На скамеечке возле нашего подъезда сидели две вечных старушонки. Иногда мне казалось, что они никогда не покидают насиженное место, а возможно, уже и приросли к нему. Мы вежливо поздоровались, чем заслужили только пару презрительных взглядов, и поспешили пройти мимо. Возможно, я должна быть благодарна одной из них за вызов полиции в тот день, когда Максим перешел все границы, но я забыла которой именно. Обе они развлекались тем, что вызывали полицию по поводу и без по пять раз в неделю.
На лестничной площадке восьмого этажа из-за нашей двери донесся веселый лай. Максим удивленно воззрился на меня. Я подмигнула ему и вставила ключ в замок. Как только дверь распахнулась, нам под ноги выкатился большой ком пестрой шерсти, неистово размахивающий пушистым хвостом. Пес подпрыгнул и водрузил передние лапы мне на плечи. Я покачнулась, но устояла.
- Позволь представить тебе моего временного лохматого друга. - сказала я, со смехом уворачиваясь от слюнявых выражений любви собаки. - Это помесь кавказской овчарки и, кажется, колли. Кого-то очень лохматого, в общем. Зовут - Юпитер.
- Очень приятно. Меркурий. - представился Максим и почесал собаку за ухом. - А почему «временного»?
- Это не моя собака. – ответила я, заталкивая Юпитера в прихожую квартиры. - Помнишь бабушку Оюну, к которой мы ездили сразу после помолвки?
- Ну еще бы. - криво усмехнулся Максим. - Никогда в жизни не ел таких вкусных пирогов с черникой под таким ядовитым взглядом.
- И не поешь больше. Когда я в последний раз разговаривала с Наташей, она сказала, что Оюна начала терять зрение. А с тех пор прошло уже много времени. Юпитер – собака поводырь. Это мой ей подарок.
- Думаешь, она будет куда-то ходить? - спросил Максим, с сомнением глядя на пса, который разлегся на всю длину коридора кверху пузом.
- Не знаю, может и будет. Мало ли что. Но он не просто поводырь. Он здорово обучен. Знает названия большинства бытовых предметов и может их приносить. Думаю, он будет хорошим помощником, если только она не забудется и не заговорит с ним по-бурятски. Да и одиноко ей, должно быть. Родственников живых нет. Наверное, я единственная, кому есть дело до того, жива она или нет.
- Юпитер, принеси тапочки! - приказал Макс собаке.
Я фыркнула, а пес встал на лапы, озадаченно посмотрела на Максима, затем сделал ровно полшага вбок, взял тапочки с тумбы и положил к ногам Макса.
- Да, это было слишком просто. - пробормотал Максим.
Юпитер в ответ продемонстрировал собачью ухмылку и потрусил на балкон, где с удовольствием прилег так, чтобы ни один, даже самый слабый, порыв ветерка не миновал его.
Максим медленно прошел в зал, поставил сумки с книгами на пол и уставился на стену, увешанную фотографиями. Я почти каждый день по полчаса простаивала на том же самом месте, поэтому знала наизусть каждый миллиметр изображений. На многих из них был Максим в своей обычной рабочей обстановке. Вот он ставит палатку на краю лесной поляны. Вот он висит на отвесной скале, со смехом глядя вниз. А вот застегивает на себе костюм для подводного плавания. До того, как мы встретились, Максим накопил богатейший жизненный опыт. Он успел поработать инструктором школы выживания, охотником за сокровищами и проводником экспедиционных групп по диким местам России. Думаю, этот послужной список сыграл не последнюю роль в начале наших отношений. Поскольку сама я никогда не была домашней девочкой, искушенность и мудрый взрослый взгляд Максима на всяческие приключения не могли не привлечь моего внимания.
Была там и парочка моих фотографий. На одной я стояла на носу небольшого катера и смотрела в объектив фотоаппарата. На другой я стояла, облокотившись на капот джипа, раскрашенного в стиле сафари под тигриные полосы. Всего одна фотография изображала нас вместе. Она была сделана во время отпуска, который мы проводили на небольшом островке рядом с Занзибаром. Мы плавали, когда между нами вдруг вынырнул дельфин. Гид ухитрился поймать момент, когда мы взяли его в кольцо рук. Удачное фото. Такое же было у моей сестры в Байкальске.
Максим достаточно долго смотрел на снимки, видимо, проматывая перед глазами картины прошлого. Что я могу сказать? Нам обоим было что вспомнить. Я принесла с кухни поднос с чаем и бутербродами, тогда он, наконец, оторвался от созерцания былых подвигов и повернулся ко мне.
- Бутерброды? - удивленно спросил он.
- Да. Мы торопимся.
- Куда? -
- Мы едем домой.
В терминале аэропорта «Шереметьево» было, как всегда, не протолкнуться. Люди сновали взад вперед с тележками, тяжело топали мимо касс, волоча неподъемные баулы, сидели в кафе, смеялись, думали, читали. Жили. Мне было приятно снова очутиться в людской сутолоке. Почувствовать себя снова в строю.
Последние три года пожрали не только изрядную часть моих сил, но и заставили растаять содержимое наших с мужем банковских счетов. Все, что было накоплено за несколько лет нелегкой работы нами обоими, утекало сквозь пальцы буквально на глазах, не смотря на более чем скромный образ жизни, который я вела. Бюджет мне удавалось подпитывать только редкими заказами на портретную съемку, которая оплачивалась несравнимо ниже моих обычных работ.
Я зарабатывала на жизнь тем, что добывала фотографии таких мест, о которых большинство обывателей даже думают с ужасом. Журналы о дикой природе осаждали меня заказами, среди которых часто бывали требования о съемке горных видов, действующих вулканов, захолустных островов, населенных отсталыми племенами. Не могу не похвастать - со всеми заказами я всегда справлялась блестяще. Я даже как-то умудрилась поймать в кадр знаменитого Тасманского дьявола, которого какой-то гений поспешно объявил вымершим. Впрочем, благодаря тому гению, на это фото выстроилась очередь из крупных изданий, и в итоге я получила кругленькую сумму, когда оправилась от опасной лихорадки, которую словила в этом путешествии. Мама всегда меня учила, что риск должен быть оправданным.
После того, как Максим заболел, мне пришлось отклонить несколько крупных заказов, из-за дальности поездок. В итоге телефон звонил все реже, а затем умолк. Редакторы поняли, что меня им придется оставить в покое на неопределенный срок. С тех пор прошло много времени, поэтому я терзалась сильными сомнениями, когда неделю назад набирала телефоны своих бывших заказчиков. Трое из них оправдали мои опасения и сказали, что в моих услугах больше не нуждаются. На четвертом звонке мне повезло. Насколько я могла судить по голосу, мне были даже рады. В конце разговора я получила заказ, который как нельзя лучше соответствовал моим планам на ближайшее будущее. Барсуки и нерпы как раз водились там, куда мы направлялись, так что такой заказ я не могла считать чем-то иным, нежели подарком судьбы.
Пока мы прохлаждались в зале ожидания, Максим сидел, развалившись, насколько это позволяло неудобное пластиковое сиденье, и внимательно наблюдал за толпой. Изредка он поглядывал на меня и ухмылялся своей мальчишеской улыбкой, которой я когда-то давно была очарована. Из больницы мы только на пару часов успели заехать домой, чтоб забрать вещи и быстро перекусить, затем сразу рванули в аэропорт. Зная московские пробки, мы посчитали за лучшее просидеть лишних пару часов в зале ожидания, чем пропустить самолет. Напротив нас расположились женщина и маленький мальчик. Видимо, сидеть им предстояло долго, потому что мама дала мальчику пакет, и он начал одну за другой вытаскивать из него машинки. Заметив, что Максим наблюдает за ним, мальчик взял самую большую машинку, подошел к нам, опасливо обойдя Юпитера, и протянул игрушку Максу.
- Хочешь посмотреть? - спросил он.
- Конечно, хочу. - улыбнулся Максим. Он взял машинку, повертел ее перед глазами и вернул обратно. - Когда-то давно я ездил на такой. В Африке.
- Да? - глаза мальчугана широко раскрылись. - В настоящей?
- В настоящей машине или в настоящей Африке? - спросил Макс.
- Африке! - смутился мальчик.