сил Эмилио.

—      Да, каникулы кончаются, в конце месяца мы с Эле¬

ной поедем учиться,—ответила Эстер.

Наступила пауза. При упоминании о предстоящем

отъезде Панчо стиснул зубы. «Было бы для' чего ехать!»—

с досадой подумал он.

—      Мы тоже скоро вернемся,—сказал молодой чело¬

век. — Надеюсь, мне представится случай увидеться с ва¬

ми.

—      Возможно. Мы там долго пробудем.

Панчо пожелал всем покойной ночи и направился к на¬

весу. Он еще не успел выйти из освещенного круга, когда

134

появилась Элена. С огорчением посмотрев вслед Панчо,

который так и не обернулся, она села возле сестры. Эле¬

на была уверена, что Панчо, хоть и пошел спать, не смы¬

кает глаз, и не потому, что ему мешают голоса людей,

громко разговаривающих неподалеку от навеса, а потому,

что его не покидает мысль об отце, который остался один

на почтовой станции. А может быть, и о том, как одиноко

будет ему самому, когда она уедет. И ее терзало, что она

не может остаться с ним, чтобы ему было не так тяжело.

—      Пойдем, приятель! Уже поздно, а здесь люди рано

встают,—сказал начальник Эмилио.

—      Сейчас иду,—весело ответил тот и, став поближе

к свету, записал в книжечку адрес тетки девушек, который

дала ему Эстер.

Элена, поглощенная своими мыслями, вошла в дом. За

ней последовала улыбающаяся Эстер. Дон Томас немного

проводил землемеров и вернулся, не позабыв напоследок

заглянуть в корраль. Все было в порядке. Уставший за

день фермер пошел спать. Но едва он разделся и лег в

постель, как услышал шепот жены:

—      Послушай, Томас, ты ничего не заметил между

Эленой и Панчо?

—      Что ты имеешь в виду?—удивленно спросил он.

—      Гм... Мне кажется, они неравнодушны друг к другу.

—      А что в этом плохого?

Дон Томас почувствовал, что задел ее за живое, и

приготовился выслушать гневную отповедь. Но донья Эн-

карнасьон сдержалась и только сказала:

—      Ну, бог даст, в конце месяца девочки уедут, и у

меня будет душа спокойна.

Тем и кончился этот разговор.

Панчо заложил тарантас. Хотя, когда он запрягал ло¬

шадей, его не слушались руки и из пальцев, казалось оде¬

ревеневших, не раз выскальзывала сбруя, лицо его остава¬

лось бесстрастным. Порой до него доносились смех и воз¬

гласы Эстер, торопившей Элену. Время от времени разда¬

вался громкий голос доньи Энкарнасьон, нетерпеливо на¬

поминавшей, что пора ехать. Не было слышно только го¬

лосов дона Томаса и Элены, но Панчо и без того ясно

представлял себе выражение их лиц. Во всяком случае, у

Элены было, наверное, такое же лицо, как утром, когда

она подошла к нему и попросила заложить тарантас. Он

135

тогда ничего не ответил ей — комок подкатил к горлу.

А Элена вдобавок обратилась к нему с просьбой, которая

все еще звучала у него в ушах:

—      Панчо, если ты хоть изредка станешь писать мне,

для меня время будет тянуться не так медленно.

Как будто она не знала, что он не умеет писать!

«К чему она, грамота?—постоянно ворчал отец.—Один

обман от нее. Что ни грамотей, то мошенник!»

Старик был прав, как права была тетушка Хуана, ко¬

гда говорила: «Доктора?.. А что от них толку?.. Чем уче¬

нее, тем никчемнее».

Он не хотел усугублять горечь разлуки и молча спря¬

тал в кармашек пояса бумажку, на которой она написала

адрес тетки.

Наконец из дому вышел дон Томас с двумя чемодана¬

ми, которые Панчо взял у него и уложил в тарантас. По¬

том появились женщины. Элена посмотрела в глаза Пан¬

чо. Только этим проникновенным взглядом она и могла с

ним проститься, так как донья Энкарнасьон была насто¬

роже и не давала им перемолвиться хотя бы несколькими

словами.

—      Поехали, поехали, уже поздно!—торопила она доче¬

рей.

—      Послушай, Энкарна, не поехать ли Панчо с вами на

станцию, чтобы тебе не возвращаться одной?—сказал дон

Томас.

—      Не надо, я и одна доберусь, — с раздражением

буркнула она.

Мать и дочери уселись в экипаж. Отец пожал руки

Элене и Эстер. Панчо, стоя поодаль, пристально посмот¬

рел на Элену. Донья Энкарнасьон, окончательно выведен¬

ная из себя этим взглядом, дернула вожжи, и тарантас

тронулся.

—      До свиданья, папа! Счастливо оставаться! — закри¬

чали девушки.

Фермер сдавленным от волнения голосом пожелал им

счастливого пути. Вдруг раздался звонкий голос Элены,

полный горячего чувства:

—      До свиданья, Панчо!

Ошеломленный юноша помахал рукой вслед удалявше¬

муся тарантасу.

—      Тоскливо нам будет без них, — подойдя к Панчо,

грустно сказал фермер.

136

—      Да, — ответил Панно.

Односложные ответы Панно часто вызывали досаду у

дона Томаса, но на этот раз, то ли потому, что он уже

привык к ним, то ли потому, что догадывался, что у Пан¬

но тоже тяжело на душе, ему была приятна эта немного¬

словность.

—      Теперь мне только и остается работать день и ночь,

чтобы поменьше думать о них, — промолвил он.

—      Да, — отозвался Панно.

Дон Томас направился к дому, а Панно пошел в поле.

Он искал одиночества и тишины, чтобы поговорить с са¬

мим собой и, проникшись покоем равнины, приглушить

свою тоску. Он прошел мимо своей лошади; завидев хозяи¬

на, она протяжно заржала. А может, подумал он, как, бы¬

вало, поступал Сеферино, когда на него нападала хандра,

вскочить на коня и скакать без устали куда глаза глядят,

чтобы уйти от самого себя? Но тут же с горечью ответил:

«К чему? Сколько бы я ни кружил по степи, все равно

в конце концов вернусь сюда».

Он понимал, что его связывают с землей и с Эленой

прочные узы, какими слабыми они подчас ни казались бы

Вдруг он вспомнил говорливого и по-городскому развязно¬

го Эмилио и представил себе, как какой-нибудь хлыщ, вро¬

де него, там, в Буэнос-Айресе, так же нагло начинает уха¬

живать за Эленой. Но Панчо так верил в нее и был так

уверен в себе, что тут же отбросил эту мысль. «Нет, она

вернется!.. Вернется!»

Он шагал по земле, ждавшей плуга, чтобы разверзнуть

свое лоно и принять в него семена, и, по мере того как

удалялся от фермы, уже скрывшейся из виду, вновь обре¬

тал спокойствие и сознание собственной силы. Он не знал

только, земля или Элена сообщает ему эту твердую веру

в будущее.

Медленно тянулся месяц за месяцем. Дон Томас поста¬

рел, тоскуя по дочерям, но оставался по-прежнему бодрым

и энергичным, со знанием дела, приобретенным долгим

опытом, он вел хозяйство и, предвидя различные помехи

и трудности, старался заранее принять меры к тому,

чтобы их устранить.

— Послушай, — как-то раз обратился он к Панчо, —

та женщина, что жила с вами, а потом уехала в селение

137

и нанялась в прислуги, не пошла бы работать на ферму,

если б ты с ней поговорил?

—      Надо у нее спросить.

—      Спроси. Теперь, когда Энкарне приходится управ¬

ляться одной, мы могли бы взять работницу.

Панчо воспользовался первой же поездкой в селение,

чтобы переговорить с Клотильдой. Она приняла предло¬

жение дона Томаса, полагая, что на ферме скорее встретит¬

ся с Сеферино, когда тот вернется. О нем не было ни слу¬

ху ни духу, но Клотильда не жаловалась на судьбу. Она

работала не покладая рук и, казалось, не знала устало¬

сти. Серьезная, внимательная и тихая, она с первой минуты

понравилась фермерам. Донья Энкарнасьон, правда, вна¬

чале присматривалась к Клотильде в надежде обнаружить

что-нибудь предосудительное в ее отношениях с Панчо, но