– Эй, мужики, что здесь происходит? – Толпа расступается, пропуская официанта. Он подходит к нам: – Кончайте базар, не то позвоню в полицию, она тут за углом, прискочит в одну минуту.
Я прекрасно знаю, что это неправда.
Главное, чтобы этого не знал амбал.
– Да, не, все в порядке, – уверяет он, поднимая руки в универсальном жесте примирения. – Я просто собирался предложить пивка моему новому другу.
На миг наступает шаткое равновесие. Затем физиономия амбала расплывается в едкой ухмылке.
– Ну правильно, плевать нам на шлюшек, тяпнем-ка лучше пивка, Оби-Ван Кеноби.
Его дружеский шлепок по плечу на этот раз действительно едва не отправляет меня на пол, но атмосфера разряжается. Официант делает знак своему коллеге за стойкой, и перед нами появляются две полных кружки. Я чокаюсь с амбалом.
– За мир во всем мире!
– Твое здоровье!
– А теперь прости, я должен пойти отлить, – сделав пару глотков, говорю я ему. Я иду к туалету, но, едва он теряет меня из виду, делаю широкий разворот и выхожу из бара.
Как я и предполагал, Мануэла и ее подруга еще здесь. Прислонясь к стене, они стоят в нескольких шагах от выхода.
– Все в порядке? – спрашивает меня Мануэла.
– Вроде бы, – отвечаю я, пожимая плечами. – А у вас все о’кей?
– Конечно, ничего же не случилось.
– Все о’кей? Черт бы тебя побрал! – Подруга разъяренной фурией поворачивается, тыча пальцем мне в грудь: – Это ты во всем виноват!
Я таращу глаза. Конечно, я не ждал, что она бросится мне на шею, но уж самую малую толику благодарности я точно заслужил.
– Я виноват?
– Ты, ты, мистер Святая простота! Именно ты! – произносит она со злостью. – Если бы тебе не приспичило охмурять нас, мы спокойно сидели бы и болтали между собой. И этот засранец не почувствовал бы себя вправе подойти к нам, думая, что ты нуждаешься в компании!
– Ну ты вообще, Ева… – подает голос Мануэла.
– Ах, извините, пожалуйста! – обрывает ее подруга. – Вся наша идиллия рухнула из-за тебя! В следующий раз я останусь дома, так что можешь ходить, куда хочешь, и кадрить без помех, кого хочешь!
– Не городи ерунды! Никого я не кадрила!
Мануэла… Я произношу это имя вслух два или три раза, словно пробуя на вкус.
Нежное, вкусное, аппетитное.
Я еще не отошел от конфликта с амбалом, но уже понял, что намного легче общаться с ним, чем с этой парочкой.
– Так вот, я иду домой и оставляю тебя с твоим красавчиком! Хотя красавчик, это так, для красного словца, – добавляет подруга с легким презрением. Затем поворачивается и, не попрощавшись, удаляется.
Мануэла делает шаг следом, смотрит сначала на меня, потом опять на подругу, останавливается в нерешительности.
– Мне очень жаль… – говорит она.
Мне тоже. Человек выходит из дома, чтобы хорошо провести вечерок, происходит многообещающая встреча, но оказывается, что девушка, о которой идет речь, вынуждена выбирать между тобой и взбалмошной подружкой, при которой она вынуждена играть роль няньки.
– Не бери в голову, – улыбаюсь и кладу руку ей на плечо. – Будет лучше, если ты пойдешь за ней, – добавляю я. – В таком состоянии она вряд ли соображает, куда идет, еще во что-нибудь вляпается. Не дай бог, под машину попадет.
– Ева слегка упряма, а вообще-то она хорошая.
Мне нравится, что она спешит защитить свою подругу. Но та явно в защите не нуждается.
– У нее сейчас тяжелый период. Я все-таки пойду.
– Позвони мне, если будет желание. – Я протягиваю ей свою визитную карточку.
Она смотрит на нее, потом поднимает на меня смеющиеся глаза:
– А что я должна дать тебе взамен?
Я тоже улыбаюсь:
– Посмотрим. Топай!
Она убегает за своей безумной подругой, немного путаясь в длинной юбке и оступаясь на высоких каблуках. Но та уже свернула за угол.
Я отмечаю, что мой мозг полностью освободился от образа Евы-Фурии, одетой к тому же с элегантностью чернорабочего из Брианцы в разгар трудового дня, подробности не рассмотрел. Ее место занято Мануэлой… Мануэла… Я произношу это имя вслух два или три раза, словно пробуя на вкус. Нежное, вкусное, аппетитное. Впрочем, об этом говорил тот же Дали: настоящее искусство должно быть вкусным. А она – произведение искусства.
Глава 2
Бац! Удар, и хрупкая глина разлетается на мелкие осколки.
Они летят во все стороны, а один плюхается в чашку с кофе. Который к тому же еще и остыл.
Сегодня все идет кувырком.
Я смотрю на улицу сквозь стеклянную дверь. Полоска двора с дикорастущими весенними цветами кажется мне сейчас участком, заросшим чахлым кустарником. Стройплощадка сразу за ним не исправляет настроения. Всего один шаг от свободы к отчаянию.
Из квартиры за стеной доносятся звуки шопеновской сонаты. Это проснулся Лео, и, как всегда, первое, что он делает, – принимается ласкать любимые клавиши из слоновой кости. Вчера вечером он вернулся из очередной заграничной поездки: Лео – пианист и часто гастролирует с концертами. Моя мастерская, обустроенная часть старой конюшни этого бывшего когда-то сельским дома, принадлежит ему, как и весь дом. В мастерской, сменяя друг друга, работают художники со всего света, которым он позволяет пользоваться ею бесплатно. Здесь есть даже гостиная с диваном, большим дубовым столом, встроенной кухней и мойкой в ней, а также с дровяной печью в углу. Стеллаж с книгами отделяет гостиную от собственно пространства для работы, залитого светом и полного разного хлама, заляпанного красками, гипсом и глиной.
Здесь я чувствую себя полностью в своей тарелке. Все здесь – питательная среда жизни, все насыщено созидательной энергией. Если положить руку на деревянную столешницу, тебе передастся интенсивная таинственная вибрация сил творческого духа плюс веселье дружеских попоек, которых этот стол за долгие годы повидал немало. Дерево – материал, вбирающий в себя много всего: чувства, эмоции, энергию, и с такой же щедростью делится оно этим с другими.
Деревья живут столько же, сколько и люди, часто намного дольше, фиксируя на своих кольцах смену времен года и движение небесных тел.
В собственном стволе они запечатлевают перипетии жизни, неизвестной нам, людям. Я очень редко работаю с этим материалом, потому что дерево требует изнуряющего диалога с ним. И чем глубже погружаешь в него инструмент, тем меньше понимаешь, кто из кого ваяет.
Но сегодня, несмотря на прекрасное майское утро, все мне кажется холодным и безжизненным. Я никак не могу сосредоточиться, беспокойно перемещаясь по комнате. Понимаю, что хочу кофе, когда в руках оказывается кофейник, который давно пора помыть. С тоской смотрю на мойку, заваленную грязной посудой. Вздыхаю и протягиваю руку к флакону с моющим средством.
Музыка замолкает, и Лео открывает дверь, ведущую из его квартиры в мастерскую:
– Не помешаю?
– Нет, конечно. Заходи.
Это не первый раз, когда он является сюда неожиданно, не постучав и не застукав меня с какой-нибудь барышней. Диван в двух шагах от двери, спрятаться не успеешь. Это совсем не значит, что мне надо прятаться, мы с ним друзья. И потом, как я заметил, мои дамы не так уж и возражают против вторжения Лео. Он, конечно, не красавец в классическом смысле, но на женщин действует безотказно, от него так и веет естественным обаянием. Он считает, что это от матери-француженки.
Но сегодня, несмотря на прекрасное майское утро, все мне кажется холодным и безжизненным. Я никак не могу сосредоточиться, беспокойно перемещаясь по комнате.
– Кофе хочешь? – спрашиваю я его, подходя к плитке.
– Да, спасибо. У нас не осталось вчерашнего печенья?
Чтобы отпраздновать его возвращение, вчера мы, несколько его друзей и девушек, на скорую руку организовали нашу обычную вечеринку. Лаура принесла анисовое печенье, зная, что Лео его обожает.
– Кстати, как Лаура?
– Как всегда. По-прежнему лучшие сиськи в Милане. – Лео отыскал-таки пакет с печеньем и шарит в нем.