В детстве мне казалось – где-то недалеко начинается удивительный мир. Может, за рощей по ту сторону длинного оврага, а может за башнями «высоток» у горизонта…

Как радуга, он манит и отступает. Но иногда удивительный мир совсем близко – только протяни руку…

Да, сразу его не отличишь. Он прячется и не хочет открывать свои тайны. Но если посмотреть, как вспыхивают звёзды, как дрожат в ручейках тепла над нагретыми крышами – понимаешь, что в заурядном, скучноватом мире не бывает такого неба.

Долетает тихая мелодия, всплывает за окном луна… И ты чувствуешь, ты знаешь, всё плохое – такое же ненастоящее, как бумажные цветы. Однажды оно развеется. И вместе с самыми дорогими тебе людьми – папой, мамой и братишкой, ты окажешься там, где волшебству не надо прятаться…

В девять лет я впервые попала в Москву. Вместе с родителями, поднялась из суматошного тесного метро под ясное майское небо, через арку ворот прошла на Красную площадь.

И всё ненужное вдруг потускнело. Словно и не было хмурой толпы в переполненных вагонах, и нищих у выхода со станции.

Осталась лишь залитая солнцем площадь, огромное бесконечное небо над ней. Небо, в которое хотелось взлететь.

Люди здесь были совсем другими. Хмурые лица разглаживались, взгляды светлели. И я знала, что иначе и быть не могло. Ведь это – кусочек настоящего мира. Здесь не надо притворяться плохими. Здесь всё фальшивое отпадало, словно лепестки бумажных цветов.

Счастье для всех – это так просто…

Я долго не хотела уходить и родители, улыбаясь, терпеливо ждали. Они тоже чувствовали…

Семь лет спустя, когда я поступила в МГУ, я часто бывала на площади. Одна или с друзьями. Когда мне было очень трудно или очень хорошо – приходила сюда. И каждый раз, плохое – рассеивалось, а настоящее – ярче проступало внутри и вокруг, словно акварель через тонкую бумагу.

И счастье казалось возможным и близким – только руку протяни…

Но однажды, я не успела. Я пришла слишком поздно.

Высокоточные бомбы уже упали на площадь и на застывшие, как солдаты на посту, башни Кремля. В пламени исчез собор Василия Блаженного, осколком ракеты снесло головы бронзовым Минину и Пожарскому. Огромные воронки свежими ранами задымились на теле убитой площади.

Сквозь слезы, я посмотрела в небо. Оно было чужое. Оно несло смерть и уже мне не принадлежало.

В тот мартовский вечер всё кончилось.

– Пошла! – толкнули в спину. Тяжелая дверь захлопнулась. Шаги удалились.

Я замерла, выжидая. После яркого неонового света в коридоре, глаза должны привыкнуть к сумраку.

Экономят электричество? Впрочем, еще день. Врубить освещение на всю катушку ещё успеют.

Ночи здесь длинные… Лучшее время для допросов.

Я огляделась.

Подвал, как подвал. Небольшой – три на четыре метра. Со всеми «удобствами»: в углу – санузел, в вентиляционном отверстии – «зрачок» наблюдения. Для него света вполне достаточно.

Крохотное окошко у самого потолка выходит во внутренний двор. Бронестекло? Сквозь пыльные разводы проглядывают толстые прутья решетки. Окно не перекрыто «намордником». Не успели они, что ли?

А кладка стен – прочная, даже в том месте, где еще свежая. Длинное помещение совсем недавно разделили кирпичными перегородками на камеры.

Нет, отсюда не убежишь.

Даже если, каким-то чудом удастся выскользнуть наружу. Во дворе и вокруг, по периметру забора – пулеметные вышки, прожектора, часовые с собаками. И видеоглазки – повсюду.

Даром, что Служба Охраны Конституции переехала сюда меньше месяца назад.

В этой камере я – первая. Воздух пока не успел пропитаться испарениями человеческих тел, хлоркой и еще чем-то неизвестным. Тем, что вместе составляет такой въедливый, будто наполненный мертвящей безысходностью запах…

Я открутила кран, плеснула холодной воды в лицо. Утёрлась рукавом. Поудобнее взбила тюфяк на деревянных нарах. Стащила с себя куртку, кинула поверх и легла.

Запах тюрьмы. Я хорошо его знаю… Года в питерском «централе» хватило, чтобы всё намертво отпечаталось в памяти…

Воспоминания лезут в голову. Галдят, как непрошеное вороньё… Сейчас не до них. Я должна быть спокойной и логичной…

Коснулась голым плечом стены и зябко поежилась. Камень – холодный, как лёд. Хорошо, что сейчас июнь, а не зима. Что здесь было раньше? Какой-нибудь склад?

Чины из «охранки» наверное были недовольны, когда им достались эти подвалы…

Сегодня я вернулась из Москвы около десяти утра. Поезд опоздал на два часа. Пришлось раскошелиться и взять такси. Подумала, что Старик, наверняка, уже волнуется. Квартала за три до нашего дома расплатилась и пошла пешком – дальше дороги не было. Аварийное здание неделю назад обрушилось и улицу до сих пор не расчистили.

Как раз перебиралась через завалы, когда вдалеке хлопнули пистолетные выстрелы: один… второй. Тишина.

Остановилась. Выстрелов больше не было. И я сделала глупость. Вместо того, чтобы выждать, затаиться – снова двинулась вперед. Мало ли из-за чего стрельба. Несмотря на военное положение, бандитские разборки на улицах Тулы – обычное дело. Особенно в нашем районе.

Не было у меня никакого предчувствия. И настроение – хорошее. Встретилась в Москве с нужным человеком. Тот согласился помочь с чипами для пропусков. Дело, в общем, пустяковое, но все равно на душе легко. Небо – ясное. Впервые за последнюю неделю. В такое утро не хочется думать о плохом.

Когда я сообразила и повернула назад, было уже поздно. Несколько фигур в штатском преградили дорогу:

– Эй, девка…

Я метнулась в боковой переулок. Там тоже ждали. Сбили с ног, заламывая руки за спину. Надели «браслеты» и облапали, проверяя одежду. Поволокли к здоровенной «душегубке», ожидавшей за углом.

Старик и Локи – уже в машине. Лежат на полу, лицом вниз. Вокруг – целая орава вооруженных полицаев в масках и камуфляже.

«Штатский» достал фотографию. Сравнил со мной и осклабился:

– Загружайте, пассажирку!

Внутри ёкнуло. Это не обычная облава, когда хватают всех подозрительных и неделями мурыжат в фильтрационном лагере. А еще я ощутила взгляд Локи. Безысходная тоска темнела в зрачках, но он нашел силы улыбнуться, когда меня швырнули рядом:

– Наверное, сам Рыжий захотел с нами повидаться…

– Не разговаривать! – заорал СОКовец и наотмашь ударил Локи по лицу. Красная струйка поползла из разбитой губы.

Я изловчилась и впилась «штатскому» в руку. Тот взвыл от боли и отшвырнул меня носком тяжелого башмака. Скривился, вытирая руку платком:

– Тебе это зачтется… сука.

Знаю. И все равно, не жалею.

Где-то в коридоре – шаги. Я приподнялась и села на нарах. Неужели так быстро? Кажется и получаса не прошло…

Сердце стучит, колотится птичкой в клетке… Глупости! Я в состоянии перебороть эту слабость, я не покажу им страх…

Шаги поравнялись с камерой. Потом удалились.

Не за мной…

Все равно, скоро поведут на допрос. Что буду говорить? Конечно, всё отрицать. Прямых улик против меня нет. Даже оружия при себе не было. Только фальшивый пропуск. Но это мелочь. Половина Тулы ходит с такими. Сами же «миротворцы» ими и торгуют.

Где-то на дне души зародилась крохотная надежда. И тут же умерла.

Правильно. Надеяться не стоит. Здесь не Балтийская Конфедерация, хотя бы для внешнего приличия играющая в правосудие. В «охранке» на такие пустяки внимания не обращают…

Я встала, подошла к окошку и сквозь запыленное стекло попыталась разглядеть там, вверху, кусочек неба. Но внутренний двор был совсем крохотный и шестиэтажное здание начисто перекрывало обзор. Единственное, что доступно – едва различимые отражения облаков в зарешёченных окнах.