предчувствие опасности. Он, не мешкая, приказал солда¬
там:
— По коням... Придержать сабли и погасить сигареты!
Первым повиновался Басан, слишком хорошо знавший
Сорию, чтобы усомниться в том, что это не ложная тре¬
вога. Все бесшумно сели на лошадей и последовали за
сержантом. Животные двигались так же осторожно, как и
люди.
Небо побледнело: начинало светать. Дозорные, как
тени, пробирались через заросли ичо.
Сория, вытянув шею, жадно прислушивался к каждо¬
му шороху. Все, от капрала Басана до последнего солдата,
были готовы выполнить любое приказание сержанта, и
каждый держал руку на эфесе сабли.
Сидя в своей палатке за наспех сколоченным столом,
слабо освещенным сальной свечой, полковник Вильялобос
чертил план будущего форта. Лагерь был погружен в тем¬
ноту, только кое-где из палаток пробивались полоски све¬
та. Вильялобос отложил карандаш и потер воспаленные
20
глаза Потом встал, чтобы размять ноги, подошел к вхо¬
ду в палатку и позвал:
— Сенон!.. Сенон!..
Не дождавшись ответа, полковник вышел и, увидев
своего ординарца, спавшего возле костра, в котором под
слоем золы тлели угли, тронул его за плечо и снова
окликнул:
— Сенон!
Солдат вскочил.
— Завари-ка мне мате *, — приказал Вильялобос.
Он хотел было опять сесть за работу, когда заметил
проходившего мимо человека.
— Что поделываете, доктор?
Человек остановился, потом подошел.
— То же, что вы, полковник: работаю.
— Выпьете со мной чашку чаю?
— С удовольствием! Сейчас свежо, и мате меня со¬
греет.
Они вошли в палатку, а солдат принялся раздувать
огонь. Полковник пододвинул к себе пустой ящик и сел
на него. Врач бросил на стол чемоданчик с хирургически¬
ми инструментами. Это был молодой человек, но уста¬
лость и тусклое освещение придавали суровость его чер¬
там, и он выглядел старше своих лет.
— Кто-нибудь тяжело ранен?—спросил Вильялобос.
— Нет, я содействовал заселению Мертвого Гуанако...
и положил начало кладбищу, которое, могу поручиться,
вы не пометили на своем плане.
Вильялобос вопросительно посмотрел на него. На ли¬
це врача мелькнула слабая улыбка, но усталость и уны¬
ние тут же погасили ее.
— Да, полковник, в нашем форте первое пополнение
и первая потеря: родился ребенок, и умерла мать.
Повседневные столкновения со смертью притупили
чувства Вильялобоса. Он безучастно спросил:
— Кто была мать?
— Жена сержанта Сории. Она была слишком слаба,
и поход доконал ее.
Полковник сделал неопределенный жест, но хирург с
горечью добавил:
— Я спас бы ее, если бы у меня были необходимые
* Мате — парагвайский чай
21
лекарства и инструменты. У нас во всем недостаток, даже
в бинтах. Вполне понятно, что солдаты обращаются к
знахарке.
Вильялобос попытался ободрить его:
— Мы оторвались от линий коммуникаций. Скоро нас
догонят интендантские повозки, и вы пополните свою ап¬
течку.
— Все это так, но кто вернет жизнь этой женщине?
— Ничего не поделаешь, война,—вяло ответил полков¬
ник избитой фразой.
Но врач с жаром возразил:
— Войну ведут не только мужчины, хотя обычно ни¬
кто не принимает в расчет этих несчастных женщин, кото¬
рые приносятся ей в жертву. А если бы не они, разве вы
удержали бы своих солдат?.. По большей части эти люди
воюют из-под палки. Они убеждены, что индейцев пресле¬
дуют только для того, чтобы отобрать у них скот и зем¬
лю. Они считают правильным, что мы угоняем скот, но не
видят смысла в том, чтобы захватывать землю. Ведь ее—
непочатый край!.. И потом, по какому праву мы отнимаем
ее у индейцев?..
Полковник прикурил от дрожащего пламени свечи и с
улыбкой заметил:
— Доктор Лескано, если я когда-нибудь буду в прави¬
тельстве, я не позволю студентам ездить в Европу. — И, за¬
бавляясь озадаченным видом врача, добавил:—Вы привез¬
ли из Франции идеи, не применимые к нашей действитель¬
ности. Там вы немного забыли, кто мы. Мы никогда не ста¬
нем нацией, если индейцы запрут нас в городах. Либо мы
раздавим дикарей, либо они нас раздавят.
— Мы веками жили вместе с индейцами,—возразил
Лескано.
— Наши потребности уже не те, что прежде. Мы дол¬
жны расселиться по всему краю и поднять целину.
— Вы думаете, что мы станем от этого счастливее?
Вильялобос, пожав плечами, ответил:
— Я человек военный и выполняю приказы. Надеюсь,
что после войны у каждого будет свой участок земли, ко¬
торый он сможет обрабатывать. Даже индейцы, те, что
покорятся, получат свою долю.
— А если по окончании войны земля окажется в ру¬
ках горстки людей, ничего не сделавших, чтобы ее завое¬
вать?
22
Такое предположение пришлось не по душе Вильяло¬
босу.
— Доктор, — сказал он, — если бы это было возможно,
не стоило бы и отнимать ее у индейцев. — И чтобы кон¬
чить разговор, уже становившийся ему неприятным, пред¬
ложил Лескано: — Хотите сходить со мной в палатку сер¬
жанта Сории?
Они вышли и направились к палатке, откуда доноси¬
лись рыдания. Некоторые солдаты, узнав полковника,
встали навытяжку. Покойница лежала на одеяле, постлан¬
ном прямо на земле, освещенная несколькими восковыми
свечами. В углу с опухшими от слез глазами стояла Мар-
селина с новорожденным на руках. Вильялобос с минуту
смотрел на безмятежно спокойное, точеное лицо умершей,
потом, обернувшись к Лескано, сказал шепотом:
— Видно, она была очень красива.
Марселина, не расслышавшая его слов, всхлипывая,
проговорила:
— Она была святая, господин полковник.
Снаружи донеслись рыдания Эльвиры, повторявшей,
словно эхо:
— Она была святая, святая...
Многие женщины, при жизни Франсиски не скрывав¬
шие своей неприязни к ней, теперь ее оплакивали в за¬
поздалом раскаянии. Громче всех голосила Марселина:
— Бедный кум! Он еще ничего не знает!.. Ведь он ос¬
тавил ее живой...
— Слезами горю не поможешь,—произнес Вильяло¬
бос. — Сория — мужчина, он смирится с неизбежным. Но
что делать с ребенком?
Марселина, прижав младенца к груди, объявила тор¬
жественно, словно речь шла о королевском отпрыске:
— Я его выращу, я вскормлю его своим молоком, как
родного сына!..
— И он станет для тебя родным сыном, потому что бу«*
дет обязан тебе жизнью,—сказал полковник, и голос его
в первый раз обрел человеческую теплоту. Потом своим
обычным, бесстрастным тоном приказал: — Когда сер¬
жант Сория вернется, пусть придет ко мне.
И он вышел из палатки в сопровождении хирурга.
— Простите меня, полковник, но я не пойду к вам
пить мате, — сказал Лескано. — Я очень устал и лучше ля¬
гу спать.
23
— Я понимаю, доктор, ступайте... До свиданья!
Они расстались. Но, когда Вильялобос входил в па¬
латку, врач был уже на краю лагеря.
В нескольких шагах от него тихо катила свои воды ре¬
ка, белая в лунном свете. За ней простиралась необозри¬
мая пампа, казалось, такая же мирная, как река. И все же
всякий раз, когда Лескано созерцал пустынный простор
равнины, его охватывала щемящая душу тоска. Все его
планы и мечты становились жалкими и смешными перед
лицом этой дикой беспредельности, подчеркивавшей нич¬
тожность человека в сравнении с необъятным миром. Он
чувствовал себя подавленным, и ему казалось бессмыслен¬