- Нет, не пошла, - засмеялся он. - Только запах яств испортила.

- Ничего, - я подсела ближе, - не страшно, мы еще испечем.

- Нет, хватит. Тебе хорошо, у тебя из того, что растет, только грудь, а ты на это посмотри, - Джек пощупал живот.

- А я люблю твой животик, - погладила я его. - Он мягенький и теплый.

Он невольно расхохотался во весь голос и приобнял меня:

- Глупая.

- Да ну тебя. Может я в любви так признаюсь.

- Правда?

- Нет, но ведь могла бы.

Он замолчал на миг, полез целоваться ко мне, но я отпрянула:

- Ты слишком измазанный.

Джек сделал грустные глазки, прижимаясь подобно коту:

- Люби меня. Ну, пожалуйста, люби.

Мы съели все, а потом прикрыли двери с зеркалом на обороте и разглядывали себя, лежащих на полу.

Я подняла ноги повыше:

- Фу, сколько жира.

- Где?

- Тут, - провела рукой по голени, - тут, - поднялась выше к бедру, - тут, - спустилась к ягодицам.

Он трогал меня там же, только медленно, пока я вытирала волосами пол.

- Ты красивая. Хватит. Не греши на ноги, посмотри - они совершенные.

- А руки? - я посмотрела на свое отражение, поднимала руки и щупала плечо.

- И руки тоже.

- А как же живот? - сняла с себя кофту. - Посмотри, какой он стал большой и обвислый.

Джек все так же лежал и смотрел вверх на меня и на мое отражение:

- Не вижу.

Я повернулась к нему. Он сел на корточки:

- Не вижу.

Я заставила его встать за собой у зеркала. Мы разделись. В кухне становилось еще жарче. Пол был измазан, мы были измазаны. Повсюду крошки, еда, грязь. А мы все смотрели на двоих впереди. Макс обнимал меня за талию, его плечи выпячивались над моими, он расставил широко ноги и целовал меня в шею.

- Смотри, мы стали такие похожие, - шепнула ему.

Он не поднял глаз, продолжал гладить меня, дышал громко. В душной комнате было темно, мы и впрямь были, как одно целое. Мои черные волосы окутывали его рыжие, мы стояли нога к ноге, наши руки имели одинаковую форму, кожа имела один тон, совсем как одно целое, мы не расплетались. Я видела неидеальные черты, у нас их хватало. Но мы были такими красивыми. Мы не стеснялись друг друга, не боялись. Он видел все мои недостатки и любил каждый. Я знала все его минусы, а видела одни плюсы. Мне нравилось, как ласково он обращался со мной. Макс принадлежал к тем мужчинам, которые не осуждают. Все, что он видел - прекрасное во мне. От него нельзя было услышать и одного замечания по поводу фигуры, лица. Он говорил лишь о том, что внутри. Встреть я его раньше Джека, влюбилась бы до самой смерти. Но жизнь так не устроена. Она устроена так, что влюбись я в него, он бы меня и не заметил. Вечные весы. Перевес всегда на одной, неправильной, стороне. Ты всегда в проигрыше.

Но не тогда. Тогда нам было вкусно, и мы были счастливыми. Одни, вдвоем, любили друг друга. Можно было все ему позволить и радоваться, какой он нежный. Перед нами зеркало, над нами Бог. Такая вот, наверное, судьба идти нам вброд. Все плывет, ломается, и мне жмет в груди. До чего мне нравится, ты не стой, иди. Хорошо, очень хорошо. Хотелось обнимать его вечность. Прижимала его сильнее, под нами холодный пол, но с нас течет пот. Мы такие отвратные для всего мира и такие прекрасные друг для друга. Он исцеловывал все тело и у губ моих тихо шептал, запинаясь от отдышки:

- Скажи, скажи, что я хочу услышать от тебя.

- Что Макс? Что ты хочешь слышать, - я тяжело глотала свое же дыхание.

- Я хочу слышать это имя. Говори, говори.

- Максим. Макс. Макс, - мы сплелись в одно, - я тут, с тобой. И я...

- Всегда, скажи всегда.

- Всегда буду с тобой.

Он все проговаривал "всегда" да смотрел мне в глаза, как будто не верил, что это я, что я тут.

Моцарт аплодировал нам, не стихая. Стало совсем жарко.

- Макс, - я обнимала его, - я люблю...

- Сладкие пирожные? - он с отдышкой прижался к моей груди, блуждая по ней руками.

- Да, - засмеялась я, - люблю тебя, сладкое пирожное.

Макс и я. Мы были парой. Я не знаю при чем тут любовь, обстоятельства, общественное мнение, отношение друг к другу, но мы были парой. За время брака с ним я поняла, что парой можно быть и без всего того, что предполагает эту самую пару. И можно даже не хотеть быть парой, но быть ею. Мы хотели.

Мы перестали общаться с другими людьми. Перестали выходить в сеть, все меньше заботились о работе и учебе, не думали о прошлом. О будущем тем более. Просто наслаждались компанией друг друга. Макс часто рисовал мои маленькие портреты. Они были ужасны, но, все равно, это было мило. Он любил писать рассказы или статьи про меня. Просто лежал рядом и часами смотрел на меня, молча, не двигаясь, редко моргая. Я всегда внимательно слушала его, приглаживала за рыжую щетину, когда речь заходила о грустном. Мы могли обсуждать все на свете и никогда не ссориться. Макс старше меня и умнее. Он не раз помогал мне, стоило делу дойти до - о, ужас! - математики. При этом ему нравилось искусство, и, особенно, литература. Для него все было понятно в этом мире, и он наконец нашел человека, с которым мог делиться своими знаниями. Иногда было обидно, что Макс во всем разбирается лучше меня. Однако, в таких вещах, как еда, мода, люди мы были одинаково беспомощными и глупыми. И тогда мир приходилось познавать вдвоем. Как-то раз в шкафу я нашла горстку старых журналов. Уже собралась выбросить, но Макс, увидевший это, остановил меня. Он только дотронулся до моей руки, как свет погас. Мы зажгли свечи, укутались в одно одеяло, и принялись читать каждый. Я была в восторге, подобно ребенку, наблюдавшему чудо, ведь он знал все о каждом из них. Вплоть до биографии некоторых журналистов, работающих в разное время в этих издательствах. Настолько хорош он был в своем деле. Мы вместе рассматривали старые фото и запыленные страницы, на которых отобразились даты нашей истории. Все это при свете свечей под молчание ночи. "Он настоящий волшебник" - думала я, засыпая в сильных руках. На следующий день мы оба никуда не пошли, и продолжили разбирать журналы, разговаривать и радоваться одиночеству вдвоем. Сущие отшельники, вот кем мы стали.

Мы до такой степени поринули друг в друга, что взяли в привычку улыбаться утром, бродить по улицам с улыбкой, с ней засыпать и видеть друг друга во сне. В то время я была благодарна Джеку, что он подарил мне Макса. Что он сам меня оставил. Что дал мне понять, каково это, когда тебя любят. Но я ненавидела его за то, какой бездушной лгуньей он заставлял меня быть. Я все еще злилась, что не могу переиначить себя, что часто вижу его тело и его лицо, лежа с другим, с тем, кто заслуживал меня больше. И одной ночью Джек вдруг вновь постучался ко мне, разбирая на кирпичики нашу идиллию.

Vlll

Мне снился страшный сон. Я чувствовала свое быстрое сердцебиение и свой испуг. Они сплелись в червоточинах подсознания, создавая жуткий сюжет. Я вижу Макса, мы стоим, держась за руки на пустой улице. И вдруг меня силой тянет от него. Макс хватает меня за руки, кричит, но что-то все время уносит меня во тьму. Мне страшно, слезы текут по моим щекам, я прошу его держать меня, но нет - он исчезает в миг. Мне кажется, что я просыпаюсь под крик, но мои уста сомкнуты. Это только сон. Он спит рядом, тихо свернувшись клубочком. Я все еще взволнована, легла обратно, повернулась на другую сторону и схватила зачем-то телефон. Посмотрела на время, оно отпечаталось у меня в памяти - 2.53 утра...вернее, ночи. И рядом с часами - иконка сообщения. Мне не писали уже давно. Быстро открыла и едва не подпрыгнула на кровати: это фото, это имя, - черт, что ему нужно. "Пожалуйста, пусть ты сейчас не спишь" - писал Джек. Я тихонько завернулась с головой в одеяло, чтобы от яркого света экрана милое ничего не подозревающее создание, сопящее рядом, не проснулось. На самом деле, я не знала, стоит ли ответить. Если отвечу - назад дороги нет, если просто проигнорирую, могу окончательно от него спастись. Да, это правильный вариант. Но, стоп, что это? Пока я думала, пальцы сами собой ответили ему! Нет! Что ж вы делаете, глупцы! Ничего, - размышляла я, задыхаясь от духоты и боли в груди от стука сердца, - он еще может не ответить.