Диссидентом значился и сосланный в Горький академик Сахаров, у которого несколько лет, говоря фигурально, единственными собеседниками были сотрудники КГБ. Я будто заново ощутил и обиду, и гордость за него, когда великий правдолюбец, освистанный из зала брежневскими последышами, спокойно, не теряя достоинства, спускался с трибуны первого Съезда народных депутатов СССР… Все это припомнилось мне, когда я слушал генерал-майора Карбаинова. Поэтому спросил его:

— Товарищ генерал, а как вы сами оцениваете диссидентскую статью закона?

— Отрицательно. Эта статья — следствие классовой нетерпимости, долгие годы насаждавшейся в нашем обществе. Когда против Слова поднимают топор, это к добру не приводит. Неспроста старая русская пословица гласит: что написано пером… Со словом, я считаю, можно бороться только словом. Плюрализм мнений вот признак истинной демократии.

Я, да только ли я — многие мои коллеги искренне радовались, когда в апреле 1989 года Указом Президиума Верховного Совета СССР было изменено содержание этой статьи.

— Как изложена она в новой редакции?

— Об «антисоветской агитации и пропаганде» вообще больше речь не идет. Отныне к уголовной ответственности человека можно привлечь лишь за «призывы к насильственному свержению или изменению советского государственного и общественного строя».

— Если я вас правильно понял, сегодня тех семерых, кто в 68-м протестовал против вторжения союзных войск в Чехословакию, не посадили бы и не сослали?

— Нет.

— Так же обстоит дело и с «Памятью», и другими неформалами?

— Органы КГБ не могут предъявить претензий к неформальным организациям, которые не призывают к насильственному свержению государственного и общественного строя. «Вольную» прессу тоже никто трогать не собирается — пиши, что душа пожелает. Однако не надо забываться и забывать, что Закон на страже!..

— Александр Николаевич, в нашей стране мир человеческого духа перестал быть сферой административного управления. Если в годы застоя «был обычай на Руси ночью слушать Би-Би-Си», то теперь мы свободно и днем слушаем передачи западных радиостанций, читаем книги, знакомство с которыми не столь давно грозило любознательным лишением свободы.

Но значит ли все это, что КГБ полностью избавился от метастазов авторитарного мышления? Не является ли чисто механическим переименование 5-го управления КГБ, специализировавшегося на борьбе с идеологическими диверсиями, в Управление по защите советского конституционного строя? Может, просто произошла смена вывесок «в духе перестройки»?

— 5-е управление не переименовано, а упразднено, ибо лишилось своего «хлеба» — идеологических «врагов». Где ныне вчерашние диссиденты? Их встретишь среди народных депутатов, в Советах всех уровней. Недавним Указом Президента СССР восстановлены в советском гражданстве 23 наших соотечественника, находящихся за границей. В их числе и Александр Солженицын, написавший трагическую историю ГУЛАГа. Верю, что эту тему никому из писателей больше не придется разрабатывать.

— Пожалуйста, несколько слов о назначении нового Управления по защите советского конституционного строя.

— Оно занимается защитой государства и общества от действий и призывов, направленных на насильственное свержение советского конституционного строя, а также обеспечением безопасности при проведении крупных общественно-политических мероприятий. Таких же многолюдных, как съезды, конгрессы, фестивали, олимпиады…

Еще одна его обязанность, очень серьезная и политически актуальная, — борьба с терроризмом и организованной преступностью, предотвращение массовых беспорядков, чреватых трагическими последствиями.

Наверное, мало кто из читателей задумывался о том, на основании какого закона существует КГБ? Я тоже об этом раньше как-то не задумывался, пока не занялся «темой госбезопасности».

Этот закон мы и сами ждем с нетерпением, — говорит генерал Карбаинов… Без него все труднее и труднее работать.

— Хорошо. Предположим, закон уже принят. В чем его значение?

— В том, что он придаст истинную законность нашим действиям, очертит конституционные рамки спецслужбы, определит направления работы, поставит перед нами четкие задачи. Очень важно и то, что он будет гласным! Ознакомившись с ним, люди смогут судить: вот закон, а вот деятельность органов КГБ — соответствует ли она закону?

— Не знаю, как будет обстоять дело с правами, а обязанностей у вас прибавилось. Вам совместно с органами внутренних дел поручены еще и борьба с организованной преступностью, и изъятие оружия у незаконно созданных вооруженных формирований…

— Раз поручили, значит, уверены — КГБ справится.

— Предупреждение конфликтов на национальной почве — еще одна нелегкая забота. Но вот вопрос, на который не дан ясный ответ: все-таки посылали или не посылали органы КГБ предупреждения о готовящихся страшных событиях из Сумгаита и Баку, из карабахских сел и таджикской столицы, из Оши и других «горячих» точек?

— «Диагноз» мы почти всегда ставили вовремя. Информировали о назревающих событиях и центр, и местные советские партийные органы. Может быть, не столь настойчиво, как следовало бы!.. Но если быть честными до конца, то мы, как и многие официальные органы, видимо, понадеялись на извечное русское «авось». Авось обойдется и конфликта не произойдет… Горький, кровью политый опыт, он учит нас тому, что нужно делать, чтобы завтра и послезавтра все обошлось без крови.

— И последний вопрос, Александр Николаевич. Весьма серьезный и, я бы сказал, принципиальный. 117 народных депутатов СССР подписали требование о парламентском расследовании деятельности КГБ. Как в вашем ведомстве отнесутся к такому расследованию, если оно будет назначено?

— Совершенно нормально! Как и подобает в государстве, которое стремится стать правовым. Более того, мы даже заинтересованы в парламентском расследовании. Ведь работа комиссии, надеемся, поможет снять многие вопросы, «исправить» появившиеся в последнее время негативные и не совсем объективные оценки деятельности органов КГБ.

…Щелкнул диктофон: записана последняя кассета. Генерал Карбаинов, откинувшись в кресле, с удовольствием закурил сигарету. Он не торопил меня с уходом. Хотя ему предстояла еще одна встреча — с моим иностранным коллегой.

— Странное дело, — усмехнувшись, сказал Александр Николаевич, — от западных корреспондентов отбою нет, а наших не дождешься. Стесняются, что ли? Или боятся прослыть «певцами КГБ»?

Вход в подъезд № 1-а, что на Лубянке, будет теперь всегда открыт…»

Андрей Григорьевич ЧЕРНЕНКО — генерал- полковник начальник Центра общественных связей в 1992–1993 годах.

Предложение возглавить Центр общественных связей Министерства безопасности России, было для меня довольно неожиданным. Оно поступило в тот момент, когда я руководил подобной структурой в системе органов внутренних дел, где в то время вовсю шла активная работа по перестройке информационно-издательской деятельности. В свете последних событий в стране, мы пришли к пониманию того, что в уже создавшейся общественно-политической обстановке нельзя работать, как говорится, с растопыренными пальцами, чтобы противостоять тому жесткому прессингу, который оказывался не только на органы милиции, но и на всю правоохранительную систему страны в целом со стороны ряда деструктивных сил, часто инспирируемый, а это мы четко видели, спецслужбами некоторых зарубежных стран. Поэтому возникла необходимость собрать все имеющиеся у МВД разрозненные информационные возможности в один кулак. В этот комплекс вошло и только что зарождающееся телевидение МВД, которое в течение многих лет своей постоянной программой «Дежурная часть» действует на РТР. Мы решили также укрепить и свой издательско-полиграфический комплекс, куда входили журнал «Советская милиция», в последующем «Милиция», еженедельник «Щит и меч» и ряд других печатных изданий. В это же время совместно с ЦОС Министерства государственной безопасности были подготовлены несколько спецвыпусков еженедельника «Щит и меч». Тем самым происходила нормальная здоровая консолидация двух ведомств, что было очень важно именно в период, прямо скажем, растерянности в правоохранительных органах. МВД перешло к созданию и своей круглосуточной радиоволны.