И привез! Привез из районного центра сотрудника с пачкой бланков для свеженьких свидетельств о браке и с регистрационной книгой! Сотрудник, точнее сотрудница — пышная дама, увенчанная пышной прической, — была недовольна экстремальным заданием, слегка помята в дороге, но справилась отлично. Квалификация — никуда не денешься. Сразу пять молодых советских семей получили доброе напутствие и официальный документ от государства. И Дора Семеновна с легкой душой прописала их в семейном общежитии — теперь на самых законных основаниях.

Поэтому и Степан Самарин рассчитывал на поддержку всемогущей Доры Семеновны. Увидит, как мыкаются юные Ромео и Джульетта, — и придет на помощь.

Варя прочитала взятую в библиотеке драму Шекспира и взахлеб обсуждала ее со своим избранником.

— Степка, это жуткая история, но такая жизненная! — делилась она. — Родные, в общем, были против, но они все равно встречались… Ужас, одно слово. У нас, в Междуреченске, такое тоже может запросто случиться.

— Не случится, — уверенно отвечал Степан. — Мы в Советской стране живем. Кругом — наши люди. Не будет здесь таких глупостей, как при капитализме, когда только за бедность или там незнатное происхождение препятствия чинили…

Варе рассуждения Степана очень нравились. Она убегала к нему на свидания каждую свободную минуту. Глеб уж и запирать сестренку пытался — так она в окошко вылезала. И следил за ней — но она ускользала. Пару раз пытался вздуть, да какое там! И Верка вступалась, и сама Варвара глаза выцарапать норовила…

И все равно не бывать этой свадьбе. Глеб не верил приезжим. Верку ославили — теперь за Варьку взялись. Одни неприятности от них. Раньше-то Глеб и его друзья в Междуреченске были как цари и боги. И на зверя ходили, и кое-чем приторговывали, и связишки держали. Многие от них зависели. Если кто из зоны возвращался — тоже поддержка, причем в обе стороны. Темные, тайные нити тянулись по всей Сибири…

Пришлые многое грозили разрушить. С их появлением все хуже стало.

Глеб надеялся, что зима помешает Вариным свиданкам, да какое там! Разве остановят тридцатиградусные морозы юное, пылкое создание? Замотается платком, рукавички натянет, валеночки — и бежать!

Степан, растение куда более тепличное, московское, на сибирскую почву пересаженное недавно, от холода страдал. Не привыкает человек к холоду. Научно доказано разными экспедициями на Северный и особенно на Южный полюс. К любой жаре, к влажности привыкнуть может. В пустыне живет. А холод не переносит и привыкание не развивается.

Поэтому ребята недолго гуляли по улице — только до котельной. Там было натоплено, сыро.

— Уй, как тепло, хорошо!.. — запела Варя, снимая рукавички.

Степан залюбовался ее румяным личиком.

— Какая ты, Варя, все-таки у меня красивая!

— Ладно тебе… сейчас покраснею…

Самарин рассмеялся:

— Ты и так вся красная, как яблочко.

Щеки у Вари пылали: с мороза да в теплынь! Не поймешь от чего. Одно Степан знал точно: смутить Варвару до крайности сложно.

— Давай щеки разотру, а то отморожение начнется, — предложил Степан.

— Что, белые пятна появились? — обеспокоилась Варя.

— Надо посмотреть… — Степан коснулся ее щеки, привлек к себе и поцеловал. Варя охнула, прижалась к нему, обхватила его за шею, запрокинув голову.

— Я люблю тебя, — сказал Степан, отрываясь от сладких Вариных губ. — Жениться на тебе хочу, правда. Поговоришь с братом?

— Степка… — выдохнула Варя.

И тут дверь в котельную распахнулась и вошел тот, о ком они только что вспоминали, — Глеб. В расстегнутом, несмотря на мороз, ватнике, стуча заледеневшими валенками по деревянному полу котельной, он приближался к влюбленным. А за ним, окутанные клубами пара, валили его приятели, шесть или семь человек.

— Так, — сказал Глеб, хватая Варю и оттаскивая ее от Степана. — Иди домой.

— Не пойду! — заверещала Варя. — Пусти!

Она рванулась, да какое там! Силач Глеб крепко держал ее за локоть.

— Не ори! Домой ступай!

— Степ-ка! — закричала Варя, приседая, чтобы вывернуться из хватки брата.

Глеб дернул ее, поставил на ноги.

— Хватит! Домой!

Он зажал девушке рот ладонью, а другой рукой сгреб ее за ворот — и потащил к выходу из котельной.

Степан дернулся было бежать за Варькой, но ему преградили дорогу приятели Глеба. Один из них, сплюнув, гадко ухмыльнулся:

— Тебя предупреждали, чтобы не таскался за ней? А? Предупреждали? Ну так теперь не обижайся!..

Степан, не отвечая, попытался оттолкнуть его, но городского мальчика уже сбили с ног и начали бить — сосредоточенно, молча. Они пыхтели, нанося упавшему и уже потерявшему сознание Степану, удар за ударом.

— Степка! — отчаянно закричала Варя, едва лишь Глеб убрал руку от ее рта. — Помогите! Помогите, убивают! Степка!

Глеб намотал на руку ее косы, зашептал ей в ухо:

— Он городской, Варька, он же бросит тебя! Не нужен он тебе, Варя! Идем, идем домой!

— Убива-ают!.. — голосила Варя, как безумная. — Помоги-и-ите!..

Она не знала, слышит ли кто-нибудь ее вопли. Глеб волок ее домой семимильными шагами. Если чужака там, в котельной, сейчас забьют до смерти — Варьке этого видеть не надо. Потом узнает, поплачет-поплачет — и успокоится. Бабьи слезы — водица.

Прольются, а там и снова выглянет ясное солнышко. Тем более что у Глеба жених для младшенькой сестры уже имелся на примете. Солидный мужчина, тридцатилетний. С жизненным опытом. Работает водителем в Омске. Познакомились с полгода назад, сейчас сговорились — вроде он не против Варьку за себя взять. «При любом раскладе», — подчеркнул Глеб. Потому как не знал, утратила Варвара невинность со своим геологом или же сохранила. Водитель из Омска подтвердил, что никаких претензий, «если чего», у него к Глебу не будет. «Девку проучу, но несильно, — обещал он. — Калечить не стану. Я от нее нормальных детей хочу».

Варины призывы о помощи не остались неуслышанными: Векавищев возвращался с вахты, когда до его слуха донеслись пронзительные крики, похожие на зов чайки. Он остановился, пытаясь сообразить, откуда кричат, а потом что есть силы побежал в сторону котельной. Дверь стояла нараспашку, оттуда валил пар, а из помещения слышались глухие выкрики. На бегу Векавищев подхватил доску, лежавшую посреди дороги, и ворвался в котельную. Не разбирая и не удерживая руки, со всей силы начал бить доской по спинам, по головам. Людской клубок распался, один за другим люди в ватниках выбегали на улицу и скрывались. Векавищев еще несколько раз огрел наиболее ретивых и наконец увидел на полу окровавленного, бесчувственного парня.

— Зверье! — заорал Векавищев напоследок и наклонился над лежащим.

Самарин не шевелился и, кажется, даже не дышал. За что, почему его били — Векавищев не понял, хотя «общая тенденция» была ясна: местные собрали кодлу в семь человек и напали на пришлого, на городского. Скорее всего из-за девушки. Здорово подгадил Казанец с этим разрывом помолвки, ничего не скажешь. Все верно говорил Буров… Говорил-то верно, а толку? И Казанец продолжает «ударно трудиться», и дело уже сделано — семена вражды посеяны и проросли… Теперь вот парень попал под раздачу. Помрет еще… Дышит ли?

Векавищев наклонился над самым лицом Степана и с трудом уловил слабое дыхание. Надо в больницу его тащить как можно скорее. Только бы по дороге не помер…

Морозы становились все крепче, к ночи температура опускалась теперь до сорока — сорока пяти градусов. Жутко было слушать, как завывает ветер. Так и представлялись широкие, бескрайние пустынные равнины, где на тысячи километров — ни одной живой души, ни единого огонька. Только снег, да деревья, да дикое зверье, спрятавшееся по норам…

Между человеком и лютой смертью от холода — тонкая преграда стен и ненадежная работа генератора. С генератором еще придется хлебнуть, если, не дай бог, выйдет из строя. Топить дровами — дров не напасешься, печки-то недаром буржуйками зовут — жрут древесину, как представители изничтоженного класса жрали по ресторанам ананасы и рябчиков.