Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Твоему брату тут не место, парень, тут ты ничего не своруешь, так что вали-ка промышлять куда подальше, вместе со своими обносками. Ха, ты этот костюмчик, часом, не с мертвеца снял?

Финт, нимало не изменившись в лице, с достоинством выпрямился и ответствовал:

– У меня дело к мистеру Диккенсу! Он мне миссию поручил! – И, пока швейцар пялился на него во все глаза, он достал из кармана Чарлину визитку и пояснил: – Мистер Диккенс мне свою карточку дал и велел прийти к нему сюда; доехало, мистер?

Швейцар смотрел на него волком, но имя Диккенса явно произвело должный эффект, потому что к Финту вышел кто-то очень занятой, смерил Финта взглядом, покосился на карточку, напоследок еще раз оглядел Финта и заявил:

– Ладно, заходи, да смотри не вздумай чего-нибудь стырить.

– Благодарю вас, сэр, я очень постараюсь, – заверил Финт.

Его проводили в тесное помещение, заставленное столами и битком набитое сотрудниками, и у всех был вид чрезвычайно занятой, и все распространяли вокруг себя ощущение крайней срочности и важности, как и те ребята с пачками на улице. Клерк за ближайшим столиком – похоже, он тут был над всеми главным – следил за Финтом, как лягушка за змеей, не отводя руки от звонка.

Финт уселся на скамью у двери и стал ждать. Поднимался туман – как всегда в это время дня – и понемногу просачивался сквозь открытую дверь. Ни дать ни взять воздушная река Темза – туман свивался в кольца и тускло мерцал, словно кто-то вывалил на улицу целое ведро змей. Марево бывало по бóльшей части желтым, а зачастую и черным, особенно если работали кирпичные заводы. Ближайший к двери клерк встал, сердито зыркнул на Финта и демонстративно притворил дверь. Финт жизнерадостно улыбнулся в ответ, что клерка явно разозлило; так ведь в этом-то весь смысл!

Но «находить» тут было и впрямь нечего. Только бумаги – прорва всяких бумаг, и шкафы с выдвижными ящиками, и кружки, и запах табака, и книги с вложенными между страниц бумажными закладками, где кто-нибудь отмечал нужное место. Что бросилось Финту в глаза – так это спицы на каждом письменном столе. Это еще зачем? Каждая просто торчала вверх над деревянной подставкой, но зачем бы расставлять по всем столам острые штуковины длиной в двенадцать дюймов, от которых того и жди неприятности?

Указав на ближайшую из спиц, Финт спросил одного из клерков – изображая честного простака, взыскующего знаний:

– Мистер, простите великодушно, а это вот еще зачем?

Юнец презрительно усмехнулся.

– Ты вообще ничего не смыслишь? Это чтоб на столе порядок был, вот и все. В газетной редакции на спицу насаживается все то, что для работы больше не нужно и с чем уже закончили.

Финт отнесся к информации со всем вниманием и полюбопытствовал:

– А почему бы просто не выбросить бумаги за ненадобностью, зачем же комнату-то захламлять?

Клерк смерил его уничтожающим взглядом.

– Ты дурак, что ли? А вдруг потом окажется, что это очень важная бумага? Тогда ее просто отыщешь на спице, и вся недолга.

Прочие клерки ненадолго подняли глаза, прислушиваясь к разговору, затем вернулись к своим загадочным занятиям, но сперва смерили Финта грозными взглядами, давая понять, что это они тут – важные персоны, а он – пустое место. Однако Финт отметил про себя, что их одежка немногим лучше его собственного перелицованного шмотья; отметил – но благоразумно промолчал.

Итак, Финт сидел смирно и ждал. Вплоть до того момента, как какой-то тип в полумаске прорвался мимо швейцара – тот, верно, отошел в переулок облегчиться, потому что теперь, спотыкаясь, спешил обратно, впопыхах застегивая ширинку, – и ввалился в издательство. Злодей наставил на заведующего редакцией здоровенный нож и прорычал:

– Гони деньгу, а не то я тебя как устрицу выпотрошу. Ни с места, вы все!

Нож был внушительный – хлебный нож с зазубренным краем, для дома – самое то, если, например, буханку надо нарезать; пожалуй, чтоб человека раздербанить, тоже сгодится, подумал Финт. Но в наступившем потрясенном молчании он вдруг понял, что вооруженный ножом незнакомец сам перепуган до смерти: злоумышленник свирепо зыркал на клерков, а на Финта внимания не обращал.

«Он растерян, он не знает, что делать, – думал Финт, – но он уверен, что, чего доброго, придется пырнуть одного из этих олухов, которые на него глазами хлопают, да в штаны от страха того гляди наделают, – а уж тогда болтаться ему на виселице в Ньюгейте[7]». Все эти мысли пронеслись в голове у Финта как железнодорожный поезд, а за ними, так сказать в тормозном вагоне, подоспело воспоминание: а ведь он знает и этот голос, и сопутствующий запах дешевого джина. Знал он и то, что человек этот не из худших на самом-то деле, и знал, что толкнуло его на этакое дело.

Финт сделал единственно возможное. Одним стремительным движением он схватил со стола спицу для бумаг и легонько кольнул острием вспотевшую шею злоумышленника. Тихо и жизнерадостно он прошептал на ухо незадачливому грабителю – так, чтобы клерки не расслышали:

– А ну, бросай нож сейчас же и давай деру, или дышать будешь через три ноздри. Слышь, это я, Финт – ты ж Финта знаешь. – А вслух заявил: – Мы тут такого не потерпим, подлый негодяй!

С этими словами Финт выволок грабителя из редакции в туман: тот прямо-таки источал облегчение, заодно с избытком джинных паров. Клерки подняли ор, а Финт громко крикнул через плечо:

– Я его держу, не беспокойтесь!

Он стремительно повлек злоумышленника мимо пристыженного швейцара, свернул в ближайший переулок, протащил за собою вора-неудачника еще несколько ярдов – того, надо признать, заметно стесняла деревянная нога с металлической нашлепкой на конце – и втолкнул его в темный угол.

В переулке пахло, как обычно пахнет в переулках: главным образом отчаянием и раздражением, а теперь еще и Онаном, который в знак протеста дал выход хандре и не только, обогащая переулочный букет первосортным амбре. По счастью, туман окутал их вроде как одеялом. Воняло мерзко, но в том числе и от злоумышленника, чьи штаны так кишели жизнью, что того и гляди пойдут прогуляться сами по себе.

Финт с облегчением услышал, как стукнул о землю брошенный нож. Он пинком отшвырнул его в тень, затем ухватил одноногого грабителя за шкирку, поволок в дальний конец переулка и снова притиснул его в угол.

– Обрубок Хиггинз! – рявкнул Финт. – Чтоб мне провалиться, если в целом свете найдется вор глупее тебя. Слышь, следующий раз, как ты перед судьей окажешься, качаться тебе в петле, как пить дать, дубина ты стоеросовая! – Финт принюхался и застонал. – Да чтоб тебе пропасть, Обрубок, ну и грязен же ты, а! Ты вообще моешься хоть когда-нибудь? Ты бы хоть под дождичком постоял или штаны в кои-то веки сменил! – Он заглянул в помутневшие от катаракт глаза и вздохнул. – Ты когда в последний раз ел-то?

Обрубок забормотал себе под нос, что он-де не нищий и побираться не станет, и Финт уже готов был махнуть на бедолагу рукой, но перед его мысленным взором вдруг замаячил Дедуля – словно наяву.

– Слышь, вот шестипенсовик, – промолвил Финт. – Этого должно хватить и на приличную жрачку, и на место в ночлежке, ежели всего не пропьешь. Ок, бедный ты дурень, вали отсюда – никто за тобой не гонится, так что знай шевели ногами и убирайся из этого квартала подальше. Я тебя в жизни не видел, вообще не знаю, кто ты такой, да судя по твоему виду, Обрубок, ты и сам этого не знаешь, старый ты чертяка. – Финт вздохнул. – И если когда-нибудь еще пойдешь на дело, так нажираться полагается после, а не до, заруби себе на носу!

Вот, собственно, и все. Финт вернулся в редакцию «Кроникл», а там уже и полисмен явился, не запылился, и клерки наперебой описывают ему вышепоименованного Обрубка, причем на тот момент деревянная нога среди особых примет не значилась. Из всей этой невнятной разноголосицы Обрубок представал персонажем не в пример более грозным, нежели Финтов знакомец, а хлебный нож, похоже, уже превратился в самый настоящий меч. Полицейский пытался записать подробности, но галдеж ему здорово мешал, да и слова он выводил очень медленно, одним глазом приглядывая за Финтом: может, грамотностью полицейский и не блистал, зато таких, как Финт, распознавал с первого взгляда.

вернуться

7

Ньюгейт – знаменитая лондонская тюрьма; вплоть до середины XIX века перед ней публично вешали осужденных. (Прим. перев.)

13
{"b":"271394","o":1}