– Тут она с дерева прыгала, – объяснил Васюк, – на зайца, на птицу ли какую, да промахнулась. Вишь, ни мятева на снегу нет, ни пера, ни шерсти, ни крови…
Днем Юрий переходил в сани к Ивану, и княжичи были до вечера вместе.
Третий день уж так ехали, а погода была вёдреная, тихая, совсем без ветра. Солнце пригревало даже в лесу, и с тихим ропотом падали повсюду с ветвей капельки, а снег стал совсем зернистым и блестел на солнце, играя райками, как радуга. Проехал поезд по реке Шерне, выехал потом волоком на реку Киржач, где монастырь основан преподобным Сергием, а там по льду вверх по Киржачу, до истоков его. Отсюда круто на восток повернули, по мелколесью погнали ко граду Юрьеву Полскому.
Когда из лесов выезжать стали, подошел к княжичам боярин Семен Иваныч, что послал воинов из обители на помощь страже великого князя. Взглянул на него Иван и вспомнил, как Бунко в собор зашел, как отец на него гневался, и молвил тихо боярину:
– Не послушал тата Бунко…
– Так Господь судил, – печально сказал боярин. Отвернув полы старого тулупа и показав княжичам рваную рясу, добавил с горечью: – Донага всех злодеи ограбили. Да благо и то, что живота не лишили…
– А где боярин Ховрин? – спросил Иван.
– А бог его ведает, – вздохнув, ответил Семен Иванович. – Вон, видишь, пятно на снегу? Там, у речки Колокши, Боярово князей Ряполовских. От их вести будут. Старшой-то, князь Иван Иваныч, братьев, как сыновей, доржит. Грозен…
– Са-адись на-а са-ани-и! – раздались крики спереди и, передаваясь с подводы на подводу, покатились по всему поезду.
– На рысях пойдем! – крикнул, убегая вперед, Семен Иванович. – Слава богу, опять дорога накатана!
Поезд обогнул овражек и начал спускаться по пологому скату к руслу Колокши. С каждой пядью вперед ясней и ясней выделялось в снегах село Боярово среди ветел, берез и густого ивняка. Четко видно Ивану деревянную церковь с погостом, а за ней, перед кучками изб с огороженными дворами, высятся большие хоромы за крепкой бревенчатой стеной. Со двора хором тянется змеей отряд конников человек в полтораста. Верхушки шлемов их горят и сверкают на солнце.
– Вои! – закричали кругом, не зная, что делать от испуга и неожиданности. – Вои Шемякины!..
Передовые быстро скакали к поезду. Княжичи, сидевшие рядом, переглянулись со страхом и словно оцепенели. Юрий уж не плакал на этот раз, но, побледнев весь, с тревогой спросил старшего брата:
– Схватят они нас?
– Не знаю, – тихо ответил Иван, – а может, то и не Шемякины вои, а Ряполовских… – Он сразу оборвал свою речь, узнав среди конников боярина Ховрина. – Васюк! – радостно закричал он. – Вон боярин Ховрин!..
– Ховрин, Ховрин! – пошло по всему поезду, и подводы остановились.
Ховрин тоже узнал некоторых бояр и слуг Василия Васильевича и, подскакав ближе, громко и тревожно закричал:
– Где же князь великий?
Семен Иванович, не слезая с подводы, горестно ответил:
– Поиман князем можайским у гроба Сергиева. К Шемяке его в Москву увезли злодеи! На голых санях…
– К Шемяке?! – с отчаянием вскрикнул Ховрин. – А княжичи где?
– Здесь мы оба, – поспешно ответил Иван, подымаясь из саней в своей монашеской одежде.
– Слава Богу, – глубоко вздохнув, молвил боярин Ховрин и, перекрестившись, добавил: – Пощадил еще Господь нас в гневе Своем… – Опустив голову, он помолчал малое время и, обернувшись к своим конникам, приказал возвращаться ко двору князей Ряполовских вместе с поездом.
Князь Иван Иванович Ряполовский заплакал, когда боярин Ховрин, войдя к нему с княжичами, рассказал, как был схвачен великий князь. Княжич Иван с истомой душевной смотрел на могучего человека с курчавой седеющей бородой, так похожего на Васюка, и видел, как нет-нет да и вздрогнут широкие плечи князя, а слезы одна за другой катятся по его суровому, неподвижному лицу. Наконец, покривив губы, Иван Иванович глубоко и прерывисто вздохнул, словно глотая рыданья. Отер глаза рукавом кафтана и, приказав своему дворецкому переодеть княжичей, тяжело опустился на скамью у стола, собранного к обеду.
Княжичи в сопровождении Илейки и Васюка пошли с дворецким. За спиной княжич Иван услышал голос Ховрина.
– Семен Иваныч, – говорил он боярину Василию Васильевича, – пойдем со мной, обряжу тя, чем Бог послал…
– Не чем Бог послал, – перебил его густой голос Ивана Ряполовского, – а всем, что понадобится. От моего портища обряди…
Дворецкий Ряполовских, старичок небольшого роста, ожидая, пока слуги принесут одежду для княжичей, сбегал куда-то в подклети, принес княжичам медовых коврижек на блюдце, достал потом из-за пазухи барашка из черной обожженной глины со свистулькой вместо хвостика и с ладами на боках.
Юрий с удовольствием взял занятную игрушку и начал насвистывать, перебирая лады. Дворецкий весело закивал головой, по-стариковски засеменил к Ивану и уж запустил снова руку к себе за пазуху, чтобы достать глиняного коня, тоже со свистулькой, но вдруг смущенно остановился. Перед ним был мальчик на вид лет двенадцати, почти одного с ним роста, но глядел на него большими карими глазами совсем как взрослый. Взгляд его, суровый и печальный, словно пронизывал дворецкого, и старик оробел, молчал, растерянно улыбаясь.
– А пошто и как сюда Ховрин пригнал? – спросил тихо княжич Иван. – Пошто не упредил нас никто из его охраны?
Не сразу ответил дворецкий, так необычно было ему из уст мальчика слышать такие речи. Васюк, видя это, довольно усмехнулся и подмигнул Илейке, а у того сами губы расплылись от улыбки. Оправился дворецкий и заговорил с Иваном степенно, как со взрослым.
– По то боярин Ховрин пригнал сюды, – начал он, – чтобы моих государей, князей Ряполовских, на рать поднять за князя великого. От стражи своей ловчего Терентьича отпустил он к обители для-ради упрежденья, а лиходеи Шемякины, баит он, схватить уж князя успели…
– Истинно так и было! – вмешался Васюк. – Истинно, Иванушка. От нашей-то стражи, что на Паже-реке оставлена была, тоже никто не вернулся.
– Токмо я, – воскликнул Илейка, – един я с Клементьевой горы злодеев узрил!
– «Токмо, токмо…» – сердито забормотал Васюк. – Токмо князь наш не готов был да на Бунко распалился зря.
– Во-во! – оживился дворецкий. – Вот от Бунко-то князь Ховрин и узнал все. Били его вои великого князя, а Ховрин-то и попытай их, пошто Бунко бьют. Ну тут и уразумел все Ховрин, да сам и погнал к нам.
Княжич Иван замолчал и больше ни о чем не спрашивал. Одевшись в турский кафтан с кривым ножом у пояса, пошел он угрюмый в трапезную. Тяжело ему было и досадно на отца, а думы бегут разные и тут же разбегаются, и ничего в мыслях собрать он не может.
В сенцах неожиданно приник к нему Юрий и тихо зашептал в ухо:
– Тата прогнал Бунко, а ты бы что сделал?
Иван весьма удивился: брат казался ему все еще маленьким, он только ведь часовник читает с Алексеем Андреевичем. А тут вот смутил его.
– Яз бы поимать велел, – ответил вполголоса Иван, подумав, – распытал бы точно, где Шемяка, да обходными дорогами поскакал в Москву, али сюда, к Ряполовским, людей собирать для рати…
Красивые, как у отца, лучистые глаза Юрия вспыхнули и заблестели от восторга.
– Яз бы тоже так сделал, – быстро зашептал он, – сел бы потом на коня и повел бы полки на злого Шемяку…
В трапезной, где княжичей посадили за стол, начался уже совет. Говорил старший из Ряполовских, князь Иван Иванович. Около него сидели братья Семен и Димитрий Ивановичи, оба такие же могучие, как и хозяин, оба с такими же курчавыми бородами, как и у старшего брата.
Тут же были и боярин Ховрин и Семен Иванович, уже не в рваной рясе, а в цветистом боярском кафтане; были и бояре Ряполовские, и воевода их, Микула Степанович.
– Разумеют бояре московские, – говорил князь Иван Иванович, – чем Шемяка им пакостен. Чужой он нам князь, и бояре московские чужие ему. Своих наведет он и бояр, и детей боярских, и отцов духовных, и гостей богатых.
– Отымет наши села с деревнями, – вставил боярин Ховрин, – своим отдаст, а нам хоть отъезжай из своих вотчин в чужие земли, отъезжай из гнезда своего и от могил родительских.
