Долл уже отправлялась в кухню, как раз намереваясь выпить бокальчик того самого вина – не столько, чтобы погрузиться в сладкие грезы о юге, сколько для расслабления. Как уже говорилось, алкоголь на вампиров действовал по-особому: не пьянил, но помогал снять напряжение.

Не дойдя до двери (из беленого дерева, с элементами витражного стекла), девушка вдруг застыла, как вкопанная. Что-то насторожило ее напряженные чувства, запретило сделать еще шаг. Она уже открыла было рот, намереваясь позвать Антона, но не успела этого сделать, потому что из ее недавно найденной сумочки раздался голос Тилля Линдермана... да-да, у нашей гламурной блондинки на звонке стояла песня Раммштайна “Du hast”!

Антон проводил ее суетливые попытки отыскать мобильник (удивительно, но даже в самой крошечной сумочке, больше напоминающей кошелек, девушки не могут отыскать нужный предмет... даже если он там будет один-одинешенек) удивленным взглядом. Ему стал любопытно, относится ли фраза “Ду хаст мищ!” к кому-то конкретному или ко всем сразу. Успев немного пообщаться со светловолосой вампирессой, можно было предположить большую вероятность второго.

Когда Долл извлекла-таки надрывающийся сотовый (громкость сигнала возрастал если не взять трубку сразу) и, взглядом велев семарглу вести себя тихо, то ответила на звонок...

– Да, папочка, – губы Долл растянулись в улыбке, к сожалению, не потому, что она была так рада слышать голос отца. Девушка уже догадывалась, о чем, а вернее, о ком пойдет разговор, и была готова выдать очередную порцию приторной лжи.

Как и в большинстве случаев она не ошиблась – после стандартного обмена любезностями был задан главный вопрос. Улыбка не исчезла с лица девушки, но стала какой-то судорожной, а губы неожиданно побелели.

– Томас? – переспросила она, будто не расслышав имя в первый раз, – Нет, я его не видела с... после той встречи в ресторане. Знаешь, мы забыли обменяться телефонами, что было очень досадно... и я как раз хотела позвонить тебе и узнать... Нет. Я не... О, Боже! – лицо вампирессы выразило искреннее (а точнее, хорошо сыгранное) изумление, – Он исчез, никого не предупредив? – выслушав ответ, она кивнула, – Я бы не стала так переживать, дело молодое, гуляет где-то с друзьями... Кстати, если он объявится, пусть позвонит мне, ладно? Да-да, конечно, я сообщу, если узнаю что-то. Ладно, пока. Э-э, спасибо, у меня все отлично. Пока.

Нажав на “отбой”, Долл провела ладонью по лбу. Отец был единственным человеком, которому она не любила врать. Разумеется она не рассказывала ему все, (о том, что с тринадцати лет ухитряется пробираться в ночные клубы, о своих парнях, прогулах, превращении в вампира, убийстве Томаса Крейна... и так далее), однако без необходимости старалась не лгать на прямую. Странно только, что папе своему она могла говорить неправду, хотя не очень хотела. А вот с Антоном, которому ей было необходимо задурить голову, это почему-то не выходило. Чертовщина какая-то! Впрочем, выкручиваться из безвыходных проблем Долл умела, так что и здесь она что-нибудь придумает. Как всегда. Ей стоит стать четь менее импульсивной, тщательней анализировать возможные последствия своих поступков – и тогда все у нее будет в шоколаде.

Антон с любопытством прислушивался к беседе девушки с отцом. Ему была слышна только половина разговора: в глазах парня повисли гигантские вопросительные знаки.

– Не забивай голову, – усмехнулась вампиресса, – Так мелкие проблемки, ничего важного... по сравнению со всем остальным.

– Ты что-то натворила?

Долл злобно зыркнула на него.

– Ничего особенного. И вообще, как часто мне нужно напоминать тебе о том, кто я такая?

– Ты пытаешься выглядеть хуже, чем есть на самом деле, – заметил Охотник.

Девушка уже собиралась бросить в ответ что-нибудь иронично-злобное... но вновь замерла прислушиваясь к собственным чувствам. Что-то было не так, и это ощущение исходило из ее кухни!

– Иди на кухню! – приказала она Антону, пытаясь побороться с все нарастающим головокружением.

– Что?

– Просто сделай это! – и чуть тише добавила, – Прошу тебя...

***

Лицо вампирессы оставалось таким же непроницаемым, как и всегда. Однако внутри у нее все похолодело от невыразимого ужаса.

...Кровь бессмертных пахла совсем не так, как привычная – людская. Нет, сейчас в воздухе витал не сладкий горячий аромат жизни. Пахло ее смертью!

Все было кончено – и Долл это знала. Сейчас она осознала собственную обреченность, последняя надежда вспыхнула на прощение и рассыпалась в пепел. Она не собиралась сдаваться, но борьба уже потеряла свой смысл...

– О, боже! – Антон кинулся к лежащему к безжизненному телу.

– Она жива? – задала Долл бессмысленный по сути вопрос. Когда из чей-то груди торчит меч, загнанный по самую рукоятку... да, вопросы тут явно не уместны.

Семаргл не успел ответить – “труп” закашлявшись, открыл глаза. Тут даже у хладнокровной вампирессы подкосились колени. На счастье совсем рядом стоял табурет, на который она и опустилась.

– Флай, что случилось? – с лихорадочно горящими глазами Антон вцепился в плечи чуть живой сестры.

– Меч вытащи сначала, – прохрипела та и, подумав, добавила, – Идиот!

– Лера, у тебя есть что-нибудь... бинты, перекись?

– Откуда? – удивилась вампирочка, – Если бы у меня дома и была аптечка, в ней была бы только “жидкие лекарства”, – блондиночка демонстративно облизнулась, – Красненькие такие.

– Ну, у тебя есть хоть что-нибудь, чем можно дезинфицировать рану!?

Долл призадумалась.

– “Кьянти Классико” подойдет?

Даже находясь в полумертвом состоянии, Охотница умудрилась пронзить вампиршу убийственным взглядом. Помимо ярости в нем читалось презрительное: “Блондинка!”. Флай мучилась от боли, но смогла выдавить.

– Если вы и дальше будете болтать, я скорее умру от старости, чем от заражения... Кстати, от вина я бы не отказалась.

На самом деле для человека с пронзенной грудью, Флай вела себя довольно бодро. По крайней мере, ее обычный сарказм никуда не исчез.

Нельзя сказать, что Долл не заметила ярко выраженной неприязни со стороны Охотницы, но вампирша еще не совсем отошла от недавних переживаний. Охотница жива... Слава Богу. Однако это событие наводило на определенные размышления. У Долл не было ни малейших сомнений на тему личности нападавшего. Яснее ясного – это был Алекс, кто же еще! А если он смог справиться с той, кто уже не один век убивала вампиров... да, шансы Долл выжить при встречи с экс-бойфрендом становились до смешного ничтожными.

Грациозно поднявшись со своего места, блондинка проследовала к холодильнику. Ей не было жаль дорогого вина для Флай – жадность вообще не была знакома девушке, по большей части потому, что она не знала цену деньгам. Она всегда была... не столько щедра, сколько расточительна. Впрочем, это было всего лишь еще одной чертой богатой испорченной девчонки.

Антон тем временем все никак не решался прикоснуться к рукояти, торчащей из его сестры. Та заметила его неуверенность и со вздохом произнесла.

– Хорошо, просто отодвинься и не мешай мне.

– Нет-нет, – быстро возразил семаргл, – Я справлюсь. Просто я боюсь, что кровь хлынет, как только мы вытащим его.

Лицо Флай исказила улыбка больше напоминавшая оскал. Как бы ни храбрилась охотница, но только что она находилась у самого порога смерти.

– Не хлынет. Все вытекло еще до вашего прихода...

Долл нервно сглотнула. Она была вампиром, а, следовательно, должна была быть абсолютно равнодушна к крови, боли и страданиям (конечно, если они были чужими). Вот только сейчас у нее никак не получалось абстрагироваться. Флай не была ее близкой подругой – да, что там, эти две красотки на дух друг друга не переносили! И ничуть не скрывали этого. Почему же у блондинки складывалось ощущение невероятной важности этого события? Если представить все происходящее, как сложную сеть, то “смерть” Охотницы являлась одним из ее главных узлов... Хм, странно, с каких это пор Долл стала мыслить метафорами? То есть, она никогда е была дурой, даже наоборот... Но вот на философские размышления и странную образность ее пока что не тянуло. До сих пор. Возможно, это так же связано с превращением в бессмертную. В конце концов, чем еще коротать вечность, если не думами о жизни?