Одни люди творят историю, другие описывают. Моя судьба — описывать. Описывать так, чтобы другим захотелось творить. Чтобы поняли они: преступник не уйдет от наказания, а человеческое благородство и смелость — они бессмертны.
* * *
Оксана улетела в Омск. Степан сердился, томился дурным предчувствием, но удерживать жену больше не отваживался. Ну в самом деле, что за домострой в двадцатом веке! С какой стороны ни зайди, Оксана по всему выходит права: ей действительно необходимо получить образование и занять достойное место рядом с мужем. Какая из нее кастрюльница? До конца жизни на бригаду кашеварить? Разве такой участи заслуживает Оксана? Отрядная повариха — должность необходимая и даже почетная, но она временная, на год-два. И разве не сам Степан когда-то рассуждал о «блате на метеостанции»? Словом, отпустил жену. Зубами скрипел, в глаза не глядел, мучился…
Особенно же его мучило смотреть, как повеселела и расцвела Оксана. Укладывала немногочисленные свои вещи в чемодан и напевала. Отдельно положила книги, подобранные Машей, купленные заранее тетради. Она просто сияла. Не только глаза — вся сияла, как будто внутри у Оксаны загорелась свеча.
Вот и поди пойми этих женщин! От мужа ведь уезжает, от любимого человека, к чужим людям. А напевает. Степан прикусил губу. Ему казалось, что Оксана бросает его, что она не вернется. «Мы никогда больше не увидимся, а ей весело», — думал он, и такая желчь подступала к сердцу, хоть волком вой.
— Степушка, я через месяц вернусь, — сказала Оксана, как будто прочитав его мысли. — Я тебе письма писать буду. Все-все отпишу. Где была, с кем говорила, чем занималась.
— Знаю я, чем ты там будешь заниматься, — угрюмо бросил Степан.
Оксана вспыхнула.
— Степан, я еду учиться, — сказала она резким тоном. — Довольно об этом. Перестань изводить себя глупой ревностью. Это, в конце концов, смешно.
— Очень смешно, — вздохнул Степан. — Мне Ухтомский рассказал наконец, почему он такой женоненавистник. У него ведь была невеста. Давно. Она тоже уехала в другой город учиться — и там вышла замуж. Телеграмму прислала. «Прости», мол. С тех пор он и…
— Степушка, — рассмеялась Оксана, — я ведь не невеста твоя, а жена. Ничего со мной не случится.
— Интуиция у меня, — сказал Степан. — Надвигается что-то.
— Интуиция! Это все буржуазные предрассудки… И где ты только нахватался такой ерунды?
Оксана легкомысленно поцеловала его в лоб. Ей трудно было сохранять спокойное, веселое расположение духа. Она как будто отгораживалась сейчас от Степана. До свадьбы Степа казался милым, простодушным парнем, но при более близком знакомстве оказалось, что это вовсе не так. Он был довольно тяжелым человеком: властным, с инстинктом собственника. Не любил, чтобы ему перечили. Во все вникал, везде раздавал указания. Не обладал даром «делегировать ответственность» — все предпочитал делать самостоятельно. Будучи в его отряде поварихой, Оксана ощущала на себе «гнет тирании». Хотя, казалось бы, у жены должно быть привилегированное положение.
Однако Оксана не забывала и о том, от какой участи избавил ее Степан. Ценила его за целеустремленность — ей было известно, каким долгим и трудным оказался его путь к профессии. Не раз она прикусывала язык, чтобы не сказать ему в лицо: «Ты лучше, чем уголовник Тертый, Степа, но мне бы не хотелось сравнивать…»
Она надеялась, что, получив высшее образование, она завоюет уважение мужа и он начнет относиться к ней как к равной.
Степан отвез ее в аэропорт. Он был мрачнее тучи. Едва попрощался, поцеловав куда-то мимо щеки. Поскорее уехал. У Оксаны на душу опустилась туча. Она уселась на свое место, уткнулась лбом в иллюминатор и тихо заплакала. Почему в жизни все должно даваться с таким трудом? Почему нельзя жить легко? В конце концов, не так уж много хочет Оксана. Она хочет лишь того, что имеют тысячи, миллионы советских девушек…
А Степан решил прогуляться по городу. Домой идти не хотелось. Пусто там. Шкафы стоят открытые — Оксана торопилась, не успела после своих сборов прибраться. Он до последнего мгновения не верил, что она уедет. Только когда самолет пролетел почти над его головой, Степан поверил. Оксана — там, в небе. Летит к новой жизни. К жизни, в которой не будет его, Степана Самарина…
Стоп. Он остановился, огляделся по сторонам с удивлением, как будто не узнавал города. Что за глупости, в самом деле? А если она не лгала? Если она действительно просто летит на сессию? И потом вернется, будет похваляться зачеткой с пятерками… Он поцелует ее, она приготовит ему обед, и снова начнется их обычная семейная жизнь… До следующей сессии.
— Степка! Самарин! А ты совсем не изменился! — прозвенел женский голос.
Степан вздрогнул… Перед ним стояла Варя Царева.
Она как будто вышла из его прошлого, все такая же тонкая, белокурая, с ясной, сияющей улыбкой. Невозможно красивая… Может быть, чуть-чуть повзрослевшая.
И как будто не стало всех прожитых лет. Не стало ни разлуки, ни женитьбы… Ничего.
— Варька!
Он подбежал к ней, обнял, прижал к себе.
— Варя, какая же ты красивая!
Она обвила его шею руками, лукаво засмеялась:
— Ой, какой скорый! А вдруг я замужем?
— Ты? Замужем? Варя…
Она потерлась о его щеку носом.
— Ну-ну, не пугайся. Не замужем. Свободная, как птичка. Выпорхнула из гнезда… А ты как, Степушка?
— Я?.. — Он попытался думать об Оксане, но представлял себе только летящий в небе самолет. — Я… сейчас свободен.
— Ладно тебе, — она засмеялась, — я ведь уже знаю. Женился ты. В первый раз тебе за невесту бока намяли — выкарабкался. Второй раз бока намять собирались — нашел управу и женился. Не умеешь ты невест себе подбирать, Степан!
— Варя, не надо… о ней. — Степан болезненно поморщился. — Ее нет больше. Улетела.
— Навсегда? — Варя подняла брови.
— Не знаю… Не надо о ней. Просто не надо, и все.
— Ладно, как скажешь. Ты — начальник… — Варя снова рассыпала смех-колокольчик. — Вот что ответь мне, Степка, плохой ты мальчик! — Она ударила его кулачком, вроде бы в шутку, но на самом деле довольно чувствительно. — Ты почему не искал меня? Тогда, когда меня увезли?
— А как бы я тебя искал? — удивился Степан. — Я пришел к твоему брату, а он показал записку от тебя. Мол, не ищи, прощай и все забудь. Писала ты такое?
— Может, и писала, не помню сейчас… Они надо мной насилие учинили, так я еще и не такое бы написала, лишь бы отстали… Ты догадаться должен был. Если бы любил по-настоящему — догадался бы. А ты отступился.
— Не знаю, Варя, почему так вышло, — сознался Степан. — Любил я тебя до беспамятства. И сейчас люблю. Я ведь чуть не умер. Все думал, думал о тебе… А потом начал забывать. Иначе с ума бы сошел.
— И женился, — осуждающим тоном заключила Варя.
— И женился, — подтвердил Степан. — Ты ведь тоже, как мне твой брат сообщил, замуж вышла. За мужика, который мне не чета. Денег зарабатывает немерено.
Варя сморщилась.
— Не говори о нем… Знаешь, каково это — с нелюбимым человеком жить? Каждый день с ним в постель ложиться, еду для него готовить, носки его грязные стирать… Он же меня за человека не считал. Баба — чуть лучше собаки. Подай, убери, принеси, сходи за водкой — вот и все разговоры. Ушла я от него. Сколько могла, вытерпела, а потом ушла.
— Теперь с кем живешь? — спросил Степан.
— С братом… На прежнем месте. Брат сейчас отбывает пятнадцать суток. Такой он у меня шебутной. Подрался опять, его и забрали, чтоб остыл. А я одна на хозяйстве… Пошли?
И Степан, не раздумывая, отправился с Варей к знакомой калитке. Сколько он простоял возле этой калитки, сколько горечи и надежды связано с этой улицей, с этим покосившимся домом!.. Все прошло…
Нет, не прошло, вдруг понял Степан. Все ожидало его за поворотом, стоило только свернуть на знакомую улицу и постучать в знакомую дверь. Как не было этих лет…
Они вошли. В помещении пахло кислым, застоявшимся огуречным рассолом, перегаром, мужским потом. В углу валялась куча тряпья — грязная одежда, понял Степан.