— Говоришь, отказался предъявить документы... Немедленно верни бумаги владельцу, — рявкнул он, — а после дежурства мы с тобой поговорим!

Техпаспорт и права привычно разместились в тощем бумажнике, а Иваныч — за рулем собственной колымаги. Этот эпизод хоть и приподнял настроение, но денег не прибавил. А являться к жене без подарка — испортить отношения на месяц вперед.

Озабоченный взгляд Чижова заметил у обочины двух голосующих парней. Рядом с ними стояли три громадных чемодана. Даже издали было видно, что парни не славяне, а, как это принято говорить в последнее время, лица кавказской национальности.

К потенциальным клиентам уже подруливал идущий впереди «Москвич», но Ваня решил его опередить. Педаль газа уперлась в полик, и «шестерка» бешено рванулась наперерез конкуренту.

Иваныч успел заметить округлившиеся глаза молодого парня, сидящего за рулем «Москвича», и почти физически ощутил миллиметровое расстояние между двумя автомобилями.

Пока подрезанный водитель голосил по поводу «чайника» в «Жигулях» и его какой-то там матери, боковая дверца распахнулась, и в лицо каскадеру ударило густое амбре свежего перегара.

— Шэф, в Дамадэдава паедэм?

— Сколько? — задал извечный вопрос Иваныч, ощущая откровенную неловкость от столь неблагодарного способа зарабатывать деньги.

— Пятдэсят баксов, — торопливо выпалил горец и добавил: — самалет черэз час.

Чижов откровенно удивился и, хмыкнув, сказал:

— Так вам на вертолете надо лететь...

— Слушай, гдэ вэрталет, мы сагласны? Иваныч на этот раз не удержался и громко заржал, но тут же взял себя в руки и поспешно выпалил:

— Садитесь, только скорее.

Не дослушав, «благоухающий» пассажир уже втаскивал в салон пьяного в стельку приятеля, а затем принялся набивать автомобиль чемоданами. Наконец все благополучно расселись, и Иваныч предусмотрительно попросил:

— Пристегнись ремнем, ехать будем очень быстро.

На что усатый клиент лишь презрительно отмахнулся, сопроводив свой жест короткой фразой:

— Я люблю быстро, да. Поехали.

Ваня неуверенно пожал плечами и сорвал машину с места, при этом оба горца были вжаты в сиденья, как будто действительно взлетали на самолете.

Доехать от Хорошевского шоссе до аэропор­та в Домодедово за час — все равно, что поймать голыми руками акулу; нельзя сказать, чтобы это было совершенно невозможно, но определен­ные трудности все же существовали. И Чижов принялся их добросовестно преодолевать.

«Шестерка» на бешеной скорости прибли­жалась к идущей впереди машине, громко пере­газовывала и резко шла на обгон, порой вылетая на встречную полосу. Так длилось на протяже­нии всего пути, пока автомобиль не выскочил за пределы Кольцевой дороги.

Во время пути Иваныч был суров и сосредо­точен, ему некогда было смотреть на пассажи­ров, которые практически летали по салону, су­дорожно пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь.

Наконец, когда машина проезжала пост ГАИ и была вынуждена сбросить скорость, си­дящий рядом с водителем кавказец торопливо схватился за ремень безопасности и пристегнул­ся. Только после этого из горла усатого вырвал­ся облегченный вздох. Его притихший приятель, казалось, напрочь протрезвел и скатился вниз, между сиденьями.

Домодедовская трасса не была загружена, и Иван постоянно держал стрелку спидометра на отметке сто шестьдесят километров в час. Нако­нец впереди замаячило здание аэровокзала.

Громко завизжала резина, и «Жигули» за­мерли на месте как вкопанные.

Пассажир, до этого так сильно спешивший на рейс, не подавал признаков жизни, уставив­шись немигающими глазами в одному ему ведо­мую точку и не выпуская из скрюченных паль­цев ручку двери.

— Приехали, — подтолкнул его Иваныч, — сорок семь минут — настоящий рекорд.

Все так же молча горец, любивший быструю езду, вылез из машины, как сомнамбула, и, не глядя на товарища, забившегося между кресла­ми, двинулся в сторону аэровокзала.

— А деньги, — крикнул вдогонку ему Чи­жов.

Только после этой фразы кавказец наконец обрел почву под ногами. Порывисто развернув­шись, он извлек из салона товарища, затем мол­ча вытащил чемоданы, а вслед за этим бросил на колени водителя смятый зеленый стольник.

— У меня нет сдачи, — попытался протесто­вать Ваня — пойдем разменяем...

Его прервала короткая, но многозначитель­ная реплика бывшего пассажира:

— Шэф! Ты дурак!

Два совершенно трезвых кавказца с огром­ными чемоданами наперевес неторопливо дви­нулись к стойкам регистрации — по их разме­ренным шагам никто и никогда не смог бы дога­даться, что они очень спешат.

Иваныч проводил смеющимся взглядом уда­ляющиеся фигуры «джигитов», как будто наде­ялся, что они передумают и вернутся за сдачей. Но ничего подобного не произошло, и Чижов плавно тронул машину с места, устремляясь в сторону покинутой столицы.

* * *

Послышался робкий стук в дверь, и на поро­ге возник старикашка маленького роста, с пе­пельно-серой шевелюрой.

— Разрешите? — несмело спросил посети­тель, близоруко уставившись на хозяина каби­нета.

Из-за продолговатого письменного стола поднялся широкоплечий брюнет в сером костю­ме консервативного покроя и белой рубашке с аккуратно повязанным темно-коричневым галс­туком. В нем было добрых сто девяносто санти­метров роста и около центнера веса, причем жи­ром здесь и не пахло.

Его портрет можно было смело поместить на обложке какого-нибудь модного журнала, если бы не один маленький, но бросающийся в глаза дефект — почти квадратная волевая челюсть слишком сильно выпирала вперед и резко кон­трастировала с мягкими чертами его фотогенич­ного лица.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — радушно предложил мужчина с квадратным подбород­ком, — слушаю вас! Дежурный офицер сказал, что вы хотели со мной встретиться.

Опустившись на жесткий стул с деревянной спинкой, старичок размеренным жестом извлек из внутреннего кармана куртки плотно перевязанный пакет, но прежде чем протянуть его со­беседнику, вежливо поинтересовался:

— Простите мою старческую назойливость, но могу я узнать ваше имя-отчество и звание?

Расплывшись в обезоруживающей улыбке, мужчина притворно встрепенулся:

— Ах да, это вы меня простите. — В следую­щий миг перед посетителем появилась красная корочка служебного удостоверения, а его владе­лец произнес: — Майор Лямзин Антон Борисо­вич, старший оперуполномоченный управления контрразведывательных операций ФСБ.

Внимательно изучив документ, седенький визитер нарочито вежливо, едва ли не с покло­ном, вернул «ксиву» владельцу и в свою очередь назвал себя:

— Очень приятно, а я Жутинов Илья Кон­стантинович, пенсионер.

Несмотря на то что на лице комитетчика за­стыла приветливая улыбка, ему было чертовски скучно беседовать с неурочным посетителем. За последнее время в их ведомство постоянно об­ращаются всякого рода сумасшедшие маразма­тики, параноики или просто скучающие без­дельники.

Вот и на этот раз Лямзин пытался опреде­лить: к какой категории отнести представивше­гося Жутиновым старикашку? Антон Борисович уже заранее понял, что все сказанное гостем окажется старческим бредом, к которому не сто­ит относиться серьезно.

Между тем посетитель неторопливо — он вообще все делал неторопливо, как человек, ко­торый давно уже никуда не спешит, — принялся распечатывать пакет. В следующую секунду пе­ред старшим опером появилась древняя, истлевшая рукопись и маленький, размером со спи­чечную головку, кусочек темного металла.

— Вот, — гордо произнес Жутинов, — озна­комьтесь! Прелюбопытнейшая находка, я ее рас­копал на собственном огороде под Тулой. У ме­ня там дача. Решил колодец новый выкопать, — без умолку тараторил дедуля, — и вот, надо же, наткнулся. Судя по всему, бумаги пролежали в земле не менее ста лет. Какой-то клад, навер­ное...

Не обращая внимания на собеседника, Лямзин углубился в чтение рукописи. Язык был вроде бы русский, но какой-то уж слишком за­умный и исковерканный. Пробегая глазами пляшущие строчки текста, майор еще больше утвер­дился в первоначальном мнении — этот Жути­нов явно не в своем уме.