- Чего вы хотите? - так же шепотом спросил Максим.
Мертвецы продолжали, молча, ползти, буравя его взглядами. Когда оставшееся между ними расстояние сравнялось двум метрам, он не выдержал.
- Чего вам надо от меня?! - завопил он, перебегая лучом фонарика с лица на лицо.
Неожиданно мертвецы остановились. Даже звук дыхания прекратился. Эта неестественная тишина была даже страшнее предыдущих хрипов. Несколько минут преследователи хранили молчание. Когда один из них заговорил, Максим вскрикнул от неожиданности.
- Нам нужны ноги. - голос прозвучал как тихий шелест среди шума дождя.
Но Максим хорошо расслышал.
Я уже несколько минут обдумывала свое положение, как вдруг услышала треск веток. Сомнений не было, Максим пустился бежать. Сначала я испугалась, что он каким-то образом обнаружил мой след, но быстро убедилась, что звук отдаляется от меня. Он бежал в другую сторону.
Я рискнула выглянуть из своего ненадежного укрытия. Так и есть. Луч фонаря уже почти не был виден мне. Интересно, каких призраков преследовал мой муж? Отголоски войны? Сюрреалистичные чудовища? Хотя, пожалуй, я не хотела этого знать. Сейчас он гнался не за мной, и это главное. Внезапный истеричный крик заставил меня подпрыгнуть на месте:
- Чего вам надо от меня?! - разнеслось в ночном воздухе.
Как ни была я напугана сама, сердце мое все же дрогнуло от жалости: столько в этом крике было отчаяния и ужаса. А что, если он правда попал в беду? В темноте он легко мог, скажем, напороться на острый сук. Или провалиться в яму. Если вы спросите меня сейчас, почему я сделала то, что сделала, я отвечу: по глупости. Но тогда я не могла удовлетвориться одними догадками о причинах, породивших этот жуткий вопль. Я не могла не пойти и не удостовериться, что с ним все хорошо. Насколько такое вообще возможно.
Я поднялась на ноги и пошла на голос. Теперь до меня доносились отрывистые рыдания. Максим плакал навзрыд. Я осторожно ступала по влажной земле, стараясь ненароком не хрустнуть ни одной веточкой. Однако, совсем бесшумно идти я не могла. Приходилось иногда раздвигать ветки, норовившие выдрать мне клок волос или выколоть глаза. Так что продвигалась я медленно.
Не умолкавшие рыдания служили мне надежным ориентиром. Скоро я подобралась к небольшой полянке, откуда четко виднелся свет фонаря Максима. К счастью он светил в сторону от меня, и я разглядела, что Макс сидит на корточках и раскачивается взад вперед. Я убедилась, что ему ничто не угрожает, и хотела было уйти, но вдруг Максим пронзительно вскрикнул и, размахнувшись, с силой швырнул фонарь на землю. Тот, судя по звуку, ударился о камень, и тут же погас.
- Нееет! - пуще прежнего заплакал Максим. - Анна!
Услышав свое имя, я едва совладала с собой, чтобы не броситься к мужу и не прижать к себе, говоря, что «все будет хорошо». Впрочем, этот порыв быстро прошел, стоило мне вспомнить бешенство, с каким он бросился на меня у костра. Мне следовало убраться от него как можно дальше, однако я продолжала наблюдать.
Спустя минуту рыдания резко оборвались. Максим пробормотал нечто, что я не смогла расслышать, и рухнул на землю, по-видимому, потеряв сознание. Я подождала несколько минут, он не шевелился. Со своей наблюдательной точки я не могла разглядеть, дышит он или нет. Так что, поколебавшись немного, я все же направилась к нему. Я должна была убедиться, что он, скажем, не подавится языком.
Я шла медленно, готовая в любой момент дать стрекача. Подойдя к нему на метр, я остановилась и прислушалась. Кажется, он дышал. Я не могла сказать наверняка, из-за искажающего звуки шума дождя. Максим лежал, запрокинув голову, подставляя обожженное лицо струям воды. Его глаза были открыты, значит, он не терял сознания. Он впал в оцепенение. И мог вскоре выйти из него. Однако, в таком положении, он запросто мог захлебнуться.
Собравшись с духом, я подошла к нему, опустилась рядом на мокрую траву и с трудом повернула его на бок, избавив его таким образом от опасности утонуть или задохнуться, подавившись собственным языком. Но нас по-прежнему поливало дождем, и было дьявольски холодно. К утру мы оба запросто могли вытянуть провальный билет с надписью «воспаление легких». Теперь, когда Максим будет какое-то время не опасен, я могла вернуться в разгромленный лагерь и попытаться найти там что-то полезное. Знать бы, сколько он пролежит в отключке: может быть, можно развести костер.
Поколебавшись еще немного, я решила перетащить его под, хоть и ненадежное, но хоть какое-то, укрытие деревьев. Так как я не обладала опытом перетаскивания бесчувственных тел, мне пришлось поднапрячься. Килограммов восемьдесят Максим весил точно. Я приподняла его и, обхватив подмышками, поволокла к деревьям, молясь про себя, чтобы он не очнулся. Двигаться приходилось осторожно: мокрая трава была скользкой, и мои кроссовки все время проскальзывали. Пот лил с меня ручьями, смешиваясь с дождем. Зато я здорово согрелась.
Вечность спустя, мы достигли деревьев, и я уложила Максима под пушистыми ветвями ели, очень кстати стоявшей у нас на пути. Будь она чуть дальше, мне ни за что не удалось бы ее разглядеть. Ночь и дождь создавали такую темень, хоть глаз коли. Даже с привыкшими к мраку глазами, я видела только самые общие очертания предметов, если они находились дальше протянутой руки. Черт, в таких условиях я могла запросто проплутать по лесу в поисках выхода к лагерю до самого утра. Разогретые нагрузкой мышцы быстро остывали под мокрой одеждой, и вскоре я снова начала дрожать.
Я направилась в направлении места, где сидел Макс, когда я его обнаружила, питая крошечную надежу, что фонарик, который он швырнул об камень, не почил окончательно. Вдруг, он просто стукнулся о камень кнопкой выключения? Обшарив девяносто процентов поляны, я наконец нашла, что искала. Фонарик был безнадежно разбит. Что ж, попытаться стоило. Я отбросила бесполезный кусок пластика в траву, и в тот же момент сквозь пелену дождя мне послышался посторонний звук. Я обернулась в его направлении.
Максим очнулся и почувствовал, что его куда-то волокут. Все мышцы тела ныли, лицо невыносимо болело, и он замерз как волчий хвост. В голове стоял такой туман, что он с трудом вспомнил, как его зовут.
Однако, инстинктивно он не стал сообщать неведомому врагу о собственном пробуждении, сохраняя за собой эффект неожиданности на всякий случай. Похоже, его взяли в плен. Что же, может быть его приняли за труп и бросят в общую могилу, а тогда он выберется оттуда и пойдет искать своих. А, может быть, его ведут в комнату для допросов? Ему приходилось бывать в такой. Как только они попытаются привязать его к лежаку, он им задаст.
Он почувствовал, что дождь ослаб, и его опустили на мягкую землю. Почувствовался запах хвои, напомнивший ему, наконец, где он находится. Максим слегка приоткрыл глаза. Так и есть. Аня. Жена, предавшая его. Он не мог вспомнить, каким именно образом она предала его, но сам факт предательства никаких сомнений не вызывал. В его груди клокотала ненависть к этой женщине в одночасье ставшей ему совершенно чужой. Она заплатит за все, что сделала с ним.
Постояв немного, она зябко передернула плечами и вышла под дождь. Максим осторожно поднялся и последовал за ней.
Я не успела до конца обернуться, как получила удар в челюсть. Максим бил наверняка. В глазах сразу потемнело. Тело, казалось, погрузилось в цемент. Я почти потеряла сознание, но успела различить в темноте кулак, обманчиво медленно приближающийся к моему лицу.
Руки весили, по меньшей мере, по центнеру, но я умудрилась поднять их в безнадежной попытке защититься. Это разозлило его еще больше. Я почувствовала чудовищной силы удар ногой по животу. «Нет, только не сюда!», - мелькнуло у меня в голове. Я согнулась пополам, и новый удар по голове отправил мое тело на землю, а сознание – в темноту.
Глава 20