— Тебя в тюрьму надо отвести, — ответил Коснов.

— Боишься, лесбиянки окажутся лучше тебя?

Коснов не сопротивлялся, когда Эрика притянула его к себе, потом она игриво оттолкнула его.

— Неужели ты не сводишь меня туда?

— Ты же знаешь, я не могу там появляться.

— Ах да, забыла! Твое положение… — Она опять придвинулась к нему. — Ладно, уж если туда никак нельзя, принеси хотя бы сигаретку, от которой так хорошо становится, помнишь, ты дал мне одну, когда мы первый раз были вместе.

Коснов резко сел. Он мог справиться с любой ситуацией. Он распоряжался чужими жизнями. Двадцать лет он контролировал свои и чужие чувства и действия. Но перед этой девушкой он был бессилен. Он ненавидел и любил ее. Невозможность подчинить ее родила ненависть, а из страха потерять ее родилась любовь. Привезя Эрику домой, он поставил под угрозу свою карьеру. Он не мог расстаться с ней. Все понимал, сознавал, что так или иначе придется от нее избавиться. Он мог бы убить ее сам, и ни одна душа в Москве об этом не узнала бы, а если бы и узнала, не опечалилась. Он часто думал об этом. Иногда ему казалось, что Эрика сама этого хочет, но убить ее Коснов не мог. Он знал, что Эрика использует его, хочет сломать, разрушить его карьеру за то, что сделал он с Поляковым. Ему было все равно, он уже не мог отказаться от нее.

— Я отведу тебя в такой клуб, — произнес Коснов.

— Сегодня вечером?

— Да.

Эрика осыпала поцелуями его лицо и шею, хотела притянуть к себе, но Коснов не двигался. Эрика продолжала дразнить его, но он оставался безучастным.

— Ты грустишь? — с улыбкой спросила она.

— Это пройдет.

— Ты рассердился на меня, да? Ты больше не любишь меня? Я всегда чувствую, когда ты не любишь меня.

Эрика отодвинулась от Коснова, оперлась на спинку кровати и подтянула колени к подбородку.

— Ты не любишь, когда я такая?

— Иногда.

— А иногда даже ненавидишь?

— Да.

— Когда я такая, тебе делается нехорошо?

Эрика приняла молчание за согласие.

— Тебе делается нехорошо, — радостно пропела она и вытянулась на кровати, лаская себя между ног. — Иди ко мне, люби меня прямо сейчас, когда тебе плохо от меня. Любовь всегда сильнее, когда от нее нехорошо. По крайней мере, наша.

— Хватит, убери руки оттуда.

Эрика продолжала лихорадочно ласкать себя.

— Я представляю сразу сотню мужчин, но только не тебя, — проговорила она с закрытыми глазами.

Коснов встал и вышел из комнаты. Спустившись на кухню, он налил себе пива. Вылил его в раковину и пошел в столовую. На столе стоял графин с водкой. Он опустошил его большими глотками. Начал искать еще. Зазвонил телефон.

Гродин сообщал, что пропавший в Воркуте грузовик так и не нашли.

— Пошлите еще людей, самолеты, — заорал в трубку Коснов, — найдите обязательно, он уже пять дней как пропал. Можете всех из Москвы забрать, только найдите.

— Это не поможет. У них снег идет, метель.

— Разумеется, метель. Вы, что, думали они будут солнца ждать?

— Сделаю все, что можно, товарищ полковник, — ответил Гродин.

— Пошлите еще людей, — повторил Коснов.

— Мы уже послали два подразделения. Они ничего не могут сделать, пока не кончится метель. Дополнительные силы не помогут. Мы даже не знаем, связан ли этот грузовик с сообщением Поткина. Может, это просто несчастный случай, он затерялся в буране.

— Двое, которые приземлились, могли использовать его как транспорт. Сейчас отрабатываем эту версию. Мне все равно, сколько агентов замерзнет — найдите грузовик, — Коснов швырнул трубку на аппарат.

Он обыскал все внизу в поисках водки, но не нашел. Надо решать с Эрикой. Он теряет рассудок. Коснов быстро поднялся наверх и открыл дверь в ее комнату. Эрики не было. Не было и ее красного платья и пальто. Он остервенело искал по всему дому, но ее нигде не было. Коснов выбежал на улицу, машины тоже не было. Коснов вернулся в дом и попытался связаться с водителем по радиотелефону. Линия была занята. Значит, Эрика отключила телефон. Он позвонил на работу и приказал отправить пять оперативных машин на поиски своей машины. Хотел позвонить в милицию, но делать этого было нельзя. Хватит и того, что его люди знают о случившемся, их нелегко будет заставить молчать.

Он метался по комнате. Нашел еще бутылку водки, выпил половину. Наконец, зазвонил телефон и ему сообщили, что машина нашлась. Водитель высадил Эрику у ресторана «Прага» на Арбатской площади. Он не удивился просьбе Эрики отвезти ее в «Прагу», поскольку часто возил ее по ресторанам одну, когда полковник был занят. Коснов сам приказал ему. Эрика попросила высадить ее на противоположной стороне площади, сказав, что хочет подышать воздухом, и он не видел, вошла ли она в ресторан.

В ресторане Коснову сказали, что Эрика не появлялась. Он вышел на улицу. Его ожидали водитель и несколько агентов. Коснов объяснил, что произошло недоразумение, все в порядке, и отпустил агентов. Водителю велел остаться.

Его совершенно не волновало, поверили ему или нет. Он должен найти Эрику. Поиски начали с боковых улиц, ресторанов, нигде официально не значащихся сборищ «золотой молодежи».

Он нашел ее ближе к полуночи. Эрика танцевала с молодым кубинским студентом в помещении для «дискуссий на общественные темы» недалеко от Университета. Ансамбля не было, играл проигрыватель. Звучала ритмичная западная музыка. Завсегдатаи хлопали в такт и кричали «Йе, йе, йе».

Эрика увидела его у двери, но, казалось, совсем не расстроилась. Только танцевать стала с еще большей страстью. Она в экстазе водила бедрами и изгибалась в ритм музыке. Локти прижала к телу, ладони — к бедрам. Когда Коснов направился к ней, она закрыла глаза, и, приоткрыв рот, призывно подразнила языком партнера, который танцевал на некотором расстоянии. Коснов остановился, никто его не замечал. Когда пластинка закончилась, Эрика подошла к нему.

— Ну? — с ослепительной улыбкой спросила она.

— Поедем домой, — нерешительно сказал Коснов. — Уже поздно, пора домой.

— Как скажешь, любимый.

— Это просто бред, — протестовал Роун, когда Уорд усадил его посередине комнаты и натянул на голову капюшон.

— Это твоя идея, — напомнил Уорд, поправляя капюшон так, чтобы прорези для глаз пришлись против них.

— Я предложил пять вариантов. Это был худший. Надо было воспользоваться телефонами.

— Посиди минуточку спокойно, как Великий Немой, и мы прорепетируем, — сказал Уорд, усаживаясь на стул напротив. Достал пистолет, снял его с предохранителя и навел на Роуна. — Код восемнадцать-три.

Он щелкнул пальцами пять раз. В ответ Роун щелкнул четыре раза.

«Девять щелчков в первой серии, остается еще девять на две оставшихся серии», — сосчитал Роун.

Уорд щелкнул пальцами дважды. Роун — тоже.

«Так, тринадцать долой, осталось шесть на последний заход», — отметил Роун.

Уорд сделал четыре щелчка, Роун добавил два.

— Как по маслу, — расцвел в улыбке Уорд, опуская пистолет.

— В жизни с подобным бредом не сталкивался.

— Георгий, все дело в процентах. Трое из пяти наших понятия не имеют, кому предназначены сообщения. Если кого-то из них возьмут, они расскажут только то, что знают, не больше.

— А если схватят меня или тебя?

— Зачем смотреть вниз, когда лезешь вверх по скале? — спросил Уорд. — Вернемся к тренировке. Пропустишь щелчок — пуля обеспечена.

— Минутку, — остановил его Роун. — Нас же шестеро в Москву должно было приехать, а ты только что сказал «трое из пяти наших».

— Я сказал?

Эрика послушно поднялась к себе. Коснов остался внизу. Он не знал, что делать, что сказать. Смотрел то на кобуру с пистолетом, то на охотничье ружье. Убить ее? Но станет ли легче? Зазвонил телефон.

— Мы нашли грузовик, — сообщил Гродин. — Кажется вы правы. В нем двое, точнее то, что от них осталось. Убрать их?

— Не надо, — тихо сказал Коснов. — Я хочу сам осмотреть их. Ничего не трогайте, закажи самолет. Я сейчас же выезжаю. Ты со мной.