ящик целый. Сейчас выскочат, скорей конфетину к себе тащить.

Они её в двери, а она не лезет! Сейчас сбегают, принесут топорики

- маленькие-маленькие, но совсем всамделишные -

и начнут этими топориками тюкать: тюк-тюк! тюк-тюк! И скорей

пропирать конфетину в дверь. Они хитрые, им лишь бы всё

вёртко. Чтоб не поймали. Вот они завозятся с конфетиной. Тут,

если я и скрипну, всё равно им не поспеть: конфетина

в дверях застрянет - ни туда, ни сюда. Пусть убегут, а всё

равно видно будет, как они конфетину тащили. А может быть,

кто-нибудь с перепугу топорик упустит. Где уж им будет подбирать!

И я найду на пароходике на палубе малюсенький

настоящий топорик, остренький-преостренький.

И вот я тайком от бабушки отрубил от леденца кусок, как

раз какой хотел. Выждал минуту, пока бабушка в кухне возилась,

раз-два - на стол ногами, и положил леденец у самой

дверки на пароходике. Ихних полшага от двери до леденца.

Слез со стола, рукавом затёр, что ногами наследил. Бабушка

ничего не заметила.

Днём я тайком взглядывал на пароходик. Повела бабушка

меня гулять. Я боялся, что за это время человечки утянут

леденец и я их не поймаю. Я дорогой нюнил нарочно, что мне

холодно, и вернулись мы скоро. Я глянул первым делом на

пароходик! Леденец как был - на месте. Ну да! Дураки они

днём браться за такое дело!

Ночью, когда бабушка заснула, я устроился в домике из одеяла

и стал глядеть. На этот раз ночник горел замечательно,

и леденец блестел, как льдинка на солнце, острым огоньком.

Я глядел, глядел на этот огонёк и заснул, как назло! Человечки

меня перехитрили. Я утром глянул - леденца не было, а встал

я раньше всех, в одной рубашке бегал глядеть. Потом со стула

глядел - топорика, конечно, не было. Да чего же им было

бросать: работали не спеша, без помехи, и даже крошечки ни

одной нигде не валялось - всё подобрали.

Другой раз я положил хлеб. Я ночью даже слышал какую-то

возню. Проклятый ночник еле коптел, я ничего не мог рассмотреть.

Но наутро хлеба не было. Чуть только крошек осталось.

Ну понятно, им хлеба-то не особенно жалко, не конфеты: там

каждая крошка для них леденец.

Я решил, что у них в пароходике с обеих сторон идут лавки.

Во всю длину. И они днём сидят рядком и тихонько шепчутся.

Про свои дела. А ночью, когда все-все заснут, тут у них

работа.

Я всё время думал о человечках. Я хотел взять тряпочку,

вроде маленького коврика, и положить около дверей.

Намочить тряпочку чернилами. Они выбегут, не заметят сразу,

ножки запачкают и наследят по всему пароходику. Я хоть

увижу, какие у них ножки. Может быть, некоторые босиком,

чтобы тише ступать. Да нет, они страшно хитрые и только сме яться

будут над всеми моими штуками.

Я не мог больше терпеть.

И вот я решил непременно взять пароходик и посмотреть

и поймать человечков. Хоть одного. Надо только устроить так,

чтобы остаться одному дома . Бабушка всюду меня с собой

таскала, во все гости. Всё к каким-то старухам. Сиди - и ничего

нельзя трогать. Можно только кошку гладить. И шушукает

бабушка с ними полдня.

Вот я вижу - бабушка собирается: стала собирать печенье

в коробочку для этих старух - чай там пить. Я побежал в сени,

достал мои варежки вязаные и натёр себе и лоб и щёки - всю

морду, одним словом. Не жалея. И тихонько прилёг на

кровать.

Бабушка вдруг хватилась:

- Боря, Борюшка, где ж ты?

Я молчу и глаза закрыл.

Бабушка ко мне:

- Что это ты лёг?

-Голова болит.

Она тронула лоб.

- Погляди-ка на меня! Сиди дома. Назад пойду, малины

возьму в аптеке. Скоро вернусь. Долго сидеть не буду. А ты

раздевайся-ка и ложись. Ложись, ложись без разговору!

Стала помогать мне, уложила, увернула одеялом и всё приговаривала:

«Я сейчас вернусь, живым духом».

Бабушка заперла меня на ключ. Я выждал пять минут:

а вдруг вернётся? Вдруг забыла там что-нибудь?

А потом я вскочил с постели как был, в рубахе. Я вскочил на

стол, взял с полки пароходик. Сразу руками понял, что он

железный, совсем настоящий. Я прижал его к уху и стал слушать:

не шевелятся ли? Но они, конечно, примолкли. Поняли,

что я схватил ихний пароход. Ага! Сидите там на лавочке

и примолкли, как мыши. Я слез со стола и стал трясти пароходик.

Они стряхнутся, не усидят на лавках, и я услышу, как они

там болтаются.

Но внутри было тихо.

Я понял: они сидят на лавках, ноги поджали и руками что

есть сил уцепились в сиденья. Сидят как приклеенные.

Ага! Так погодите же. Я подковырну и приподниму палубу.

И вас всех там накрою. Я стал доставать из буфета столовый

нож, но глаз не спускал с пароходика, чтоб не выскочили человечки.

Я стал подковыривать палубу. Ух, как плотно всё заделано.

Наконец удалось немножко подсунуть нож. Но мачты

поднимались вместе с палубой. А мачтам не давали подниматься

эти верёвочные лесенки, что шли от мачт к бортам. Их

надо было отрезать - иначе никак. Я на миг остановился.

Всего только на миг. Но сейчас же торопливой рукой стал

резать эти лесенки. Пилил их тупым ножом. Готово, все они

повисли, мачты свободны. Я стал ножом приподнимать палубу.

Я боялся сразу дать большую щель. Они бросятся все сразу

и разбегутся. Я оставил щёлку, чтобы пролезть одному. Он

полезет, а я его - хлоп! - и захлопну, как жука в ладони.

Я ждал и держал руку наготове - схватить.

Не лезет ни один! Я тогда решил сразу отвернуть палубу

и туда в серёдку рукой - прихлопнуть. Хоть один да попадёт-

ся. Только надо сразу: они уж там небось приготовились -

откроешь, а человечки прыск все в стороны.

Я быстро откинул палубу и прихлопнул внутрь рукой.

Ничего. Совсем, совсем ничего! Даже скамеек этих не было.

Голые борта. Как в кастрюльке. Я поднял руку. И под рукой,

конечно, ничего. У меня руки дрожали, когда я прилаживал

назад палубу. Всё криво становилось. И лесенки никак не приделать.

Они болтались как попало. Я кой-как приткнул палубу

на место и поставил пароходик на полку. Теперь всё

пропало!

Я скорей бросился в кровать, завернулся с головой.

Слышу ключ в дверях.

- Бабушка! - под одеялом шептал я. - Бабушка, миленькая,

родненькая, чего я наделал-то!

А бабушка стояла уж надо мной и по голове гладила:

-Да чего ты ревёшь, да плачешь-то чего? Родной ты мой,

Борюшка! Видишь, как я скоро?

Она ещё не видала пароходика.

Поспела в лесу земляника. Взял папа кружку, взяла мама

чашку, девочка Женя взяла кувшинчик, а маленькому Павлику

дали блюдечко. Пришли они в лес и стали собирать ягоды: кто

раньше наберёт. Выбрала мама Жене полянку получше

и говорит:

- Вот тебе, дочка, отличное местечко. Здесь очень много

земляники. Ходи собирай.

Женя вытерла кувшинчик лопухом и стала ходить.

Ходила-ходила, смотрела-смотрела, ничего не нашла и вернулась

с пустым кувшинчиком.

Видит - у всех земляника. У папы четверть кружки. У мамы