ничего не смыслит. «Вытащи Дирнвин лишь тот, у кого королевская кровь…»

– Истинный смысл, скорее, «кто благороден душой», – поправил Гвидион. – Заклинание запрещает трогать меч всем, кроме того, кто желает использовать его разумно и во благо. Пламя Дирнвина уничтожит любого другого, кто попытается его вытащить. Однако письмена на ножнах, говорившие о назначении меча, стерты, и прочесть их уже невозможно.

Гвидион поморщился, превозмогая боль, и продолжал ровным голосом:

– Король Риддерх носил меч всю свою жизнь, а после него – его сыновья. Их царствование было мирным, а страна процветала. Но здесь история Дирнвина прерывается. Последним волшебный меч носил король Ритт, внук Риддерха, владевший Спиральным Замком, пока его не захватила королева Акрен. Там, с Дирнвином в руках, Ритт встретил свою смерть. С тех пор никто меча не видел. Он лежал позабытый, погребенный вместе с телом короля в самом глубоком подземелье Спирального Замка. – Гвидион повернулся к Эйлонви. – Где ты, принцесса, и нашла его. Ты отдала его мне по своей воле, но не по своей воле я утратил его. Клинок этот ценнее моей жизни или жизни любого из нас. В руках Арауна он может принести гибель Придайну.

– Ты думаешь, что Араун способен вытащить меч из ножен? – с тревогой спросил Тарен. – Сможет ли он обернуть это великое оружие против нас? Сумеет ли заставить Дирнвин служить злой цели?

– Этого я не знаю, – ответил Гвидион. На лице его была написана тревога. – Быть может, Араун, повелитель Земли Смерти, нашел способ разрушить заклинание. А может, его цель – хранить меч у себя, чтобы им не воспользовались другие. Он отнял бы у меня не только меч, но и жизнь, если бы не Ффлеуддур Ффлам. Теперь я должен найти и вернуть меч, хотя бы для этого пришлось войти в самые глубины Аннуина.

Акрен, молчавшая до сих пор, подняла голову и обратилась к Гвидиону:

– Позволь мне отправиться на поиски Дирнвина вместо тебя. Я знаю все дороги Аннуина, все тайные пути туда. Мне знакомы все его потаенные кладовые. Я ведаю, где они и как охраняются. Если меч спрятан, я найду его. Если сам Араун носит этот меч, я отниму его. Готова поклясться любой, самой страшной клятвой, что уничтожу Арауна. Себе я уже поклялась, клянусь и тебе. Ты заставил меня жить, Гвидион, когда я молила о смерти. Теперь дай мне то, ради чего я живу. Дай мне утолить жажду мести.

Не сразу ответил Гвидион. Глаза его зелеными огоньками впились в лицо женщины. Наконец он проговорил:

– Месть, Акрен, не тот дар, который я могу тебе дать.

Акрен окаменела. Ее пальцы скрючились, словно когти, и Тарен испугался даже, что она сейчас бросится на Гвидиона. Однако Акрен не сдвинулась с места.

– Ты мне не доверяешь, – проговорила она хрипло, и ее бескровные губы скривились в презрительной усмешке. – Будь по-твоему, принц Дома Дон. Когда-то ты пренебрег мной и отказался разделить со мной власть и королевство. Что ж, презирай меня дальше, но это дорого тебе обойдется.

– Я не презираю тебя, – спокойно ответил Гвидион. – Только прошу остаться под защитой Даллбена. Из всех нас у тебя меньше всего шансов добыть меч. Араун ненавидит тебя так же люто, как ты – его. Не успеешь ты вступить в Аннуин, сам Араун или его слуги тебя убьют. Нет, Акрен, то, что ты предлагаешь, невозможно. – Он мгновение подумал. – Есть другой способ разузнать, где сейчас Дирнвин.

Гвидион обернулся к Даллбену, но тот печально покачал головой.

– Увы, – сказал Даллбен, – «Книга Трех» не скажет того, что нам сейчас больше всего необходимо знать. Я внимательно искал ответ на каждой странице, силясь понять скрытый смысл. Однако он темен даже для меня. Принеси мне палочки с письменами, – обратился он к Коллу. – Только Хен Вен сумеет нам помочь.

Белая свинья из-за жердей загона с любопытством наблюдала за приближающейся молчаливой процессией. Впереди шел Даллбен, неся на худом плече пучок палочек с письменами – отполированные ветки вяза, на которых вырезаны были древние символы. Глеу, которого интересовала только еда, остался на кухне, и Гурги, хорошо помнивший злобные выходки бывшего великана, решил за ним присмотреть. Осталась в хижине и Акрен. Она опустила на лицо капюшон и застыла в темном углу.

Обычно свинья-прорицательница при виде Тарена с радостным визгом бросалась ему навстречу, чтобы он почесал ее под подбородком. Однако сейчас она забилась в дальний угол загона, маленькие глазки были широко раскрыты, а толстые щеки колыхались от сотрясавшей ее дрожи. Когда Даллбен вошел в загон и воткнул в землю палочки с письменами, Хен Вен запыхтела и вжалась в корявые жерди ограды.

Даллбен, что-то невнятно бормоча, склонился над прутиками. Остальные замерли в ожидании по другую сторону ограды. Хен Вен жалобно хрюкала и не двигалась с места.

– Чего она боится? – прошептала Эйлонви.

Тарен не ответил. Он не спускал глаз с волшебника в колышущемся на ветру одеянии, с подрагивающих тонких палочек, с неподвижной Хен Вен. Под низким, пасмурным небом они словно застыли в собственном мире, далеко от примолкших зрителей. Тарен впервые видел, как волшебник вопрошает свинью-прорицательницу. Каковы тайные силы Даллбена, он мог лишь догадываться, но свинью знал и видел, что она от страха не может двинуться с места. Казалось, прошла уже целая вечность. Даже беспечный Рун почувствовал что-то неладное. Привычно радостное лицо короля Моны помрачнело.

Даллбен с беспокойством поглядел на Гвидиона:

– Никогда прежде Хен Вен не отказывалась отвечать, если ей показывали палочки с письменами.

Он вновь пробормотал слова, которых Тарен опять не разобрал. Свинья-прорицательница задрожала, зажмурилась и спрятала голову между короткими толстыми ножками.

– Может, взять несколько нот на арфе? – предложил Ффлеуддур. – У меня был великолепный опыт…

Волшебник знаком велел барду замолчать и снова заговорил, мягко, но повелительно. Хен Вен сжалась и жалобно попискивала, будто от боли.

– Страх затмевает силу ее пророчеств, – мрачно сказал Даллбен. – Даже слова заклинаний не достигают ее ушей. Я ничего не могу сделать.

Отчаяние отразилось на лицах зрителей. Гвидион нахмурился, в глазах его сквозило беспокойство.

– Неудача ждет и нас, если она ничего не скажет, – глухо проговорил он.

Без лишних слов Тарен перемахнул через изгородь и решительно подошел к дрожащей свинье. Он упал перед ней на колени, почесал щетинистый подбородок, нежно погладил розовую шею.

– Не бойся, Хен. Никто тебя не обидит, – ласково прошептал он.

Удивленный Даллбен шагнул было вперед, но остановился. Услышав голос Тарена, свинья осторожно открыла один глаз. Ее пятачок шевельнулся, она приподняла голову и слабо хрюкнула.

– Хен, послушай меня, – умолял Тарен, – я не могу тебе приказывать. Но нам нужна твоя помощь – всем нам, всем, кто любит тебя.

Тарен говорил и говорил, и постепенно свинья успокоилась, дрожь ее унялась. Хоть она и не делала попыток встать, но уже доверчиво подставляла шею, громко сопела и даже нежно похрюкивала. Она щурилась, моргала, и пятачок ее подрагивал и морщился, изображая подобие улыбки.

– Скажи нам, Хен, – просил Тарен, – пожалуйста, скажи нам что можешь.

Хен Вен беспокойно задвигалась. Медленно и тяжело поднялась на ноги. Наконец белая свинья фыркнула и поглядела на прутики вяза. Мелкими шажками на коротеньких ножках она приблизилась к ним.

Волшебник кивнул Тарену.

– Молодец, – пробормотал он. – Сегодня сила Помощника Сторожа Свиньи больше моей.

Пока Тарен смотрел, не смея шелохнуться, чтобы не спугнуть свинью, она остановилась у первого прутика. Все еще колеблясь, Хен Вен ткнула пятачком в один из вырезанных символов, потом в другой. Даллбен быстро записывал на обрывке пергамента знаки, на которые указывала свинья-прорицательница. Хен Вен еще несколько мгновений продолжала тыкаться пятачком в первый прутик, потом внезапно замерла, испуганно хрюкнула и отпрянула назад.