Кроме того, Елизавета боялась, что для мученичества у нее не хватит мужества. Раз, желая испытать себя, бедняжка положила ручку на пламя зажженной восковой свечи. Но боль была до того сильна, что она не могла ее выдержать.

Елизавета отшатнулась, мертвенно бледная, и, обессилев, упала на стул. Она не могла дышать. Слезы бежали по ее лицу, а в душе было жестокое горе: она чувствовала, что не могла бы петь священных гимнов, если бы ее жгли на костре или подвергали другим пыткам.

По обыкновению французских набожных семей, ее посвятили Мадонне, и в знак этого одевали в белые платья с голубыми лентами. Тетка сшила ей платье монашеского покроя из белой шерстяной материи с простым голубым кушаком. Она не походила на других детей, но все-таки казалась очень мила. Ее нежное бледное личико и большие темные глаза имели кроткое и задумчивое выражение.

Когда она достаточно подросла, чтобы вместе с теткой навещать бедных (в то время ей только что минуло семь лет), Клотильда де Рошмон стала ее брать с собой, и, когда она входила в крестьянские дома, никто не боялся ее. Нет, напротив, все скоро стали обожать девочку, чуть не поклоняться ей, точно она  действительно была святой. Малые дети сбегались смотреть на Елизавету. Иногда, окружив ее, они тихонько дотрагивались до ее белого платья с голубым поясом. А она говорила с ними так ласково, так кротко, что ребятишки приходили в полный восторг. Потом они долго вспоминали о ней и рассказывали разные истории.

-Маленькая мадемуазель,- говорили дети,- святая.

- А иногда над ее головкой видно сияние,- уверял кривоногий Модест, сын рыбака, которому  Елизавета часто давала булочки.- Когда-нибудь ее белое платьице засияет,- прибавил он однажды,- а длинные рукава превратятся в белые пушистые крылышки. Она распустит их и полетит туда, к голубому небу, в рай. Вот увидите... вот увидите сами!

В суровом сером замке, в обществе тетки, без развлечений и детских забав прожила Елизавета до одиннадцати лет.

Как-то раз от Клотильды де Рошмон  она узнала легенду о святой Елизавете.  По преданиям в Тюрингии, в горах, в великолепном замке жили ландграф тюрингский и его жена, ландграфиня Елизавета.

Жесток и суров был ландграф, да, впрочем, в те суровые времена люди редко бывали мягки. Зато красавица ландграфиня отличалась ангельской добротой. Она помогала бедным, часто смягчала последние муки умирающих, молясь у их изголовья и смачивая каплями воды с вином засохшие губы страдальцев. Все окрестные поселяне обожали ландграфиню.

Однажды в зимнюю пору Елизавета возвращалась из церкви. Никто из домашних не знал, что она ушла к ранней обедне, и против обычаев того времени с ней не было ни пажей, ни слуг. Ее сопровождала только одна служанка. Дул сильный ветер, падали хлопья снега. И вот вдалеке от замка на повороте дороги ландграфиня увидела женщину и маленького ребенка. Одетые в лохмотья, они дрожали от стужи. Елизавета, не думая ни минуты, сняла с себя великолепное бархатное пальто на мягком, пушистом меху и закутала им мать и дитя.

- Что вы делаете? - воскликнула служанка - Ведь вы непременно простудитесь. И что скажет господин ландграф?..

Но Елизавета только улыбнулась и молча указала на небо, точно говоря, что Господь Бог и святые помогут ей.

И действительно холод ей не повредил. Она пришла в замок, не озябнув, и никто из приближенных, горячо любивших ландграфиню, не сказал ее суровому мужу, в каком виде она вернулась. Это было счастьем для ландграфини, потому что ландграф настрого запретил жене помогать бедным.

В другой раз, летом, ландграфиня Елизавета узнала, что в близлежащей деревне очень больна женщина, больна от голода и истощения. Воспользовавшись временным отсутствием мужа, она уложила в корзину бутылку вина, колбасу, холодное мясо, картофель, булку и направилась в дом больной.

Каков же был ее ужас, когда у ворот замка возле подъемного моста через ров, она встретила мужа с толпой слуг и оруженосцев. Бедная ландграфиня, словно окаменев, остановилась перед разгневанным ландграфом.

- Что у тебя в корзине? - грозно закричал ландграф.

- Розы,- ответила Елизавета.

- Открой, посмотрим, что за розы,-сказал ландграф своему оруженосцу.

И тот послушно откинул белое полотно, лежащее сверху корзины. Ландграфиня замерла, но, не услышав против ожидания потока гневных слов, посмотрела на корзину. В ней действительно были розы. Там, где прежде лежала толстая кровяная колбаса, рдели алые розы. Булка превратилась в белые розы, бутылка с искристым рейнским вином в золотисто-желтые, розовый картофель -в светло-розоватые тугие бутоны.

Слуга, сопровождающий ландграфиню, упал на колени и возблагодарил небо за чудо.

Эта прелестная легенда пришлась по сердцу Елизавете.

Но вот однажды девочку постигло большое горе. Как-то утром Клотильда де Рошмон не вышла в обычное время из своей комнаты. Поскольку она обыкновенно не отступала от правил, установленных ею для себя и домочадцев, все удивились. Старая горничная Алиса, около получаса напрасно прождав свою госпожу, подошла к ее двери и прислушалась. Из комнаты не доносилось ни звука. Тогда она прошла в спальню Елизаветы и с глубоким волнением проговорила:

- Не посмотрите ли вы, барышня?.. Может, ваша тетушка молится в часовне?

Елизавета исполнила просьбу старой Алисы и пошла в часовню. Утреннее солнце лилось потоком сквозь узорчатое стекло окна, озаряя алтарь. Сноп лучей, блистающий разноцветными пятнышками,освещал каменный пол и распластавшуюся на нем темную фигуру.

Тетя Клотильда скончалась во время молитвы. Так объявил доктор, за которым тотчас же послали. По его мнению, она умерла за несколько часов до наступления утра от болезни сердца и, очевидно, без страданий, не сознавая, что к ней приближается смерть. Ее лицо было спокойным и красивым, и выражение суровости исчезло с него. Кто-то из прислуги сказал,что она теперь очень походит на маленькую Елизавету.

Старая Алиса, горько рыдая, подтвердила:

- Да, да, она была такой в ранней молодости, пока с ней не случилось несчастье. Да, она походила тогда на маленькую барышню. У нее было такое же красивое личико, только выглядела она гораздо веселее. Да, они похожи друг на друга.

Со дня смерти Клотильды де Рошмон прошло меньше двух месяцев, а между тем жизнь Елизаветы совершенно изменилась. Теперь она жила в доме своего дяди Бертрана в Нью-Йорке. Он сам приехал в Нормандию за ней и увез ее с собой через Атлантический океан.

Маленькая Елизавета стала богаче прежнего, потому что главная часть состояния Клотильды де Рошмон перешла к ней. Дядю Бертрана назначили ее опекуном. Это был красивый, изящный и остроумный человек. Он долго прожил в Америке, полюбил американский образ жизни и совсем не походил на француза, по крайней мере так казалось Елизавете, которая, впрочем, видела только своего кюре да сельского доктора. Втайне Бертрана очень смущало, что ему придется воспитывать маленькую девочку, но, увы, никто, кроме него, не мог взять ее к себе.

В первый раз увидев Елизавету,он невольно вскрикнул. Она вышла к нему в странном монашеском черном саржевом платьице, которое было сшито совершенно по образцу платьев ее тетки. У талии висели четки с крестиком, а в руке девочка держала молитвенник, который в волнении позабыла спрятать.

- Но, мое дорогое дитя... - воскликнул Бертран, глядя на нее удивленными глазами.

Впрочем, он скоро овладел собой, однако тут же заказал в Париже у модного портного траурный костюмчик.

- Видите ли,- заявил он старой Алисе,-я не могу ее везти в таком наряде, который был бы кстати разве что в католическом монастыре или на сцене.

Перед отъездом Елизавета пошла в деревню навестить всех своих подопечных. Ее провожал кюре, который и сам растрогался, видя, как бедняки со слезами прощались с ней и целовали маленькую ручку. Вернувшись в замок, она прошла в часовню и долго пробыла там одна.