За неделю непрерывных воздушных боев советские летчики уничтожили более 70 самолетов и много опытных летчиков врага.
Японское командование в это время заканчивало сосредоточение крупных сил в непосредственной близости к границе, в районе озера Янь-Ху, готовясь к вторжению в Монголию в больших масштабах.
Вечером 2 июля, скрытно сгруппировав в 40 километрах от границы 38-тысячную армию и подтянув 250 самолетов, японцы перешли в наступление.
Под прикрытием темноты они навели понтонный мост через реку Халхин-Гол, переправили на западный берег более ста танков и с ходу устремились к горе Баин-Цаган. Наступательная операция, по расчетам японцев, должна была закончиться полным разгромом советских и монгольских частей. И командование японских войск пригласило в район боевых действий некоторых иностранных корреспондентов и военных атташе…
Перед рассветом 3 июля старший советник Монгольской армии И. М. Афонин выехал к горе Баин-Цаган, чтобы проверить оборону 6-й монгольской кавалерийской дивизии, и совершенно неожиданно обнаружил там японские войска.
Оценив опасность ситуации, Афонин немедленно прибыл к командующему советскими войсками в МНР Г. К. Жукову и доложил обстановку. Командование выехало в угрожаемый район, где успешно организовало оборону.
По боевой тревоге в воздух поднялась вся наша авиация. Было решено сорвать наступление врага до подхода наземных войск мощными бомбовыми ударами и губительным огнем истребителей.
На рассвете к переправе на Халхин-Голе и к горе Баин-Цаган потянулись эскадрильи наших истребителей и скоростных бомбардировщиков. Японская авиация поднялась в небо, чтобы сорвать удар и прикрыть наступающие войска. Разгорелись ожесточенные воздушные бои.
Сравнительно небольшая гора Баин-Цаган с пологими скатами стала походить на огнедышащий вулкан. Советские бомбардировщики СБ сбросили 6000 авиабомб на японские войска. Горели десятки танков, броневиков, бомбы вздымали фонтаны земли, тут же взрывались падающие самолеты. С высоты казалось, что в этом аду не осталось ни одной живой души.
Экипажи по нескольку раз в день сражались в этом огненном котле. За два дня боев летчики уничтожили в воздухе 24 японских самолета, но главное — сорвали наступление японских наземных частей.
…3 июля Кравченко встал затемно, вышел из юрты. К нему подошли комиссар Виктор Калачев, начштаба майор Петр Головин. Ветер с Халхин-Гола доносил глухое уханье взрывов. С четырех часов утра в воздухе стоял беспрерывный гул моторов. Эскадрильи бомбардировщиков СБ одна за другой тянулись к горе Баин-Цаган и к переправам через реку.
Кравченко, оглядывая степь и небо, сказал:
— Погода сегодня будет как всегда летная. Ночью японцы перешли в наступление. Сегодня мы будем разбирать конфликтные дела. Товарищ Головин! — обратился он к начштаба. — Отдайте приказ командирам и комиссарам эскадрилий, чтобы они были здесь через час. К этому времени я составлю план действий.
Ровно в пять все собрались в юрте Кравченко. Командир огласил приказ, указав направление и цели штурмовки, порядок действия эскадрилий. Приказ заканчивался словами: «Вылет в шесть ноль-ноль. Ведущим буду я».
Совещание длилось 13 минут.
Кравченко связался по телефону с командующим ВВС 1-й армейской группы полковником Гусевым и между ними произошел странный для непосвященных разговор:
— Разрешите сходить в гости, — начал Кравченко, — недалеко… несколько десятков шагов.
Полковник спросил:
— У вас все в порядке?
— Нам все известно… знакомый давно ждет.
— Разрешаю. Счастливо.
Ровно в шесть Григорий взмыл в воздух.
За ним со всех площадок поднялись истребители, и полк, строгим строем набирая высоту, полетел к дальним сопкам. Ведущим был Григорий Кравченко. За ним вели эскадрильи Василий Трубаченко, Константин Кузьменко, Александр Хирный, Виктор Рахов, Виктор Чистяков.
Участник этого налета комиссар эскадрильи Арсений Ворожейкин вспоминает:
«Мы летели двумя девятками за головным звеном командира полка майора Кравченко. Чтобы скрытно приблизиться к противнику и использовать внезапность, командир полка решил пересечь границу над облаками. Полк истребителей набирал высоту, справа и слева были тяжелые тучи. Дальше в небе Маньчжурии не было ни одного облачка. Командир довернул влево и начал снижаться в направлении вражеского аэродрома.
Замысел был таков: четыре эскадрильи произведут штурмовку самолетов на земле, а одна остается наверху на тот случай, если противник вызовет помощь с другого аэродрома.
Солнце светило в хвост. Линия стоянки самолетов, немного перегнутая, вырисовывалась почти под прямым углом, что позволяло начать атаку с ходу на широком фронте. Вслед за командиром полка лейтенант Трубаченко направил свою эскадрилью прямо на середину стоянки. Появление 22-го полка было для японцев неожиданным. Только после первых пулеметно-пушечных очередей они поняли в чем дело. Каждый И-16 имел в запасе по 3000 патронов. Эскадрилья лейтенанта Трубаченко была вооружена пушками. Огонь оказался метким. На аэродроме паника: одни бежали со стоянок сломя голову, другие падали на месте. Один И-97 попытался взлететь, но его сбил Трубаченко. Три пушечных самолета И-16 Ивана Красноюрченко били из пушек по зениткам, и они были подавлены огнем истребителей.
В клубах черного дыма внизу вскидывались ослепительно желтые языки бушующего пламени — это взрывались бензобаки японских истребителей. Сделав три захода, 22-й ИАП возвращался домой»[13].
Все самолеты совершили посадку на своих стоянках. Комиссар Калачев был ранее легко ранен, поэтому в бой не летал.
Он проверил, все ли вернулись в эскадрильях. Вот машина Кравченко. Летчик, не снимая шлема, перегибается через борт и хохочет.
— Эх, комиссар, и дали же мы им сегодня! Захватили врасплох, в три захода сожгли в пух и прах!
Калачев тоже смеется:
— А как же иначе! Так и должно быть, командир!
Между Владимиром Николаевичем и Григорием Пантелеевичем — настоящая боевая дружба. Кравченко искренне радовался и восхищался боевой работой своих друзей. Он много раз выручал в бою то одного, то другого. Всегда с жаром разбирал очередной бой, вспыхивая той стремительной энергией, которая бывает у людей, идущих в атаку. Комиссар был под стать командиру. Они были единодушны в воспитании своих подчиненных. Учили, что сила бойцов в спаянности, в боевой дружбе, во взаимной выручке, в крепкой дисциплине. И сами, командир и комиссар, подавали пример в этом.
Начальник оперативного отдела полка майор Эраст Цибадзе доложил в штаб ВВС о результатах налета на японский аэродром. Краткий доклад он закончил словами: «Все прибывшие самолеты в полном порядке и готовы к новому вылету».
Пока шла заправка самолетов горючим и боезапасом, летчики вспоминали подробности разгрома японского аэродрома. Командир 2-й эскадрильи Виктор Чистяков упрашивал Кравченко разрешить ему слетать к аэродрому и разведать, что там происходит. Кравченко разрешил с условием: если откуда-либо появятся истребители, боя не принимать и немедленно возвращаться на базу.
— Все будет в порядке, — ответил Чистяков и быстро скрылся.
Время идет, а Чистякова нет. Телефонный звонок. С командного пункта требуют три эскадрильи к фронту. Немедленно вылетели. Их повел командир первой эскадрильи Константин Кузьменко.
Через 10 минут второй звонок:
— Бой начался, силы равные, но к противнику подходят резервы, высылай остальных.
— По самолетам!
Кравченко повел эскадрилью. Над фронтом, на сравнительно небольшом пространстве, вели бой 180 самолетов. Уже издалека можно было видеть факелы падающих машин. Подлетев ближе, Кравченко заметил группу Кузьменко, наседавшую на противника. Самолеты японцев выходили из боя.
«В нашей помощи Кузьменко не нуждается», — решил Кравченко и повел эскадрилью к ближайшей вражеской базе. Налет был, как и утром, очень удачным: пять самолетов уничтожили на земле, а два подбили на взлете.
