Речь шла о серии ограблений грузовиков в Новой Англии. Совместная операция, проводимая бостонским отделением ФБР и полицией штата Массачусетс, получила кодовое название «Лобстер». В ней принимали участие десятки фэбээровцев и полицейских. Ключевая роль в операции принадлежала агенту ФБР под прикрытием Нику Джантурко, сотруднику нью-йоркского отделения бюро, внедренному в банду под именем Ник Джарро. Его привлекли к участию, чтобы свести к минимуму вероятность, что агента узнает кто-то из местных гангстеров. Кандидатуру Джантурко предложил Коннолли. Агенты трудились в одном отделе в те времена, когда Джон проходил службу в «Большом яблоке»[19], и с тех пор оставались друзьями.

Джантурко обосновался в бостонском районе Гайд-парк на товарном складе площадью в десять тысяч квадратных футов, оснащенном прослушивающей аппаратурой и камерами видеонаблюдения. ФБР и полиция штата арендовали помещение в одном из соседних домов, там находился «центр слежения», где шла работа с видеокамерами и микрофонами. Всего в нескольких кварталах от склада в другой арендованной квартире располагался командный пункт.

Джантурко завязал отношения с крупной шайкой налетчиков в середине 1977 года, выдавая себя за скупщика краденого. Многие из грабителей промышляли в Бостоне, в районе Чарльзтаун. Ассортимент похищенного поражал разнообразием. Среди товаров, конфискованных благодаря Джантурко, были мука, спиртное, принадлежности для бритья, мебель, наборы инструментов, пиво, лыжные куртки, спортивные костюмы и прочая одежда, строительное оборудования, сигареты, кофе, а также микроволновые печи. Пятнадцать месяцев спустя, осенью 1978 года, руководители Джантурко в Бостоне рапортовали в Главное управление ФБР, что 31 октября станет, возможно, днем окончания операции. К тому времени удалось изъять похищенных товаров на сумму в 2,6 миллиона долларов.

Пока Моррис занимался операцией «Лобстер», Коннолли проводил встречи с Флемми, и во время одной из бесед два самостоятельных дела неожиданно объединились. «До меня случайно дошел один слушок, – рассказал Флемми. – Мой приятель говорил, что знает некоего скупщика, который берет все. Дескать, к этому парню свозят целыми вагонами краденый товар. Мои дружки давно присматривались к нему – думали навестить, ведь он ворочает большими деньгами. Но решили пока ничего не предпринимать – вдруг барыга с кем-то связан. Вот приятель и заговорил со мной о том парне. Просил узнать, не прикрывает ли его кто. Потому что ребята готовы действовать, но не хотят огрести неприятности».

Позднее Флемми уверял, будто тогда понятия не имел, что тем скупщиком был федеральный агент под прикрытием, близкий друг его куратора. Всерьез встревожившись за Джантурко, Коннолли тотчас позвонил ему, чтобы предостеречь.

«Мистер Коннолли застал меня дома, – вспоминал потом Джантурко. – Он спросил, не собираюсь ли я встретиться с парнями из Чарльзтауна».

Ник подтвердил, что действительно договорился с бандитами о встрече тем же вечером на складе.

«Коннолли велел не ходить, – признался он. – Потому что те парни задумали меня убить». Для Джантурко, измученного долгими месяцами работы под прикрытием, новость стала настоящим потрясением. Он устал жить с оглядкой, быть постоянно настороже, прикидываясь Ником Джарро, скупавшим краденое в Гайд-парке, и оставаясь при этом федеральным агентом, примерным семьянином, заботливым мужем и отцом. Он не пошел на встречу, а в дальнейшем не раз повторял, что бесконечно благодарен Коннолли за предупреждение.

Коннолли не упомянул об этом эпизоде в своем отчете, как не уведомил о случившемся и двух агентов ФБР и полицейских, руководивших операцией «Лобстер» и отвечавших за безопасность Ника Джарро. Он доложил обо всем Моррису, причем полученные от Флемми сведения искажались в процессе пересказа, как в детской игре в «испорченный телефон». Предполагаемое вымогательство превратилось в угрозу убийства. Чем больше Коннолли с Моррисом говорили о происшедшем, тем сильнее сгущали краски, рисуя полную драматизма картину кровавого ночного побоища, которое удалось предотвратить, сохранив жизнь федеральному агенту. Эта история весьма убедительно доказывала важность негласного сотрудничества с Балджером и Флемми. «Случайный слушок», переданный осведомителем, как говорится, попал в десятку, став надежным аргументом необходимости сделать Коннолли и Моррису все возможное, чтобы сохранить Балджера и Флемми для ФБР.

К концу 1978 года над головами агента ФБР Коннолли и его начальника сгустились тучи, предвещая страшную бурю – процесс о мошенничестве на скачках. Вместо того чтобы развалиться, дело, построенное на показаниях ключевого свидетеля, Толстяка Тони Чуллы, набирало обороты. В последнее время Хауи Уинтеру и его банде пришлось выдержать немало ударов, и самый жестокий нанес Чулла. Суд штата признал Уинтера виновным в вымогательстве, тот отбывал срок в тюрьме Массачусетса, пока Толстяк Тони разливался соловьем перед Большим жюри федерального суда в Бостоне. Однако перед тем как оказаться в тюрьме, Хауи успел навестить подручного босса мафии Дженнаро Анджуло и занять у него более двухсот тысяч долларов – причиной послужила череда крупных потерь на скачках в Новой Англии.

В номере «Спортс иллюстрейтед» от 6 ноября 1978 года вышла обширная статья о Чулле и его преступной жизни. На обложке красовалась фотография «мастера махинаций на скачках». Журнал заплатил новоиспеченному свидетелю обвинения десять тысяч долларов за большое интервью, в котором упоминалось о расследовании, проходившем в это время в Бостоне. Пока же Толстяк Тони выступал ключевым свидетелем на судебном слушании в городке Маунт-Холли, штат Нью-Джерси, давая показания против девяти жокеев и тренеров. Дело, разбираемое в местном суде, было для него своего рода генеральной репетицией приближавшегося бостонского процесса.

Все это не на шутку тревожило Джона Коннолли. Но заботила его не судьба Хауи Уинтера, а будущее Балджера и Флемми. В известном смысле суд в Нью-Джерси не представлял непосредственной угрозы для бостонских гангстеров. На процессе разбирались обвинения только против жокеев. Но участие Чуллы в слушаниях в Нью-Джерси сильно осложняло жизнь Коннолли и его «подопечным». Свидетельствуя против жокеев, Чулла впервые поведал широкой публике о том, как работает схема мошенничества на скачках. Пока Коннолли жонглировал показаниями Флемми, которые, возможно, помогли уберечь от большой беды агента под прикрытием Ника Джантурко, Толстяк Тони представлял суду подробнейший отчет о расстановке сил в махинациях, принесших бостонским гангстерам миллионы долларов. В какой-то момент Чуллу попросили назвать его подельников в Бостоне. Вначале тот изобразил нерешительность, выдержал долгую паузу, словно актер перед ключевым монологом.

– Ваша честь, я назвал их имена, когда давал показания Большому жюри федерального суда. Не знаю, вправе ли повторять их здесь, на открытом слушании.

На судью не произвели впечатления моральные терзания Толстяка Тони.

– Сейчас вы здесь, – возразил он, приказав Чулле назвать его главных партнеров в Бостоне.

Отступать было некуда, и на этот раз Чулла не стал колебаться.

– Приятели, с которыми мы работали сообща, – начал он. – Одного из них зовут Хауи Уинтер. Другого – Джон Марторано, М-а-р-т-о-р-а-н-о. Еще был Уайти Балджер. И Стивен Флемми.

1978 год близился к концу, федеральное расследование дела о мошенничестве на скачках вступило в завершающую фазу, прокуратура готовилась предъявить обвинения подозреваемым. Джон Коннолли и Джон Моррис решили, что должны что-то предпринять, хотя показания Чуллы под присягой в другом штате и усложнили задачу, сузив пространство для подковерных игр.

Прежде всего Коннолли и Моррис тайно встретились с Балджером. Встреча носила неофициальный характер. О последующем совместном совещании в январе 1979 года федеральные агенты также не стали упоминать ни в отчетах, ни в докладных записках. Коннолли и Моррис навестили Балджера в его квартире в Южном Бостоне, чтобы обсудить дело, построенное на показаниях Чуллы. «Мы думали, что нам вот-вот предъявят обвинения», – говорил потом Флемми о тех беспокойных январских днях.