Мне не нравился запах краски, поэтому я работала с открытой парадной дверью. Тэтчеры частенько заходили полюбоваться на процесс, поэтому я не испытывала недостатка в чашках чая и ободряющих комментариях. Однажды мистер Тэтчер остановился, проходя мимо нашего дома, слегка изогнув по-военному прямую спину, чтобы заглянуть в дверной проем.
«Ну и ну! – воскликнул он. – Какая же вы хрупкая, но, видит Бог, силы в вас уйма!» Я улыбнулась с высоты своей стремянки, польщенная комплиментом старого вояки, ветерана Первой мировой войны, все еще носившего ее шрамы на своем исхудалом лице. Через несколько дней мы узнали о том, что Тэтчеры решили заплатить своему разнорабочему за покраску потолка в нашей гостиной. «Подарок дорогого Билли на новоселье соседям» – так Тельма Тэтчер описала щедрость своего мужа. Разнорабочий Тэтчеров, похожий на располневшего Джона Гилгуда[56], оказался художником на пенсии, в свободное время зарабатывающий ремеслом, схожим с его профессией; его жена держала типографию на Кингс-парад. Он был приятным мужчиной, но, как я подозреваю, изрядно позабавился, глядя на мои неловкие потуги в овладении его мастерством. Под его чутким руководством я вскоре освоила основные приемы его искусства: надо было начинать красить стену сверху; неровные поверхности лучше прокрашивались, если краску наносить по кругу; для окраски оконной рамы использовался малярный скотч.
В релятивистских кругах Стивен стремительно поднимался по лестнице славы в связи с его исследованиями сингулярностей; мои учебные дела также вызывали чувство головокружения, но по другой причине: я постоянно меняла род занятий.
В течение недели я поднималась на вершины знаний, получая интенсивные дозы средневековых и современных языков, филологии и литературы; по субботам – спускалась с небес на землю, проходя экспресс-курс по отделке интерьеров. В итоге, поняв, что площадь потолков и стен, требующих покраски, явно превышает мои возможности, мы подсчитали, что можем оплатить декоратору покраску кухни – к тому же эта работа была не из приятных: грязь и плесень копились там веками.
Хотя мои родители сами только что осилили переезд в новый дом, они и мой брат Крис приезжали в Кембридж на выходные вначале 1966-го, чтобы отремонтировать спальню верхнего этажа. В знак признательности за их готовность помочь отец Стивена выкроил время между своими поездками по миру, чтобы покрасить ванную; я же нанесла слой эмали на старую облупившуюся ванну. И вот, волшебным образом подтверждая правдивость предсказания Тельмы Тэтчер, покосившийся коттедж XVIII века приобрел вполне узнаваемые черты дома нашей мечты. Неровные углы его потолков и стен стали казаться просто забавной деталью. Наши немногочисленные предметы меблировки, которые разные коллеги Стивена по случаю переносили на дистанцию в пять домов, поместились в новом доме идеально – хотя, покупая их, мы, конечно, не знали габаритов мест их конечного назначения.
Мы со Стивеном настолько вдохновились результатом реставрации нашего домика, что решили: пришла пора нанести визит новому казначею Гонвиля и Каюса. В этом намерении нас также поддерживала растущая уверенность Стивена в своем положении в колледже. После нового года мы отважились посетить ежегодный Дамский вечер, или «Утешение епископа Шекстона». В этот день жен официально приглашали в Кембридж и угощали на банкете, как будто для того, чтобы компенсировать презрение, с которым к ним относились в течение года. Епископ Шекстон в XVI веке завещал щедрое пособие величиной двенадцать шиллингов шесть пенсов для утешения каждого члена колледжа, который вынужден проводить Рождество в доме, а не в колледже. Современного эквивалента двенадцати шиллингов шести пенсов хватало на то, чтобы приготовить для членов колледжа и их супруг роскошную трапезу из пяти-шести блюд с неограниченным количеством лучшего вина. Обычно на ужин подавался суп, целый омар, мелкая дикая птица неизвестного вида (порция состояла из целой тушки с головой и лапками), щедрый кусок пудинга, пикантный сыр и к десерту непременно знаменитый портвейн или кларет, который, согласно традиции, следует передавать исключительно по часовой стрелке. Теоретически это должно было быть великолепное угощение; на практике же залы колледжа так плохо отапливались, что блюда достигали стола уже остывшими. Наш первый опыт посещения Утешения епископа Шекстона отдавал холодком, и не только из-за температуры пищи, вина и помещения. Нас посадили за один стол с бывшим казначеем – тем самым, который безжалостно пресек вполне законные попытки Стивена получить информацию о зарплате перед нашей свадьбой. Этого было вполне достаточно для расстройства; но оно усугубилось тем, что наши места находились в конце стола, где его опора не позволяла сесть удобно. После ужина, который прошел в ледяном молчании, из сумрака появились престарелые музыканты и начали «жарить» допотопный фокстрот. Я так и не научилась танцевать фокстрот: пришествие «Биттлз» пресекло мои заигрывания с бальными танцами, и теперь я могла лишь угрюмо смотреть на то, как наши молчаливые сотрапезники поднялись со своих мест и направились на танцплощадку. Подобно закрытым черным зонтикам в чехлах, они двигались по залу, властно передвигая покорных задрапированных супруг и проворно совершая отточенные мелкие движения ногами. Мне было двадцать один, остальным присутствующим – по сорок-пятьдесят, а то и по шестьдесят-семьдесят. Складывалось впечатление, что мы перенеслись в другое измерение, где господствует гериатрическая культура, а люди нашего возраста подвергаются намеренному остракизму.
Единственным утешением нам служило то, что Гонвиль и Кай, один из богатейших и наиболее финансово стабильных колледжей, в принципе, мог бы одолжить нам пару тысяч фунтов, не поставив под угрозу свою финансовую состоятельность. Мы прекрасно осознавали, что ни одно строительное общество даже не станет рассматривать дом для выдачи ипотеки, но Стивен, не сломленный предыдущими неудачами у казначеев, посчитал, что колледж можно попросить о ссуде, которая позволила бы нам предложить более солидную сумму миссис Тюлон-Портер. Ожидая его в приемной казначея, я обсудила нашу деликатную проблему с мистером Кларком, седовласым ассистентом казначейства, который выглядел гораздо более сговорчивым, чем сам казначей. Мой разговор с ним я начала с жалобы. Почему, спросила я мистера Кларка, несколько недель назад вы выслали Стивену формы заявления на университетскую пенсию, когда всем известно, что жизнь Стивена будет столь скоротечна, что, по всей вероятности, он не сможет ее получить? Не было ли это бессердечием с вашей стороны – отправлять пресловутые формы? Стивен лишь один раз взглянул на них и устало отодвинул в сторону, не желая рассматривать возможность обеспечить будущее, на которое могли рассчитывать другие, но в котором было отказано ему самому.
Мистер Кларк, вопреки ожиданиям, не извинился за свое жестокосердие; напротив, помотал головой, не постигая, в чем заключается моя проблема. «Видите ли, юная леди, я всего лишь следую своим инструкциям, – сказал он, бросив на меня взгляд светло-голубых глаз из-под кустистых седых бровей. – А мои инструкции состоят в том, чтобы отправлять формы всем новым членам колледжа, поскольку всем новым членам колледжа по праву полагается университетская пенсия. Ваш муж является новым членом колледжа, следовательно, ему полагается университетская пенсия, как и всем остальным. Ему лишь нужно подписать формы, чтобы установить свое право». Его слова все еще звенели в моих ушах, когда он добавил как бы между прочим: «Никаких медицинских анализов, ничего подобного, если вас это беспокоит».
Агент убедительно дал нам понять, что мы потратили его время зря, пригласив по такому абсурдному вопросу. Разве мы не видим, что задняя стена дома разваливается?
То, что он сказал, не укладывалось у меня в голове. Эти вещи мы в своем невежестве считали неприменимыми к нашей ситуации. Теперь же мне говорили, что не хватало лишь подписи и что таким образом нам было гарантировано условие, на которое ни один из нас не рассчитывал, – уверенность в завтрашнем дне. Всего лишь за одни сутки мы оба добились значительного успеха и при помощи этого успеха обнаружили для себя новую цель в жизни – уверенность в завтрашнем дне, которая, как ни странно, несла в себе утешительный смысл. Стивен уговорил казначея отправить агента по продаже земельной собственности колледжа для осмотра дома с целью предоставления обеспечения по ссуде, а я закрепила право Стивена на получение пенсии. С суммой, недостающей для покупки дома, и гарантией пенсии наше благополучие обретало два надежных якоря во всех отношениях ненадежном мире.