Бланш. Затем, милый, чтобы удовлетворить свое, «чувство прекрасного», как они выражаются.
Все обернулись к ней.
Автор. Кто вы такая?
Бланш. Бланш Дюбуа. Что примерно значит «лесная Беляночка». Не вставайте, умоляю, я просто шла мимо.
Дорис. Что вы здесь делаете?
Бланш. Ищу убежище. Да-да, в этом старом театре. Я невольно подслушала ваш разговор. Если можно, чуть-чуть бурбона с кока-колой.
Появляется Актер. Мы и не заметили, когда он улизнул со сцены.
Актер. «Севен Ап» сойдет?
Автор. Где тебя носит?
Актер. Сходил в душ.
Автор. Посреди пьесы?
Актер. Какой пьесы? (Бланш.) Слушай, объясни ему, как мы зависим от автора.
Бланш. Увы, это правда. И это так чудовищно. Потому я и сбежала из моей пьесы. Я вырвалась. Нет-нет, не отрицаю, мистер Теннесси Уильямс — великий драматург, но, милый, он забросил меня в пучину какого-то ночного кошмара. Последнее, что я запомнила, — как меня волокли два типа, а третий держал наготове смирительную рубашку. Как только мы вышли от Ковальского, я вырвалась и убежала. Я ищу другую пьесу, пьесу, в которой бог существует… где я могла бы наконец передохнуть. Так что не откажитесь включить меня в список действующих лиц, и пускай Зевс, вечно юный и прекрасный Зевс, торжествует и мечет громы и молнии.
Автор (Актеру). В душ ходил, говоришь?
Трихинозий (входит). Мы можем показывать.
Бланш. Уже? Потрясающе!
Трихинозий (за сцену). Готовы? Отлично. Итак, последняя сцена. Рабу ничего не светит. Исчерпаны все средства. И тогда он возносит мольбу. Давай.
Актер. О Зевс, всемогущий владыка! Мы жалкие и беспомощные смертные. Молю, яви свою милость и перемени нашу участь.
Ничего не происходит.
Э… великий Зевс…
Трихинозий. Поехали, ребята! Ради бога!
Актер. О всемогущий боже!
Оглушительный удар грома; сказочное освещение. С неба спускается Зевс и величественно мечет молнии. Зрелище впечатляющее.
Бурситий (в роли Зевса). Я — Зевс, отец бессмертных богов! Я — чудотворец! Я — создатель Вселенной! Я дарую вам спасение!
Дорис. Ах, видели бы это в «Дженерал электрик»!
Трихинозий. Ну как, Гепатитий? А?
Автор. Я потрясен. Не ожидал. Сильно, выразительно! Я должен победить на фестивале. Все — это победа! Это было так возвышенно! Ой, у меня мурашки! Дорис! (Обнимает ее.)
Дорис. Не сейчас.
Все идут за кулисы; перемена света.
Автор (на ходу). Надо быстро кое-что переписать.
Трихинозий. За прокат божественной машины я тебе поставлю двадцать шесть пятьдесят в час.
Автор (обращаясь к Лоренцо). Вы не могли бы представить мою пьесу?
Лоренцо. О чем разговор. Вперед!
Уходят все, кроме Лоренцо; он обращается к зрителям, а тем временем выходит хор и рассаживается у задника. Конечно, все в белых тогах.
Добрый вечер и добро пожаловать на Афинский театральный фестиваль.
Фонограмма: смех в зале.
Сегодня вас ждет грандиозное представление. Это последняя пьеса Гепатития Родосского — «Раб».
Фонограмма: смех.
В главных ролях: раб — Диабетий, Зевс — Бурситий, при участии Бланш Дюбуа и Дорис Левайн из Грейт-Нека.
Смех.
Наш генеральный спонсор — шашлычная Грегора Лондоса, прямо напротив Парфенона. Собрались перекусить? Не уподобляйтесь Медузе: пошевелите мозгами, а не змеями, и посетите шашлычную Грегора Лондоса. Имейте в виду — сам Гомер любил это местечко: кто не слеп — тот видит. (Уходит.)
Диабетий исполняет роль раба по имени Фидипид. Он прогуливается вместе с другим рабом, а тем временем вступает хор.
Хор. Греки, внимайте! Услышите ныне о Фидипиде — муже отважном и многомудром, из самых крутых средь прославленных греков.
Диабетий. Послушай: ну что мы будем делать с этой лошадью?
Приятель. Но они отдают за так.
Диабетий. Ну и что? Кому она нужна? Здоровенная деревянная кобыла. На черта она сдалась? Была бы хоть симпатичная. Помяни мое слово, Кратин: на месте наших политиков ни за что бы не доверял троянцам. Ты заметил — они никогда не берут выходной?
Приятель. Кстати, про циклопа слыхал? Подхватил конъюнктивит.
Голос за сценой. Фидипид! Ну где этот раб?
Диабетий. Иду, хозяин!
Хозяин (входит). Фидипид, вот ты где. Полно работы, пора собирать виноград, надо починить колесницу, принести воды, а ты тут стоишь и треплешься.
Диабетий. Я не трепался, хозяин. Мы разговаривали о политике.
Хозяин. Рабы разговаривают о политике! Ха-ха-ха!
Хор. «Ха-ха-ха!» — вот каковы богачи.
Диабетий. Прошу прощения, хозяин.
Хозяин. Возьмешь новенькую рабыню — эту, из Иудеи, — и уберетесь в доме. Я жду гостей. А потом принимайся за дела.
Диабетий. Новенькая из Иудеи?
Хозяин. Дорис Левайн.
Дорис. Вы звали, хозяин?
Хозяин. Приберитесь. Давайте. Живей.
Хор. Бедняга Фидипид. Жалкий раб. И, подобно всем рабам, мечтает только об одном.
Диабетий. Стать чуть повыше.
Хор. Стать свободным.
Диабетий. Свободным? Нет.
Хор. Нет?
Диабетий. Мне и так хорошо. Я точно знаю, что от меня требуется. Обо мне заботятся. Мне не приходится выбирать. Я рожден рабом и умру рабом. Лично меня это не беспокоит.
Хор (презрительно). Ой, ой, ой!
Диабетий. А, ладно, много вы понимаете. Хор мальчиков. (Целует Дорис, она отстраняется.)
Дорис. Не надо.
Диабетий. Почему? Дорис, ты же знаешь, я сгораю от любви. Или, как вы, иудеи, говорите: у меня для тебя кое-что есть.
Дорис. Пустой номер.
Диабетий. Почему?
Дорис. Потому что тебе по душе рабство, а я его не выношу. Я хочу на свободу. Хочу путешествовать, хочу пожить в Париже. Хочу написать роман. Может, затею женский журнал.
Диабетий. «Свобода, свобода!»… Да о чем столько шума? Довольно опасная штука, эта свобода! Разве ты не видишь, Дорис, что творится вокруг? Правительства разъедает коррупция, политиканы уничтожают друг дружку, города переполнены, люди доведены до отчаянья. А кого, по-твоему, убивают на войне? Свободных людей. И только мы в безопасности: ведь, кто бы ни пришел к власти, всем нужен человек, который займется генеральной уборкой. (Обнимает ее.)
Дорис. Не надо. В рабстве я никогда не смогу наслаждаться сексом.
Диабетий. Ну, могла бы притвориться.
Дорис. Не надейся.
Хор. Но однажды руку помощи протянули Парки.
