В это время мимо дома проходил управляющий и, услыхав шум, остановился.
— Зачем вы собрались здесь в такой поздний час? Что-нибудь случилось?
— Мы слушали шейха Абдеррахмана, а когда настала пора расходиться, скорпион укусил вот этого старика.
Управляющий подошел к пострадавшему:
— Чего разлегся? Ступай домой! Вопишь, как роженица. Пуля в тебя угодила, что ли? И вы расходитесь, — обратился он к остальным. — Пора выгонять скотину.
Шейх Абдеррахман с управляющим пошли к Занубие, дом которой находился на главной площади, рядом с дворцом бека. У ворот Занубии сидели люди.
— Где это вы были до поздней ночи? — спросила одна из женщин. — Наверно, слушали всякие премудрости шейха, в которых мы ничего не смыслим?
— Да покарает аллах шайтана! — ответил шейх. — Неужели и ты, Занубия, против нас?!
Женщина вскипятила чай, а муж ее погнал стадо на пастбище.
— Погода хорошая, так что завтра наверняка приедет бек, — сказал управляющий.
— Он приедет повидаться со своими возлюбленными? — подхватил шейх. — Да, падок он до женщин!
Только с Софией ничего у него не получается. Она любит мужа. Напрасно бек себя мучает.
— Запретный плод сладок! — язвительно заметил управляющий. — Ведь ты, Занубия, в сто раз лучше, а вот беку Софию подавай. Ох и натерпелся я из-за нее! Бек покоя мне не дает. А что сделаешь? Бек есть бек. Еще ни одна девушка не устояла перед ним. Только София. Боюсь, как бы он со зла ее не порешил.
— Хочешь, я помогу? — предложил управляющему шейх. — Эта женщина меня уважает, я учу Корану ее детей. Попытаюсь ее уговорить. Ведь мы с тобой друзья.
— Не стоит, пожалуй. Ты не знаешь всех тонкостей этого дела.
— Будь мы с Софией подругами, я постаралась бы тебе помочь, — вмешалась в разговор Занубия. — Впрочем, нам бек все равно что черт пророку Сулейману. Он и сам всего добьется. Не допустит, чтобы простая крестьянка— и вдруг не поддалась ему, беку! Что тогда люди скажут? Если бы не нужда, я бы тоже не согласилась, как София. Ты, шейх, хорошо это знаешь. Но мой муж беден, а мне надо было воспитывать детей. Да простит аллах мне мои грехи! — И обратилась к шейху: — Простит меня аллах?
Шейх улыбнулся:
— В старости мы все повернем свои взоры к аллаху, воззвав к его милосердию.
— Поздно уже. По домам надо расходиться, — зевнув, сказал управляющий.
Расстались они, когда луна залила своим сиянием поля, холмы и пруд, а на траве прозрачными каплями засверкала роса. Деревня была объята тишиной.
Пастух, тот самый, которому бек подарил абаю, завернувшись в нее и в овечью шкуру, верхом на лошади объезжал отару. Вдруг сторож, карауливший поле, заметил овец.
— Чьи овцы? — сердито крикнул он..
— Мои, — раздался голос Абу-Омара. Поздоровавшись, сторож спешился. На вид ему было около шестидесяти. На плече — ружье, вокруг пояса — патронташ.
— Ох, Абу-Омар, — невесело вздохнул сторож. — Что у нас за жизнь? Никакой радости, одно лишь горе. Но что поделаешь? Приходится мириться. А у тебя как дела? Как дети?
— Слава аллаху, живут потихоньку. Семья большая: шесть мальчиков и четыре девочки. Трех я замуж выдал, дедом уже успел стать. Тяжело сидеть в седло и день и ночь. Но с этой лошадкой я никогда не расстаюсь, даже сплю в седле.
Помолчали. Вскоре сторож опять пожаловался:
— Жена больна. Ум-Омар пыталась лечить ее огнем, но толку никакого.
— Я слышал, завтра бек приезжает, будет охотиться на зайцев. Это правда?
— Да, правда. Надо собрать ему молока. Ты ведь знаешь, его управляющий хуже зверя. Совсем замучил крестьян. А у меня все выспрашивает, с кем бы ему переспать. Сколько зла причинил этот негодяй мне, старому больному человеку! А стоит появиться французам из полицейского отдела, так он, точь-в-точь как бек, начинает сразу же орать: «Привяжи коней, задай им корм, режь барана, жарь мясо!» Будто я женщина и других дел у меня нет. И все эти унижения я терплю из-за куска хлеба! Так-то, Абу-Омар!
— Да вознаградит нас аллах за долготерпение! Живем честно, чтобы не стыдиться перед людьми. А сейчас скажи лучше, что нового у шейха Абдеррахмана.
— Шейх ненавидит меня, только вот понять не могу за что. Говорит, ты не молишься. Но я ведь неграмотный, ты же знаешь, ни читать, ни писать не умею. Не верю я этому шейху. Он считает меня грешником, а я, клянусь аллахом, не делаю ничего плохого. И уж наверняка я угоден аллаху больше, чем он. Пусть аллах заклеймит всех их позором!
В это время раздался протяжный гудок Паровоза — это проходил поезд из Алеппо. Он шел с севера на юг, и в нем, как всегда, было много пассажиров, особенно при перевозке французских солдат. Одни из них поддерживали Петена, другие — де Голля, одни были союзниками англичан, другие — их противниками.
Услышав гудок, пастухи; стали быстро собирать отару, так как на рельсах часто гибли овцы, козы и верблюды В этих случаях мясо погибших животных крестьяне делили между собой. Поезд промчался, и снова наступила тишина.
Утренняя звезда сверкала ярче остальных и была настолько хороша, что напоминала молодую красавицу в минуты пробуждения.
Шейх, взобравшись на крышу самого высокого дома, стал призывать жителей к утренней молитве. Сторож и Абу-Омар поспешили на зов, а пастух погнал стадо в деревню.
Вдруг раздался пронзительный крик:
— Волки! Волки!
Сторож стал палить из винтовки. Крестьяне бросились на помощь. Овцы сбились в кучу и испуганно блеяли. Люди кричали, стучали камнями, палками, пытаясь отпугнуть волков. Лаяли собаки, плакали дети.
Фатима с сыном открыли ворота и загнали во двор скотину.
— Ибрагим, Ибрагим, вон волк пробежал! — крикнула Фатима. С перепугу она приняла собаку за волка.
Крики становились все громче, паника постепенно охватила всю деревню. Волки загрызли нескольких овец и барашка. Они были настолько голодны, что не убереглась даже собака Халиля: рассвирепевшие волки сожрали и ее.
Весь следующий день только и разговаривали о волках. Но к утру все успокоилось, жизнь деревни вошла в свою колею, и на заре пастух вышел на площадь, терпеливо дожидаясь, пока хозяева выгонят скотину.
Взошло дневное светило и пробудило к жизни деревья и травы. Крестьяне молились аллаху, чтобы тот послал им щедрое солнце и обильный урожай.
Усталые собаки отдыхали после ночного боя с волками. Сторож, закутавшись в овечьи шкуры и абаю и не выпуская из рук винтовку, улегся прямо на земле, возле дома бека. Абу-Омар с детьми, лишь первые лучи солнца озарили восток, ушел в поле, а Ум-Омар слила молоко в сосуд и отнесла к Фатиме на переработку.
После того как женщины обменялись приветствиями, Ум-Омар сказала:
— Знаешь, Фатима, сколько овец загрызли волки у бедуинов и у Халиля?
— Не везет Халилю! Все беды на его голову валятся. Ну а нас аллах не оставляет своей милостью, хотя из долгов не вылезаем. А так трудно расплатиться с хаджи[7].
— Что делать? Нужда! Мы все в долгу у хаджи. — Ум-Омар тяжело вздохнула.
Фатима вдруг вспомнила о том, что управляющий велел собрать с жителей деревни молоко для бека.
— Ты послала молоко, соседка?
— И не собираюсь. Ведь мы уже посылали на прошлой неделе! Правда, шейх Абдеррахман советовал Абу-Омару не артачиться. Оно и понятно, шейх боится бека.
Да кто знает, зачем он пожалует? Может, не только охотиться на зайцев и обольщать цыганок!
— Пусть аллах заклеймит позором всех грешников! — с негодованием произнесла Фатима. — Управляющий все старается улестить Софию, думает, она ему поддастся. Ох и горят у них глаза на нее! Я Софию предупреждала, чтобы она была осторожна с беком и его управляющим. Ну, сукины дети! Мало им цыганок! Если бек добьется своего, мой муж ни перед чем не остановится, отомстит во что бы то ни стало. Она же родственница! Ты ведь знаешь, брат моего мужа сейчас скрывается у бедуинов, он ударил одного бека в Хомсе — пришлось бежать. Иногда он бывает у нас. Ума не приложу, что делать, если мой муж попадет в подобную историю?!
