…Выходившие из дверей храма люди не обращали на них внимания, как, впрочем, не особенно-то глядели при этом и друг на друга. Прихожане суетливо проходили по асфальту дорожек мимо, смотрели себе под ноги, шептали что-то знакомому попутчику рядом, на встречных даже не подымали глаз.
Мужик-косарь отвлекся от тщательного уничтожения остатков бурьяна и направился в дальнее здание, бревенчатое, солидное, но почти безоконное. Глеб посмотрел на него ещё раз тогда, когда тот возвращался с миской солёных огурцов, поверх которых лежали разнокалиберные куски чёрного хлеба, очищенные варёные яйца и перья зелёного лука.
– Уважаемый, а как бы нам всю эту красоту пофотографировать? Можно или у вас тут запрещается?
Мужичок перестал принюхиваться к содержимому своей миски и поднял равнодушные глаза на капитана Глеба.
– К батюшке, к батюшке всё это.… Как он благословит – и хорошо… Правильно, можно, значит.… Там их двое, батюшек-то, батюшка Алексей и этот, как его, Федор. Ага…
Мужик освободил одну ладонь от миски, мелко перекрестился, кивнул на землю и торопливо скрылся за кустами на повороте дорожки.
Виталик громко сглотнул, провожая взглядом удаляющиеся огурцы.
– Ты как? У меня трубы горят, хочется чего-нибудь полезного, холодненького…
Из больших дверей старой церкви показались знакомые.
Виталик подскочил к жене, замахал руками, внимательно выслушал её, кивнул головой, потом вприпрыжку подбежал к Глебу.
– Всё, Глебка, Антонина моя с бабульками сейчас поедут со всеми на новое кладбище на автобусе, там места ещё есть…
– Где?
Виталик в недоумении сначала раскрыл рот, потом догадался.
– В автобусе, а… Да ну тебя, Глеб, не сбивай ты меня!
– Ясней выражайся – не будешь нервничать сам и других ненароком не обидишь.
– Короче, они все едут на кладбище в Покрова, а нам с тобой Антонина велела гнать к Даниловым домой, помогать Жанке и её старушкам расставлять столы. Они сами там с мебелью не справятся. Машину поставим в гараж – и к ним. Пошли, давай, пока никто на хвост не сел!
– Сейчас, я на минуту.
Капитан Глеб заметил в толпе людей, сходящих с крыльца, человека в чёрном одеянии и двинулся к нему.
Женщины в возрасте и старушки в платочках и косынках, выходя из здания, неловко и торопливо поворачивались лицом к входу и крестились на церковную дверь. Некоторые тут же спешили подойти к священнику, молодому светловолосому мужчине в очках с золочёной оправой. Они кланялись ему, он привычно осенял их крестом, участливо что-то говорил каждой. Пробирающегося сквозь толпу загорелого нездешнего мужчину он цепким взглядом отметил сразу же.
Глеб остановился, ожидая окончания беседы батюшки с прихожанками, потом двинулся ближе.
– Отец…
– Батюшка, – мягко поправил его священник. – В чем нужда, сын мой?
– Всего лишь вопрос, батюшка. Удобно ли нам с коллегой фотографировать храм и старые могилы?
Собеседник деловито сверкнул стёклышками очков.
– С какой целью? С коммерческой? Какое представляете издание?
– Нет, что вы. Я частное лицо, родом из этих мест. Хочется память для себя оставить. Так благословите, батюшка?
Тот сразу как-то поскучнел ликом, засуетился.
– …А-а, так вот, значит.… Да, да, конечно, благословляю, безусловно, да, да…
Молодой батюшка, потеряв интерес к дальнейшей беседе, отвернулся и ловко перекинул тонкий кожаный портфель из руки подмышку. Тут же, с достоинством, не нагибаясь, совершенно неуловимым движением привычно нырнул ладонью куда-то под рясу и вытащил наружу стильный мобильный телефон.
– Да, я слушаю. Нет, буду вовремя, как договорились…
Глеб Никитин нетерпеливым взмахом руки ещё раз привлёк его внимание.
– Кто благословил-то меня? Отец…?
– Алексей. Отец Алексей, сын мой… – Священник, не отрываясь от телефона, кивнул Глебу и простился с ним и с его проблемами усталым взглядом.
– Привет, путешественник.
Глеб обернулся. Тот, кто его окликнул, черноволосый, худощавый, начинающий лысеть мужчина, протягивал ему руку.
– А, Марек! Привет, как дела?
– Да, так, потихоньку, хоть удавись… Ты надолго к нам в этот-то раз? Посидели бы, что ли… Или тебе, как всегда, некогда?
– Ну почему же – на доброе дело всегда время найдется. А ты чего такой смурной, у тебя же вроде всегда всё по плану шло? Или как?
Марек вяло махнул рукой.
– Да,… самочувствие хреновое, а всё остальное – так себе, движется понемногу. Жизнь какая-то дурная настала: полоса черная, полоса белая…
– Не всё так плохо, дружище. С точки зрения дальтоника твоя жизнь – радуга.
– А-а, брось ты, не до анекдотов мне сейчас.
– Ну, в таком случае, нам с тобой действительно необходимо плотно посидеть. Есть приятное практическое предложение – завтра в «Поплавке». А?
Азбель ещё раз нерешительно отмахнулся.
– Не до этого мне сейчас. Давай как-нибудь потом. Да, вот, Глеб, познакомься, – это моя жена, Галина.
К Мареку подошла и встала рядом, плотно взяв его под руку, высокая молодая женщина, с хорошим макияжем и в роскошном, декольтированном совсем не траурно, платье.
– Галочка, помнишь, я тебе рассказывал про нашего знаменитого капитана-бродягу? Вот он – Глеб Никитин, у нас в городе, собственной персоной.
Галина с очевидным интересом рассматривала голубоглазого незнакомца.
Крупная голова, чуть седые короткие волосы на висках, сильные покатые плечи, аккуратные, ухоженные руки, рост чуть выше среднего, одет не дорого, но хорошо…
– Здравствуйте, путешественник. Вы просто обязаны прийти к нам в гости! Ну, не сегодня, разумеется, но в самые ближайшие дни, правда ведь, Марк?
…Когда капитан Глеб проводил чету Азбелей к их машине и подошел к старенькому микроавтобусу, Виталик уже вылезал из-под открытого капота. Вытер руки приготовленной чистой тряпочкой и, прищурившись, спросил приятеля.
– Чего ты попа-то так долго терроризировал?
– Уточнял, можно ли с грешником-обжорой в одной автомашине по утрам ездить.
Пятница 13.05.
В машине
В приоткрытые окна «микрика» врывался замечательно прохладный солнечный ветерок. Виталик бодро рулил, одновременно доставая из многочисленных карманов суконной жилетки семечки.
– Хочешь семушек, а?
– Ненавижу. Грязное, неопрятное занятие, особенно если кто-то чавкает эти…., «семушки», на людях. Если уж тебе невмоготу без них – запрись на своей кухне и грызи.
– Так ведь вкусно ведь. И вообще…
Виталик слегка обиженно хмыкнул, обтёр по очереди ладони о жилетку и, перехватив поудобнее руль, присвистнул зубом.
– Послушай, Глебка, раскрой, наконец, мне тайну – почему это у тебя никогда не болит голова с похмелья?!
Заметив, что Глеб улыбается, Виталик завертелся на своём водительском месте.
– Нет, ты скажи, ты объясни уж мне, такому неотёсанному, пожалуйста! Я требую! Вместе же ведь с тобой на мероприятиях и пьём, и закусываем, а ты всегда утром как огурец! Или таблетки какие специальные зарубежные принимаешь?
– Ну, если для тебя эта информация так принципиальна и важна, то, конечно, мне придётся всё подробно объяснять. Как хорошему другу. И как приятному собутыльнику.
Небольшая пауза только подзадорила Виталика. Он нетерпеливо поглядывал на спутника, но молчал, робея спугнуть птицу удачи.
Капитан Глеб неопределённо повёл в сторону рукой.
– Знаешь, когда люди хворают, они не работают, валяются дома на больничном. Правильно же? Правильно. А когда занятой человек работает – он не болеет, потому что ему некогда. Вот и моя голова всегда по утрам в действии, думает, – значит, она не может в это время болеть… Логично?
Виталик надулся.
– А мои мозги, что, по-твоему, только на следующий день начинают работать, что ли так?
