Наличием всех этих слов русские говоры сближаются между собой, а по некоторым элементам — и с литературным русским языком. В литературном языке подобные слова сейчас служат лишь своеобразным средством при описании или при рассказе о прошлом времени, о прошедших эпохах — средством, к которому прибегают лишь при определенной необходимости. В говорах же они (если не все, то по крайней мере многие из них) в ряде случаев имеют иной характер, являясь подчас принадлежностью современного живого языка. И все же даже в местных диалектах эти слова и выражения находятся в несколько особом положении уже потому, что они характеризуют только язык старшего поколения носителей говоров. Молодежь же часто просто не знает всех слов традиционной лексики. В то же время в языке стариков эти слова входят скорее в пассивный запас словаря, нежели в активный, постоянно употребляющийся. Если слово обозначает явление, уже утратившееся в действительности, то оно оказывается ненужным в повседневном общении людей и поэтому переходит в пассивный запас словаря, чтобы в дальнейшем утратиться совершенно.

В словарном составе современных русских говоров есть еще одна своеобразная группа лексики, в которую входят слова, связанные по своему происхождению с характером экономического развития отдельных территорий. В связи с тем, что различные области страны издавна специализировались на развитии определенных отраслей производства, в разных местных диалектах возникли некоторые различия в словах — специальных названиях. Если население данной области издавна занималось, например, земледелием, то в языке этого населения получает развитие лексика, детально называющая, скажем, виды почвы, подробно обозначающая угодия по их качеству или по их использованию. Таких детальных наименований нельзя встретить в тех областях, где население издавна занималось, предположим, лесным промыслом. Но там в свою очередь существуют детализированные названия леса. Например, в земледельческих областях развиты слова — названия различных земельных угодий по их качеству: за́лежь — брошенная земля; о́рка — пашня; це́лыжень — целина; суки́ (в иных говорах — се́чище) — вырубленное место в лесу; или по их использованию: льни́ще, овси́ще, клевери́ще, ржи́ще, горо́ховище и т. д. Для рыбацкого диалекта характерна детализация наименований частей сети, невода: столб, ма́тица, пя́та, ки́бас и т. д.; или названий дна: креж, мя́коть, нальё и т. д.; или названий людей по их профессии: носни́к — моряк, находящийся на носу судна; весе́льщик — гребец в лодке. В языке охотников Сибири детализированы названия капканов и ловушек: кляпцы́, кулёма, пасть, черка́н и др. В говорах Свердловской области (по исследованию Э. В. Глазыриной) большое место занимают слова, связанные с добычей меди и ее обработкой: разре́з, отва́л, о́сыпь, обо́й, с основным занятием женщин — ткачеством и прядением: бёрдо — род гребня на ткацком станке, воро́бы — приспособление для разматывания пряжи, кро́сно — ткацкий стан, куде́ля — вычесанный пучок льна, ни́ченки — часть ткацкого стана, па́чесы — остатки после прочесывания кудели, це́вка — шпулька; с основным видом сельскохозяйственных работ — с сенокосом: волоку́ша — маленький воз сена, заро́д — зародыш при прорастании семени, кошени́на — скошенное место, лито́вка — большая коса, первосе́нок — начало осени, стан — место временного пребывания в поле.

Широко известна по говорам детализация наименований животных, например, по возрасту. Жеребят называют в зависимости от их возраста: сосу́н (только родившийся), стригу́н или селе́ток (1 год), лоньша́к или иногда лоньчи́на (2 года), третья́к (3 года); телят: сле́ток, осо́сок, мяки́нник и т. д.

Важно при этом отметить, что такая детализация наименований, т. е. сильная развитость видовых названий, часто совмещается в говорах с отсутствием обобщающих родовых наименований. Например, в лесных районах страны широко известна развитая система видовых названий леса: бор — хвойный лес, ляди́на — густой лес, сузём — непроходимый лес, дровяни́к — нестроевой лес, шелепо́к — маленький лесок. В то же время родовое название лес, обобщающее все отдельные виды леса, в говоре может отсутствовать. Это не значит, что там нет вообще слова лес, но оно, существуя в этом говоре, обозначает не общее понятие, а является названием строевого материала или заповедника (Рязанские, Тульские говоры), или дубового леса (Воронежские говоры) и т. д. Или: для обозначения разных видов изгороди в говоре может существовать ряд частных названий: тын, загоро́дка, городьба́, плете́нь, частоко́л, сле́ги и др., а обобщающее название может в то же время отсутствовать.

В различных русских говорах в их современном состоянии можно обнаружить еще очень большое количество слов, которые несвойственны литературному русскому языку. Например, в части Ульяновских говоров (по исследованию Д. И. Алексеева) бытуют такие диалектные слова, как напа́лок — ручка, руче́нька — горсть, во́йма — запуск, куте́ц — хвост, клячи́ — колья. В некоторых Воронежских говорах (по исследованию 3. В. Жуковской) отмечены слова: гама́н — кошелек, хле́бница — квашня, пу́нька и пове́тка — сарай, ложни́к и дерю́жка — одеяло. В части Калининских говоров (по исследованию И. А. Кудрявцевой) наличествуют слова: вене́ц — ботва от огурцов, стопи́нка — дорожка, соха́ — лошадь-трехлетка, мост — сени, бу́шма — брюква и др. В Кировских говорах (по исследованию Л. И. Горевой) можно слышать такие слова, как ка́лега — брюква, одво́рица — огород, коси́ца — висок, маськи́ — ягнята, узги́ — углы, за́йцы — кролики. В Беломорских говорах (по исследованию А. И. Федорова) встречаются слова: мо́рок — туман, гу́бы — грибы, сво́роб — зуд, розло́г — овраг, гребо́к — большое весло, и т. д.

Вся эта лексика, бытуя в одних говорах, совершенно отсутствует в иных. Кроме того, эти и подобные специфически диалектные слова едва ли могут считаться принадлежностью основного словарного фонда разных русских говоров. Несмотря на кажущееся обилие таких слов (к указанным, без сомнения, можно прибавить и еще многие), отличающих говоры от литературного языка и друг от друга, они все же находятся в особом положении в говорах по сравнению с общенародными словами. Прежде всего большинства этих слов, как и рассматриваемых раньше, не знает и тем более не употребляет молодое поколение жителей той или иной местности. Однако и старшее поколение носителей местных диалектов начинает забывать значение отдельных слов, что свидетельствует о процессах отмирания этой лексики в говорах. Так, при хорошем еще знании слов соха́ и борона́ не всякий представитель говора сумеет назвать все их части так, как они назывались раньше. При сохранении в памяти слова жи́то люди часто не могут уже точно определить, что оно значит: название ли это ячменя, или пшеницы, или вообще любого зерна. В говорах подмосковного Волоколамского района, прошедших один и тот же исторический путь развития, в одной деревне жителям известны слова салати́на — болотистое место, тенёта — паутина, зави́рина — жердь, закрывающая ворота, а в других, отстоящих от первой на 15—20 километров, ни один человек не помнит этих слов. Однако и там, где данные слова еще помнятся, они не употребляются в живой повседневной речи: они давно ушли в пассивный запас словаря и продолжают лишь по традиции жить в памяти отдельных людей.

Поэтому, как видно, можно полагать, что подавляющее большинство рассмотренных выше слов является принадлежностью только словарного состава местных диалектов, находясь за пределами их основного словарного фонда.